Тай-Пен (СИ) - Шимохин Дмитрий

— Ну а ты, Курила, что скажешь? — устав от бесплодного спора, наконец спросил меня Тит. — Как ворота взрывать будем? Кто прав из нас? Ты главный, тебе решать!

— Вы оба неправы, — сказал я тихо. Все удивленно замолкли.

Я опустился на корточки и кончиком ножа начертил на клочке утоптанной земли грубую схему ворот.

— Смотрите сюда. Вот створки — толстые, окованные железом. Они специально предназначены, чтобы держать удары тарана. Бить по ним — все равно что лбом стену прошибать. Вот засов. Допустим, мы его вырвем. Что будет? Створки завалятся внутрь и намертво заклинят проход.

Я провел ножом еще одну линию, соединив два вертикальных столба сверху.

— А вот тут их слабое место. Верхняя балка. Притолока. Видите, над ней крыша воротного портала? Это их и погубит…

Левицкий и Софрон непонимающе переглянулись.

— Это замкнутое пространство, — продолжал я, на миг вспоминая, как примерно так же сержант-инструктор объяснял нам на пальцах действие взрывной волны. — Если мы заложим заряд не у земли, где сила взрыва утонет в глине, а вот сюда, на балку, под самую крышу, взрывная волна, запертая в этом каменном мешке, превратится в настоящий молот. Она ударит вверх, в стороны и, отразившись, обрушится вниз всей своей яростью. Она не просто сломает балку. Она уничтожит всю конструкцию. Створки рухнут, а сверху на головы стражи обрушится шквал из огня, кусков черепицы и пылающих щепок.

Я поднял глаза. На их лицах, обожженных ветром, было написано изумление, смешанное с прозрением.

— И на это, — заключил я, — нам хватит восьми шашек динамита. Экономия, господа!

— Дьявольская хитрость, — восхищенно пробормотал Левицкий, с уважением глядя на мой чертеж.

— Это не хитрость. — Я стер схему сапогом. — Это опыт.

План утвердился без единого возражения.

— Значит так, — разборчиво, твердым тоном объяснил я диспозицию предстоящего боя. — На рассвете занимаем исходные позиции. Устраняем выстрелами стражу, казаки будут стрелять, а там и ворота взрываем. После взрыва казаки прямо на конях врываются в пролом и скачут в центр городка. Ваша задача — блокировать ямэнь и казарму, не позволить хунхузам разбежаться по городу, — обратился я к хорунжему. — За вами мы. Обеспечим удержание ворот, будем вгрызаться в первые дома, чтобы захватить плацдарм. Лян Фу, твои люди идут следом за казаками. Будете давить их главные силы, прочесывать кварталы — вам это проще всего, вы хоть немного понимаете местное наречие. Нанайцы Аодяна — резерв. Ударим ими там, где будет туже всего. Вопросы?

Вопросов не было. Костер быстро, без углей, прогорал прямо в пепел. В ночной тишине мы разошлись готовиться к штурму, и каждый из нас уже вел в мыслях свой бой.

Спать нам сегодня не довелось. Недолгие сборы — и вот уже отряд выдвигается навстречу неизвестности. В предрассветных сумерках мы приближались к городу, стараясь не шуметь. Особенно ловко это получалось у нанайцев — их ноги ступали по земле бесшумно, будто они были не людьми, а тенями. Ничего не подозревающий городок спал. Лишь на воротной башне тускло мерцал одинокий фонарь, выхватывая из темноты фигуру сонного часового.

— Хорунжий, начинаем! — прошептал я, и два казака вскинули ружья.

Рядом со мной появилось широкое лицо Сафара. Он знаком попросил разрешения выстрелить по часовому.

— Стреляй, Сафарка! — разрешил я. — Но потом держись в стороне. Не выздоровел ты еще для боя.

Башкир нервным движением закинул назад прядь волос, мешавшую целиться, и приложился к ложу своей дальнобойной тулки.

С разных сторон сухо щелкнули два штуцера, громыхнул ствол Сафара. Часовой на башне дернулся, будто наткнувшись на невидимую стену, и беззвучно рухнул вниз, за гребень стены. Казачьи стрелки взяли под прицел бойницы.

— Пора. — Я кивнул Титу.

Мы вдвоем, пригибаясь к самой земле, рванулись через открытое пространство. За спиной — тяжелая связка из восьми «драконьих зубов». Тит нес короткую, наспех сколоченную лестницу. Сердце билось не в груди, а в самом горле, и каждый шорох собственных шагов отдавался в ушах оглушительным грохотом.

У ворот мы вжались в шершавые, холодные доски. Тит торопливо приставил лестницу, и я со всех сил рванул наверх. Установил смертоносный узел на массивную поперечную балку, прямо под крышей портала. Теперь — запал. Пальцы, онемевшие от напряжения, казалось, превратились в чужие деревяшки, но я взял себя в руки и заставил сделать то, что нужно.

Короткий, скребущий звук — и запал ответил змеиным шипением, плюнув снопом тусклых искр. У нас пять секунд, чтобы свалить отсюда!

— Уходим!

Мы кубарем скатились вниз. Нет, мы не бежали — мы летели, распластываясь над землей, ныряя за спасительный выступ скалы. Я успел зажать уши и открыть рот за мгновение до того, как наша бомба грохнула на перекладине ворот.

Сначала слепящая вспышка, вырвавшая мир из серости. И лишь потом — удар. Тяжелый, утробный толчок, прошедший сквозь землю и ударивший в самые кости, встряхнул нас. Черт, я, наверное, никогда к этому не привыкну! Воротная башня, подброшенная чудовищной силой, на миг зависла в воздухе и рухнула внутрь, поднимая столб удушливой пыли.

Прекрасно! Проход открыт!

Тит рванул было вперед, но я удержал его за рубаху.

— Погоди, пока не лезь! Сейчас казаки поскачут. Затопчут тебя!

Но когда дым начал редеть, ледяной холод пополз по моей спине. Произошло то, чего я не учел: массивные, окованные железом створки, сорванные с петель и чудовищно искореженные, не разлетелись в щепки! Они рухнули плашмя, одна на другую, намертво заклинив собой весь проем. На месте ворот вырос неприступный бастион из перекрученного дерева, железа и обломков башни.

— В атаку! — уже ревел хорунжий Афанасьев. Его казаки, готовые ринуться в пролом, с гиканьем рванулись было вперед, но тут же в замешательстве осадили коней. Проскакать через этот хаос было невозможно.

И в этот самый миг городок взорвался яростью. Со стен, из уцелевших бойниц и окон ближайших фанз на нас обрушился ливень свинца. Пронзительно завыли сигнальные рога. В Силинцзы поднялась тревога.

Мой идеальный, выверенный до миллиметра инженерный план, моя гордость, только что рассыпался в прах. Вместо стремительного рейда нас ждала кровавая, вязкая бойня у заваленных ворот.

Казаки, спешившись, тут же открыли ответный огонь, укрываясь за камнями. Их яростная пальба сковала хунхузов у пролома, но было ясно — это временно. Мы потеряли главный козырь — стремительность. Каждый миг промедления давал врагу время опомниться, занять оборону по всему городу, и тогда мы увязли бы в этой мясорубке надолго, теряя людей одного за другим.

Мне остро требовался новый план. И немедленно. Но плана не было — зато был динамит…

— Тит, Софрон, за мной! — проревел я, выхватывая из сумы две шашки. — Закидаем их к чертям!

Пока казаки и мышляевцы, припав к земле, огрызались частым огнем, не давая хунхузам поднять головы, мы втроем подбежали к самому краю завала. Свинцовые осы запели вокруг, высекая искры из камней. Укрывшись за обломками, хунхузы поливали нас огнем.

— Разбегайтесь! — крикнул я, поджигая запалы.

Две шашки, брошенные поверх искореженных бревен, разорвались прямо в гуще засевших там врагов. На мгновение все потонуло в грохоте, дыме и криках. Этой короткой, страшной передышки нам должно было хватить.

— Расчищать! Живо! — скомандовал я, и мы с подбежавшими каторжанами навалились на завал.

Тесаные бревна, изломанные взрывом и переплетенные со скрученным железом, не поддавались. Драгоценные секунды уходили… Но тут началось нечто невообразимое. Пока мы тщетно пытались раскачать массивную балку, Тит, казалось, впал в боевое безумие.

Издав рев, которому мог бы позавидовать раненый медведь, он буквально набросился на обломки ворот. Его исполинская сила, которую он до этого словно сдерживал, вырвалась наружу. Он в одиночку, вцепившись в занозистое, обожженное бревно своими ручищами-крюками, вырвал его из завала и швырнул в сторону так, будто это было простое полено. Мускулы на его спине вздувались каменными буграми, на лбу выступили багровые вены.