Барон фон дер Зайцев 2 (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

— Народ налетай валенки (Filzstiefel) раскупай! — Иоганн дёрнулся на этот призыв. Именно валенок ему сейчас не хватает. В замке пол настолько холодный, что на нём лёд хрустит.

Валенки купили у весёлого цыганистого мужика все. Двадцать две пары. К сожалению, детских не было, но Иоганн с этим товарищем договорился, что через две недели тот привезёт в Ригу с Дерпта, откуда он приехал, детские валенки все, сколько успеет сделать. Нужно и сестрёнке Василисе подарок привезти, да и Герде не лишними будут. А говорят валенки русские научатся делать лет через сто. Всё врут, как всегда, календари.

Ладно, ладно, эти штифели были не совсем валенками. Это были сапоги из войлока без каблуков, снизу ещё и кожей обшитые. Не красавцы русские из двадцатого века. Войлок не той плотности и острые носы из-за сшитых кусков кожи и войлока делали эту обувку громоздкой и некрасивой. К тому же шерсть явно брали с разных овец, от белой почти до рыжей через серую. Пятнами шли эти валенки цветными. Одного не отнять, они были толстые и войлочные. Самое то для зимы.

— Aber geizen Sie nicht, kaufen Sie Malerei! (А вот не скупись, покупай живопись). — Получалось совсем не в рифму. Это Иоганн своим фальцетом прокричал, когда они подобрали себе место в ряду, где всякими поделками народного промысла торговали. Выложили прямо на попону, разложенную на земле, балясины, а два новика стояли и держали в руках картины со львом и драконом. А рядом ещё двое, которые били по рукам тем, кто ручки шаловливые тянул, хотел приклеенные камешки потрогать.

Ученики художественной школы… первые два получили задание аккуратно раскрасить несколько балясин краской из жёлтого янтаря и налепить по нескольку небольших кусочков. И эффект сорочий сработал. Чёрт его знает, есть ли у тебя лестница, куда можно балясина приспособить, но красивая штучка с блескучками вот она, почему бы её и не купить. А уже потом можно придумать, куда её приспособить. Сделал токарь Клаус и несколько скалок. Эти не раскрашивали. Рабочий инструмент…

— А это что за штука и почему она другая? — человек был в волчьей шубе, понятно, что мех внутрь, сверху же была парча. Богатенький.

— Скалка… — Иоганн решил пошутить, — это такой модный в Англии и Франции предмет, им дворяне всякие, конты, герцоги, графы и прочие маркизы дворню по спине охаживают, если те ленятся.

— Во Франции?

— Точно.

— А две я возьму. А то у меня лодырей хватает одну быстро сломаю.

В общем, балясины и скалки быстро раскупали, а вот картины на куски не рвали желающие купить. Приходили спрашивали цену, получали ответ, что сорок марок и даже не торгуясь падали в обморок и их за ноги оттаскивали, чтобы не мешали следующим упасть. Время шло, балясины кончались, и Иоганн уже думал, что картины не продать. Не та публика вокруг, тут людей полтора кило серебра, таскающих в кошелях, не лишку. Да, просто ни одного нет.

— Придётся вместе с мылом нести оружейнику Михаэлю, — пожаловался Иоганн Георгу, но тут подошёл настоящий покупатель.

Явно барон какой, целый шлейф из воинов и слуг за спиной.

— Эти? — ткнул он пальцем в картины, обращаясь, к одному из слуг, одетому в чёрный богатый хук на медвежьем меху.

— Эти, херр Кнут, — но Иоганн на этих двоих уже не смотрел. У одного из воев сопровождавшись херра Кнута была в руках пищаль. Огромная. Метра полтора в длину, при стволе около семидесяти сантиметров. Калибр тоже, как и у его пистоля в дюйм. Приклад просто в виде длинной палки, на конце которой ещё и медный набалдашник был. Полки и приспособления в виде фитильного или другого замка не было. Его пистоль в первоначальном виде, только длина ствола в три раза длиннее.

— Иоганн! Иоганн, ты чего заснул? Или замерз? — тряс его староста Георг, — Фрайхер спрашивает сколько стоит картина.

— Я видел такую у архиепископа, — ткнул пальцем в льва барон. Он был невысок, но такой упитанный. Брода как у боярина, и весь в соболях и парче. Можно смело рисовать и подписывать, что это русский боярин. Но говорил херр Кнут на немецком без всякого акцента, да и вряд ли боярина могут звать Кнут.

— Сорок марок за любую.

— А что за страшилище нарисовано на второй картине?

— Это китайский дракон, он изрыгает пламя и может летать.

— Сорок. В покоях архиепископа одна такая. Со львом. Я возьму обе.

Ну, вот, не зря он рекламу через того толстяка организовывал. Другой толстяк уже клюнул.

— Георг, выясни у воина этого, где он взял пищаль?

Событие семьдесят первое

К продаваемому подворью они добрались уже после обеда. Пока управляющий с мукой разбирался, пока торговались с обладателем пищали, потом ещё искали того мастера — кузнеца, что ствол ковал для оружейника. Нашли его только с помощью своего главного торгового партнёра оружейника Михаэля, за одно и мыло сбыли. И нашли за пределами Риги, только не со стороны откуда они попадают в город, а с противоположной. Это уже было далеко за городом и даже за посадами, повстанцы с литвинами до этого места не добрались и кузницу не порушили. И мастер был жив и здоров и даже процветал. Возле его кузни стояло несколько всадников в очереди подковать коня. А рядом был постоялый двор, только ещё меньше и беднее, чем тот, в котором они остановились. Разговор с кузнецом не заладился, занят он, а завтра? И завтра занят. Ствол? три марки, но, как время будет.

— А если четыре и десять штук сразу закажу, — решил простимулировать мозговую деятельность ворчуна Иоганн.

Мастер вбил последний гвоздь в ногу соловой лошадки и свёл спалённые огнём под ноль брови к мясистому красному носу. Затем он губы гузкой соорудил и начал в голове мокрой и голой на морозе умножать десять на четыре. Иоганн стал помогать:

— Это сорок марок…

— Сгинь, сатана! А кто у вас старший? — кузнец обвёл странную компанию. Всё в железе дорогущем с головы до ног, все на дестриэ, все одеты очень дорохо-богато, в мехах. А разговор с ним пацан в тряпье разговаривает. Не совсем в тряпье, но хук подбит дешевым лисьем мехом, а на голове обычная матерчатая мурмолка с оторочкой вообще из овчины, да и та с чужой явно головы. С большой умной головы.

Это Иоганн с воином херра Кнута торговался, хотел пищаль у него купить и свою мурмолку с волчьим мехом на землю швырял, в запале торга, пока её в навоз не втоптали, пришлось купить тут же на рынке первую попавшуюся.

— Барон фон дер Зайцев, — Отто ткнул пальцев в мурмолку, и она съехала Иоганну на нос, зрения лишив.

— Задаток десять марок. Мне специальное русское мягкое железо нужно покупать, что из Новгорода возят.

— Вона чё⁈ Русского? Отто, отсчитай ему десять марок. А когда забирать?

Кузнец опять, всё что мог, на лице красном к краснющему носу сгруппировал. И завис. Можно было рукой перед физией помахать.

— Через неделю, — опять решил подсказать Иоганн.

— Schweinehund! (Свинячья собака)! Донерветер! Через месяц.

— А если партиями по пять?

— Через четыре недели и два дня, — этот оскал с половиною зубов сто процентов олицетворял победную улыбку.

— Ну, вот, это же гораздо быстрее! Приедем с тридцатью марками… Отто позвони марками в кошеле. Приедем вот этот с этими не звонкими марками через четыре недели, — на самом деле… Иоганн, столкнувшись с современными монетами был разочарован. Такое устойчивое выражение, как звон монет сейчас не работало, что шиллинги, что марки, что билонные пфенниги не звенели. Они глухо брякали. Проведя несколько опытов, Иван Фёдорович пришёл к удивительному для себя выводу, серебряные монеты не звякают.

Может золотые звякают, но золотые монеты что-то ему пока не попадались. Это, наверное, к меняле какому надо идти, но пока цели копить золото не было, была противоположная — пускать деньги в дело, в оборот, в прогрессорство.