Ревизор: возвращение в СССР 45 (СИ) - Винтеркей Серж

Первые несколько минут говорили о погоде и немножко о внешней политике. Сразу к намеченной теме разговора переходить нехорошо, есть же общепринятый этикет, который необходимо соблюдать, когда люди между собой не так хорошо и знакомы.

Тем более эти разговоры позволяют прощупать, в том числе, и настроение собеседника, его настрой на что-то конструктивное. В данном случае, конечно, это было не очень важно. Этой встречи бы не было, если бы у Межуева не было настроя на то, чтобы выручать Павла Ивлева.

Но ритуалы важны сами по себе, их необходимо соблюдать ради общего спокойствия. Начнёшь нарушать привычное течение встречи, ожидаемое собеседником, и у людей сразу же появятся вопросы: а не запил ли ты, не возникло ли у тебя каких-нибудь проблем с нервами, а то и серьёзных неприятностей на работе, что так дёргаешься?

Наконец, после того, как они обсудили проходные темы и опрокинули по стопарику водочки, можно уже было перейти и к основному вопросу.

– Так как же мы будем выручать-то нашего Ивлева? Из тех проблем, что у него возникли после того, как он там набедокурил с этим интервью с Фиделем Кастро? – спросил Межуев.

Всё правильно – он инициатор этой встречи. Значит, по этикету он и первый должен подымать тот вопрос, который инициировал.

– Лучше всего, конечно бы, выйти на Громыко изнутри его ведомства, чтобы у Андрея Андреевича не создалось ощущение, что на него давят. Человек он очень серьёзный, если обидится, то может напрямую к Леониду Ильичу пойти с жалобой, что в его сферу деятельности грубо вмешиваются. А Брежнев может, не разобравшись в деле, сорваться на того, кого мы попросим по этому делу за Ивлева вступиться, если это давление будет внешним.

– Полностью согласен с вами, Виктор Павлович, – кивнул Межуев. Примерно так же я и сам рассуждал. Беда только в том, что у меня в Министерстве иностранных дел выше начальника отдела ни одного знакомого не имеется, а сами понимаете, это не тот уровень, с которого можно на серьёзный вопрос к министру выходить.

– Прекрасно понимаю, Владимир Лазоревич, – улыбнулся Захаров. – К счастью, у меня есть знакомый заместитель министра иностранных дел. Но чтобы его задействовать, нам надо придумать, как его правильно мотивировать, чтобы он за это дело вообще взялся. Всё же, учитывая строгость и принципиальность Андрея Андреевича, определённые риски для него в этом плане будут.

– Ну, в плане мотивации я могу пообещать ему внешнюю поддержку, если вдруг дело пойдёт не так, как запланировано, – тут же сказал Межуев, – ну и беспристрастное рассмотрение проблем в будущем, если вдруг у него по нашей линии какие-то вопросы возникнут, в которые нашу организацию попытаются вовлечь. Сами понимаете, как честный коммунист, ничего большего в плане мотивации я предложить, собственно говоря, и не могу.

– Понимаю, конечно, понимаю, Владимир Лазоревич, – всплеснул согласно руками Захаров. – Ничего другого я, естественно, и не имел в виду.

Ну конечно, – подумал Захаров, – так он сейчас и сознаётся почти незнакомому человеку, что у него приличные доходы от того, что он покровительствует директору мебельной фабрики, имеются. И конвертик замминистру толстый передать, скинувшись со мной, никаких проблем не составит. Ну и тем более, если я узнал случайно, что он прикрывает одну мебельную фабрику, то есть все шансы, что на самом деле это далеко не одна фабрика. Раз начав, тяжело остановиться. Хотя если никакой информации о том, что Межуев такими делами занимается, по Москве не идёт, может быть, ему и хватило силы воли остановиться только на одном предприятии. Подпольный объём продукции там большой у них, кто знает, может, они выручку с него пополам с директором пилят, вот ему и хватает. Но в любом случае, конечно, на такой встрече со мной он об этом ни слова не скажет, впрочем, как и я ему ни слова не скажу о своих делах.

– Хорошо, тогда в плане мотивации договоримся следующим образом, Владимир Лазоревич, – сказал Захаров. – Я со своей стороны тоже обеспечу при необходимости всемерную поддержку этому заместителю, если Громыко неправильно воспримет его визит к нему. Если надо будет, то и к Гришину пойду с просьбой. Гришина Громыко уважает.

Конечно, Захаров прекрасно знал, что идти к Гришину с такой просьбой в данный момент ему точно не стоит – не такое ещё серьёзное влияние у него есть на Гришина. Вот после того, как он нанесёт к нему визит, и если Гришин одобрит ещё две инициативы, что Ивлев придумал, вот после этого уже и можно будет определённые вещи такого рода с Гришина и требовать, и это будет им совершенно нормально воспринято. Так что в этом плане он немножко блефовал.

Но не скажешь же прямо, что с его стороны мотивация к замминистру будет заключаться главным образом в толстом конверте со сторублёвками. Дипломат уже давно сидит в Москве, не выезжая за рубеж, а зарплаты московские в МИДе даже на уровне заместителя министра и близко не стояли рядом с теми, которые есть у посла за рубежом. Зато всё это компенсируется возможностью зарабатывать на стороне, как в том случае, о котором они сейчас и говорят.

Пожалуй, трех тысяч рублей хватит, чтобы замминистра пошёл к Громыко по поводу Ивлева. Ну и, конечно, гарантий, что в случае проблем из-за этого за него вступится не только Захаров, но и его хорошие знакомые и покровители. Так что с этой точки зрения вклад Межуева как представителя такой влиятельнейшей структуры, как КПК ЦК КПСС, будет неоценим.

Основное соглашение было уже достигнуто. А дело не дошло ещё даже до горячего… Впрочем, у Захарова была ещё одна тема для разговора.

– Владимир Лазоревич, а у вас есть дети или внуки в нежном возрасте? – спросил он Межуева.

Тот был явно озадачен таким вопросом.

– Я почему спрашиваю? – поспешно объяснил Захаров, чтобы сгладить неловкость ситуации. – Дело в том, что Павел Ивлев придумал такую интересную вещь, как детские площадки, равных которым не видывали и Великобритания, или США. Возможно, вы слышали о них или даже уже и видели? Несколько десятков по Москве уже установлено.

– Да, конечно, видел. Так это, получается, задумка Ивлева? – с нескрываемым удивлением спросил Межуев.

– Совершенно верно. Эскиз его жена рисовала. И ещё одну художницу они подрядили. При этом сам Ивлев благородно отказался от каких-либо процентов за авторское право, передал эти права жене и той самой художнице.

– Надо сказать, наш Ивлев открывается для меня с новой стороны, – подняв брови, сказал Межуев, – удивлён такой его разносторонностью. Право слово, молодец, что повёл себя так благородно по отношению к женщинам.

– Так вот, в развитие темы, – улыбнулся Захаров. – Сами понимаете, именно мы в горкоме и занимаемся указанием мест для установки этих новеньких детских площадок. Так что если у вас в семействе есть дети нужного возраста – площадки рассчитаны примерно на возраст от годика до четырнадцати лет, – то я могу посодействовать, чтобы такая площадка у вас во дворе пораньше появилась.

А если нет, то давайте адрес, и я присмотрю за тем, чтобы она у вас под окном не появилась, потому что, честно говоря, оказался у этой площадки неожиданный побочный эффект. Она настолько хорошая и так привлекательна для детворы, что вся мелочь не только сбегается с окрестных дворов, но и приезжает на автобусах, троллейбусах, и, говорят даже, некоторые по выходным и на электричках с родителями из Подмосковья в стольный град ради нее наведываются…

Так что шум во дворе стоит, конечно же, изрядный – детвора своё счастье ничем ограничивать не хочет.

– Вы знаете, это ценное предложение, – усмехнулся Межуев. – В этом случае я оставлю вам два адреса, где такая площадка должна быть, и где её точно не должно быть.

***

Глава 20

Куба, Гавана

Ночка у капитана КГБ Дьякова не задалась. Дочка съела что-то не то, и до утра маялась желудком. Только под самое утро ее отпустило, и она, наконец, заснула. Дьяковы сильно измаялись за ночь, но дело молодое, захотелось компенсировать как-то бессонную ночь, и капитан КГБ тут же потащил жену в спальню. Впрочем, никакого сопротивления с её стороны не наблюдалось, скорее ответный азарт. Но тут, едва он завалил её на кровать, внезапно зазвонил телефон.