Хозяин антимагии 4 - Миф Базаров

Я автоматически потянулся забрать друга. Но Ольга резко прикрыла его ладонью, как птенца.

— Куда?

— Я… заберу его. Мне нужно к бронепоезду. Срочно.

— Нет, — голос снова стал жёстким, как вначале. Зелёные глаза сверкнули. — Если сейчас его трясти в дороге, таскать по полям сражений — все мои труды насмарку. Мотя может впасть в кому или умереть от истощения. Оставь его здесь.

— Но… — во мне боролись долг и привязанность. «Стриж», Волынский, Рыбаков, Кучумов — они там, в неизвестности. И здесь… — Вы не понимаете! Там мой поезд, мои люди! Их мог…

— Но что? — Ольга перебила, вставая во весь рост. Она была ниже Софьи, но в этот момент казалась не менее внушительной. Её взгляд уперся в мой. — Не доверяешь? Думаешь, я, как моя благородная сестрица, только и жду, чтобы твоему зверьку кости переломать? — в голосе прозвучала горькая усмешка.

Вопрос повис в воздухе. Да, мысль мелькнула. Потоцкие. Сестра Софья — загадка и потенциальная угроза. Почему Ольга должна быть иной?

— Софья Потоцкая — ваша сестра? — спросил я прямо, глядя в глаза девушки и пытаясь уловить ложь.

Она не отвела взгляда. Лицо исказила гримаса отвращения и… боли?

— Ясно, — Ольга сжала губы. — Вы очередной придворный шут, влюбленный в её холодное совершенство? Или шпион, присланный проверить «неблагонадёжную» сестру? Убирайтесь. Вон!

Девушка сделала шаг ко мне, явно намереваясь вытолкать.

Я не отступил.

Мотя слабо пискнул в руках Потоцкой, пошевелил ухом, словно протестуя против ссоры.

— Нет, — сказал твёрдо. — Я не её ухажер. И тем более не шпион, следящий за вами. Я Кирилл Пестов. Фабрикант с «жестяной банкой» на рельсах. А с вашей сестрой… у нас сложные отношения. Но вы… — я махнул рукой в сторону Моти. — Вы только что сделали то, что не смог бы ни один маг в этом лагере. Вы спасли его. И вы… просто очень похожи. Внешне. Но совсем разные. Здесь, — я ткнул пальцем себе в грудь, туда, где сердце.

Ольга замерла, изучая моё лицо. Гнев в глазах поутих, сменившись настороженным любопытством.

— Ладно, — наконец капитулировал я перед очевидным ради Моти. — Он остаётся. Но я вернусь, как только разберусь с… бронепоездными делами.

— Как знаешь, — буркнула девушка, уже отворачиваясь к столу, где бережно устраивала Мотю в чистой корзинке с мягкой тряпицей. Она склонилась над ним, закрывая спиной, словно ограждая от мира. И от меня.

— Спасибо вам, Ольга Фёдоровна, — сказал я искренне. — Огромное спасибо.

Она не обернулась, не ответила. Лишь плечи чуть вздрогнули.

Развернулся и вышел из шатра в серый свет наступающего дня.

Воздух пах дымом и свободой. Но на душе было тяжело.

Белов погиб.

Мотя остался у незнакомки с лицом врага.

«Стриж» был где-то там, в руках потенциального предателя Волынского.

Но, шагая к месту, где должны ждать платформа и Чернов, я поймал себя на странной мысли.

Встреча с Ольгой Потоцкой не была случайностью. Она ощущалась как… необходимая.

Как когда-то встреча с Кучумовым, чья фанатичная преданность стала опорой.

Как появление Рыбакова — человека долга и чести в хаосе этого мира.

Даже Чернов, этот тёмный и опасный инструмент Белова, его присутствие рядом щекотало нервы, но казалось логичным звеном в цепи.

И вот теперь она — «крысиный доктор» с руками, творящими чудеса, и сердцем, полным горечи.

Почему? Не знаю.

Но внутренний голос, та самая интуиция, что не раз выручала меня и в прошлой жизни, и в этой, настойчиво шептал: держи Ольгу близко. Она понадобится.

В отличие от Софьи, чьё холодное совершенство и двойная игра вызывали лишь раздражение и желание держать на дистанции, Ольга… Ольга была другой.

Настоящей.

И, возможно, куда более опасной в своей искренности. Я ускорил шаг. Сначала — «Стриж».

Потом — возвращение за Мотей и за ответами.

Глава 18

Платформа дёрнулась, колёса заскрежетали по рельсам.

Мы тронулись.

Воздух мгновенно наполнился запахом дыма и машинного масла. Я прислонился к холодному ограждению, ощущая вибрацию стали под ладонью: ритмичную, живую.

После каменной гробницы карцера эта дрожь металла казалась дрожью свободы.

На крыше кабины, во вращающихся бронированных башенках, трое пулемётчиков проверяли затворы орудий. Металлический лязг был резок, деловит.

Внутри платформы — знакомые лица первой команды снабжения. Они узнали меня мгновенно: плечи расправились, спины выпрямились в почти инстинктивном порыве, хотя формальной команды не было.

— Здравия желаем, барон! — крикнул старший, Валерий. Шрам на его щеке — память о стычке с тварями в первый день в этой колонии.

Чернов молча занял свободное место у ограждения, его глаза сканировали мелькающий пейзаж, словно искали засаду в каждом ущелье.

К платформе были прицеплены три открытых вагона. Они оказались доверху загружены рельсами, уложенными как серебряные слитки. Ящики с костылями, скобами, мешки с мукой и солью — груз, от которого зависел пульс «Стрижа», его способность двигаться вперёд.

— Как работалось без меня? — спросил команду, глядя, как лагерь уплывает назад.

Гражданская рубаха и брюки, добытые наспех, висели мешковато, напоминая о днях в грязной яме. Но это был лишь костюм. Внутри них тот же я.

— По графику, барон! — отозвался машинист Григорий, его руки уверенно лежали на рычагах. — Три рейса в сутки, как часы: провиант, вода, ящики с патронами да снарядами и рельсы. А капитан Рыбаков… — он покачал головой с почтительным недоумением, — … он ваш «Стриж» вперёд гонит темпами, каких свет не видывал! Лунев с Марсовым вкалывают как проклятые!

Гордость наполнила грудь. Мои люди. Без приказов, под угрозой мятежа, в неведении о моей судьбе, они строили. Как неутомимые стальные муравьи, тянущие нить железной дороги и порядка через горы хаоса.

— Даже когда Строганов… — начал было Валерий, но тут же спохватился.

— Даже тогда, — тихо, но отчётливо закончил я за мужчину. — Спасибо. Всем.

Платформа нырнула в знакомый серпантин. Скальные стены сомкнулись над нами словно каменные челюсти.

Внизу, в бездне, ревела горная река. И вот он, каменный мост. Опоры-исполины, израненные взрывом, держали арку. Чёрные подпалины на камне, грубые заплаты из магически уплотнённого бетона — шрамы моей первой битвы здесь.

— Проблем с мостом больше нет? — спросил я, впиваясь