Истинная на сдачу, дракон в комплекте - Ника Калиновская

равно здесь никто не собирается проверять мой паспорт. И вряд ли в этом мире вообще существует что-то подобное. Безбумажное королевство, где слово и печать значат куда больше личной подписи или удостоверения.

Так что двадцать — так двадцать. Новая жизнь, новый возраст.

Остальная часть документа, к моему удивлению, вполне соответствовала действительности. Или, по крайней мере, не содержала ничего подозрительного. Имя — мое, пусть и слегка искаженное, место «пребывания» указано верно, сведения о передаче — как и рассказывал Кристиан. Придраться было особо не к чему. И всё же... быть уверенной наверняка нельзя. В этом мире — точно нет.

Я кивнула собственным мыслям, будто дала себе молчаливое разрешение, и не раздумывая больше, взяла перо. Вскоре на бумаге появилась моя размашистая подпись — крупная, уверенная, совсем не та, какую ждут от рабыни. Подпись человека, привыкшего к другому статусу.

Мужчины за столом переглянулись. Один даже приподнял брови, другой нахмурился, будто я вновь нарушила какие-то их внутренние представления о «правильных» рабах. И всё же ничего не сказали — только принялись шептаться между собой, явно обсуждая следующую проблему.

Оказалось, перед ними встала не такая уж и простая дилемма: куда деть меня на ближайшие три дня, пока герцог разбирается с налоговыми недоразумениями. Бумаги, подтверждающие мою новую принадлежность, уже оформлены, но формально я пока никуда не «прибыла». И пока это не зафиксировано, за меня несут ответственность они.

— В камеру мы ведь её не отправим, — осторожно произнёс один из канцеляров.

И я мысленно зааплодировала. Вот хоть кто-то здесь не лишён здравого смысла. В камеру? Меня? Там могут быть крысы. Или вши. Или соседи с топором и без душевного равновесия.

— Хорошая мысль, — не удержалась я, тихо добавив вслух и, поймав на себе удивлённый взгляд.

Может, они и привыкли к молчаливым девочкам, которые кивают и не отсвечивают. Но, похоже, я снова удивила присутствующих. А ведь впереди было ещё целых три дня.

— Ну и куда, по-твоему, мы должны её деть? — с раздражением произнёс один из мужчин, вскинув голову. — Может, ты заберёшь эту спорную... леди к себе домой? Скажем, предоставишь ей убежище и гарантии на следующие три дня, а?

В тоне звучала откровенная насмешка, приправленная усталостью и раздражением, но прежде чем адресат успел хоть как-то отреагировать, дверь кабинета распахнулась и внутрь, слегка по-хозяйски, вошёл главный жандарм — тот самый сухопарый и строгий, что до этого беседовал с торговцем.

Принесла же его нелёгкая именно сейчас, когда разговор начал принимать обороты, выгодные мне. Вся комната будто замерла на вдохе. Он окинул присутствующих быстрым взглядом, словно уже всё знал, и, не утруждая себя извинениями за вторжение, положил на стол перед коллегами какую-то папку, пахнущую уличной пылью.

— Закончили? — сухо поинтересовался главный, скользнув взглядом и по мне.

Нет, определённо, он пришёл вовремя — по его мнению. А по-моему — как гром среди ясного неба.

Жандарм молча наблюдал, как его коллега пробегает глазами по аккуратно сложенным бумагам в принесённой папке. Я изо всех сил старалась рассмотреть, что там написано, вытягивая шею и косясь в сторону стола, но расстояние было слишком велико. Видела только ровные, плотно исписанные строки — без шанса различить хотя бы одно слово.

Наконец, канцелярий закончил чтение, удивлённо покосился на командира и коротко кивнул:

— Под вашу ответственность.

Я не сразу поняла, о чём идёт речь. Но догадка пришла уже через пару ударов сердца — когда этот тощий, как жердь, жандарм подошёл ко мне вплотную, почти касаясь плечом, и, словно по какому-то своему сценарию, подмигнул, кивнув с лёгкой ухмылкой:

— Пойдём.

Он развернулся и не оборачиваясь направился к двери, будто уже знал, что я последую за ним. А я… осталась на секунду стоять, растерянно глядя на канцелярия за столом. Молча, без слов, спросив взглядом: мне правда с ним идти?

Тот ответил едва заметным, но вполне утвердительным кивком. Ну чудесно. Я быстро вздохнула и осторожно направилась за жандармом, стараясь держаться с достоинством. Хотя в голове всё вертелся один и тот же вопрос:

Куда он меня ведёт? А может, всё же… лучше бы в камеру?

Кристиан Виери

Я оставил Орлина вместе с возничим у дороги — оба прекрасно понимали, что ожидание может затянуться, и потому устроились поудобнее в тени у телеги. Кивнул им, мол, оставайтесь здесь, скоро вернусь, — но прежде чем сделать шаг, Орлин окликнул меня и протянул аккуратно перевязанный свёрток.

— Небольшой презент для леди, — пояснил он с полуугольком во взгляде. — С просьбой идти — негоже с пустыми руками.

Я взял свёрток, коротко кивнув в знак благодарности, и направился в сторону виноградников, чувствуя лёгкую тяжесть в руке и ещё более ощутимую — в мыслях.

Солнце лениво скользило по спине, пригревая, но не обжигая, а лёгкий ветерок разносил терпкий запах земли, зрелых ягод и сухой травы. Тропа вилась меж аккуратно ухоженных рядов лоз, и вскоре впереди послышались голоса — рабочие обсуждали что-то на ходу, кто-то смеялся, кто-то ворчал. Среди множества голосов легко выделялся один — твёрдый, уверенный, с лёгкими нотками насмешки. Голос самой леди Луарийской.

Я приблизился, не торопясь вмешиваться. Она, с закатанными рукавами и плотно затянутым корсетом, уверенно отдавала распоряжения, поправляла что-то в корзинах, принимала взволнованные жалобы и не теряла при этом доброжелательной иронии. Настоящая хозяйка. В голосе — контроль, в жестах — знание дела.

Некоторые из собравшихся уже косились на меня. Шептались, кто-то указал в мою сторону, но я сохранял вежливое терпение, позволяя хозяйке самой заметить своего гостя. Не хотелось вмешиваться с ходу. Пусть увидит меня тогда, когда сочтёт нужным.

Маркиза как раз беседовала с женщиной, державшей корзину, когда, будто в задумчивости, протянула руку и выбрала одну из тяжелых, сочных гроздей. Пальцы скользнули по тугим виноградинам, остановились на паре особенно спелых. Она сорвала их с легкостью, как будто не виноград, а нити тонкой ткани отделяла.

Подняв ягоды, леди Милана аккуратно разломила каждую пополам, следя, как плотная кожура расходится, открывая прозрачную, чуть мерцающую мякоть. Сквозь неё — будто капельки меда на солнце. И именно в этот момент её взгляд скользнул в мою сторону и замер.

Девушка убрала руку, не спеша, виноградины исчезли в складках тонкого платка, который сразу же спрятала за пояс. Маркиза встретила мой взгляд — прямо, спокойно, без лишних эмоций, но и без холода. Лишь спустя пару долгих секунд на её лице появилось сдержанное подобие улыбки — чуть приподнялись уголки губ, тень теплоты проскользнула в глазах.

Что-то едва слышно прошептала