Герцогиня на службе у Короны (СИ) - Ширай Вера

Я натянула капюшон на голову, стараясь скрыть дрожь в руках, и почти выбежала из кабинета, прежде чем он успел что-то ответить.

Глава 28

ВОЗВРАЩЕНИЕ ВО ДВОРЕЦ

Вторая жизнь. После охотничьего домика.

Мы смогли провести в охотничьем доме всего одну ночь, и уже утром Феликса снова вызвали во дворец. Но и этой одной ночи оказалось достаточно, чтобы многое изменилось.

Он не просто позволил мне тренироваться с ним — он сам организовал занятие. Не смеялся, не называл моё желание наивным или бесполезным. Напротив: отнёсся серьёзно. Не тешил моё самолюбие, не подбирал мягкие слова, чтобы расположить меня к себе. Феликс просто объяснил всё, как есть: мои слабости, мои шансы, мою тактику выживания при столкновении с врагом. И это сработало, я впервые ощутила, что он по-настоящему заинтересован во мне.

Он был груб, когда этого требовала ситуация, и нежен, когда я в этом нуждалась. И именно в этой честности, в этом контрасте, было что-то, что мне… безумно понравилось.

Но портрет не выходил у меня из головы. Девочка с тёмными глазами, изображённая на нём, словно вырвала часть моего душевного спокойствия, одержав явную победу над моей тихой радостью. Я узнала её. И взгляд этой женщины преследовал меня даже в дороге.

Я ехала в окружении нашего сопровождения, Феликс — чуть впереди. Я старалась смотреть на дорогу, на леса и поля, на привычный пейзаж.

Нет неразрешимых проблем, повторяла я себе, пытаясь ухватиться за мудрые слова, прочитанные когда-то в книге.

Мы въехали за крепостные стены королевского дворца. Слуги поспешно разбирали наши вещи, Феликс раздавал распоряжения чётким, властным голосом, а я, воспользовавшись этой суетой, решила ускользнуть в сад.

Уверенной походкой я пересекала двор, когда раздались громкие выкрики стражи. Началась проверка товара: гружёные телеги, купцы с их вечными криками о «лучшем качестве», торгаши, спорящие за каждую монету.

Швеи выходили из бокового прохода башни, возбуждённо переговариваясь о фасонах и узорах. Их смех и оживлённые голоса, казалось, прорезали воздух слишком резко, притягивая моё внимание.

Я оглянулась — и за всей этой суетой, словно случайно затерявшись, стояла повозка с тканями.

И вдруг… время словно замедлилось, я узнала ту самую повозку. Я перестала слышать шум двора, перестала видеть мельтешение слуг и стражи. Существовала только я и эта повозка. Ткани. Те самые ткани.

Я стояла, затаив дыхание, — в ожидании. Сердце стучало так громко, что казалось, его услышат окружающие. Я ждала чуда. Ждала, что вот сейчас, как когда-то… в прошлой жизни, мой дар снова пробудится.

Я была уверена: если в замке герцога я смогла почувствовать беду и ни раз, то теперь, здесь, в сердце королевской крепости, мой дар обязательно откликнется. Я верила, что увижу больше, чем просто предвестие беды и смерти.

Но ничего не происходило.

Девушки-швеи оживлённо обсуждали ткани, осторожно передавали их слугам, указывая, в какие покои нести. Всё выглядело так обыденно, так просто, что это казалось издевательством.

Я сделала несколько шагов к повозке. Каждый шаг был наполнен ожиданием — сейчас, вот-вот… Но никакой вспышки силы, ни намёка на магические нити, ни шума в ушах, что предупреждает о беде. Пустота.

Я в панике уставилась на свои руки. Пальцы дрожали. Я резко встряхнула ладонями, будто могла снять с них невидимую пыль и разбудить то, что спало внутри. Но ладони были обычными — лишь чуть покрасневшими от того, как сильно я сжимала поводья во время езды. Ничего больше.

Успокойся. Успокойся. Я приказала себе дышать глубже, закрыла глаза, расслабила пальцы. Магия не любит паники, внушала я себе. Если я соберусь, если успокоюсь — всё получится.

Я снова пошла навстречу этой проклятой повозке. Старалась ни о чём не думать. Потом попробовала другой метод, думала только о тканях. Спрашивала сама себя — где угроза? Но в ответ была тишина.

И тогда меня накрыло. Страх. Настоящий, холодный, выжигающий. Я не могла поверить, что мой дар… исчез. Что он просто покинул меня, как будто того дня и вовсе не было.

Я стояла среди оживлённого двора — потерянная, напуганная, словно в стеклянной клетке, отгороженная от мира. В ушах звенел лишь один вопрос:

Как я могла потерять свой дар?

Резко сильные руки мужа потянули меня на себя. Я даже не успела понять, как герцог оказался рядом — не верхом, не с сопровождением, а рядом со мной, как будто почувствовал неладное ещё раньше, чем это случилось. Его хватка была твёрдой, властной, не оставляющей мне ни единого шанса вырваться.

В следующее мгновение я поняла, что двор взорвался шумом. Конь, вырвавшийся из рук конюха, бешено рванул вперёд. Испуганный слуга закричал, предупреждая, и этот крик разнёсся по двору быстрее, чем удар копыт.

Но всё пошло иначе, чем я помнила. Я не упала, не оказалась под копытами. Слуги, конюхи и сам Феликс среагировали мгновенно — они взяли коня в кольцо, загнали, успокоили, не дав ему разнести двор. Всё произошло стремительно, почти слаженно, будто они были готовы к такому исходу.

А я всё это время чувствовала на себе взгляд мужа. Он не сводил с меня глаз, даже когда вокруг кипела суматоха. Его лицо было суровым, напряжённым, он был зол.

— Что с тобой? Ты в порядке? — спросил он наконец, и в его голосе не было ни капли мягкости. Тон был жёстким, как у дознавателя, но за этой холодной оболочкой пряталось слишком явное беспокойство.

Я не могла ответить. Все слова застревали в горле. Ткани в этот момент заносили во двор, швеи уже принимали рулоны и обсуждали фасоны, а я… я стояла потерянная, будто в тумане. Всё, о чём я могла думать, — это о том, что мой дар исчез. Мой единственный шанс понять грядущую беду просто… покинул меня.

* * *

Муж прислал лекаря в мои покои. Каждый раз, когда Феликс заходил, он просил Эву оставить нас наедине, навещал меня несколько раз за день, будто проверял не только здоровье, но и то, как я держусь. Даже вечером остался у меня, расположился в кресле у окна и, как ни в чём не бывало, раскрыл папку с донесениями.

Его присутствие действовало на меня странно. Я ощущала себя под постоянным присмотром. И даже после всего того, что было между нами, я по-прежнему чувствовала стеснение — невидимую тяжесть, будто он своим молчанием напоминал сколько у нас тайн друг от друга.

Если бы не его настойчивость в проверке моего здоровья, я бы давно уже перебирала книги в библиотеке, ища хоть малейшую зацепку о том, как вернуть свой дар. Но вместо этого я лежала в постели, гадая, что страннее — моя слабость или новая привычка мужа оставаться рядом.

Я уже решила: если завтра всё будет так же, то к неловкости от его присутствия, после событий в охотничьем домике, прибавится вина за то, что я отвлекаю его от дел, и моё раздражение — ведь сама я так и не смогу заняться важным вопросом.

С этими мыслями я резко вскочила с кровати, шагнула к шкафу и принялась вынимать платье.

— Что ты делаешь? — голос Феликса прервал тишину.

— Собираюсь на прогулку, — ответила я, стараясь звучать уверенно.

Он отложил бумаги и посмотрел прямо на меня. В его взгляде было предостережение, мягко скрытое за внешней спокойной строгостью.

И я поразилась, насколько переменился этот человек. Как интересно, поведение мужчины изменилось столь кардинально, стоило ему лишь признать меня своей.

* * *

Я уже шла быстрым шагом по направлению к библиотеке — каждая клеточка моего тела протестовала против бездействия. Я не собиралась сдаваться: дар не мог исчезнуть просто так. Я знала это так же отчётливо, как своё имя.

Но, обогнув угол, я едва не столкнулась с принцессой Элинор и её делегацией. Она сияла, словно только что вышла на сцену: лёгкая улыбка, безупречный жест руки. И, завидев меня, принцесса всплеснула ладонями так радостно, будто мы не виделись целую вечность.