Тактик.1 - Тимофей Кулабухов

не было. Однако началось довольно сильное заражение. Местные в таких случаях прибегают к ампутации, но… Я же цивилизованный человек, против такого похода, да и не хирург. Нужны медикаменты, и как можно скорее.

Не теряя времени, он отобрал дюжину самых крепких солдат и, прихватив мешочек с сестерциями, отправился на Чёрный рынок. Вернулся он через пару часов, нагруженный свёртками и склянками.

— Сначала там переполошились, — рассказывал он, раскладывая свои покупки. — Решили, что я, как сержант гарнизона, решил устроить облаву. Но когда я объяснил, что мне нужны реактивы и травы для лекарства, успокоились. Даже скидку сделали, узнав, для кого стараюсь. Похоже, наш Мейнард успел заслужить здесь некоторое уважение своей прямотой и основательностью.

В небольшом помещении рядом с винтовой лестницей, ведущей в наше тайное караульное помещение над мостом, мы спешно оборудовали для Эрика некое подобие химической лаборатории. Он расставил свои склянки, разложил ступки и горелки, и вскоре там запахло травами и какими-то едкими химикатами.

* * *

Следующие несколько дней Эрик практически не отходил от Мейнарда и своей импровизированной лаборатории. Он колдовал над ёмкостями, смешивал порошки, варил какие-то отвары, которыми потом поил и обмывал немца. Я с удивлением наблюдал за его работой — откуда у этого прожженного циника такие познания в медицине и алхимии, оставалось загадкой.

Организация службы и все бытовые вопросы в эти дни полностью легли на мои плечи. Солдаты, хоть и пребывали в несколько подавленном состоянии из-за болезни одного из командиров и общей мрачной атмосферы крепости, слушались меня беспрекословно. Авторитет, заработанный в предыдущих передрягах, особенно после битвы на болотах, делал свое дело. Я старался поддерживать дисциплину, но без излишней жестокости, понимая, что людям и так нелегко.

Я расставлял часовых, менял караулы на внешних воротах, назначал наряды, следил за работой кухни (там работало трое постоянных солдат, а ещё пятерых я назначал сменных, в помощь). Другие наряды подметали казармы, делали обход помещений.

Крысы больше не беспокоили городских жителей. Скорее всего наш поход в глубину напугал самых отчаянных из тварей, поэтому они не совались к нам.

Я редко поднимался в нашу верхнюю караулку, просторное помещение с открытыми окнами, где на новеньких стойках стояли замотанные в куски дешёвой ткани отремонтированные Мейнардом скорпионы. К которым он заказал у местных купцов пару сотен специальных стрел, больше похожих на маленькие копья. Чтобы порадовать немца, я забрал эти стрелы у кузнеца и оплатил. Когда Мейнард придёт наверх, то порадуется своим игрушкам.

Надо сказать, что хотя солдаты — народ суровый, за него переживали. Да чего там, я и сам волновался.

Наконец, на четвёртый день, кризис миновал. Мейнарду стало лучше. Лихорадка спала, опухоль на месте укуса начала уменьшаться. Он всё ещё был слаб, но уже мог сидеть и даже пытался шутить своим обычным, немного грубоватым способом. Эрик, усталый, но довольный, наконец-то позволил себе немного отдохнуть.

Зима окончательно вступила в свои права. Снег валил почти каждый день, засыпая узкие улочки крепости и превращая окружающие горы в безмолвное белое царство. Жизнь в «гражданской» части крепости текла своим чередом. Местные жители, привыкшие к суровым условиям, занимались своими делами: топили печи, чинили утварь, переругивались на рынке, где торговали в основном привозными товарами и продуктами местного скудного ремесла. Дети, закутанные в многочисленные слои одежды, играли в снежки или катались на самодельных санках с немногочисленных пологих склонов. Несмотря на все странности и мрачность этого места, в их жизни была какая-то своя, размеренная рутина, своеобразное спокойствие. Мы, солдаты Ордена, хоть и оставались для них чужаками, но уже не вызывали прежнего страха или откровенной враждебности. Люди привыкли к нашему присутствию, многие даже здоровались при встрече.

Одним таким морозным, но ясным утром я вел смену караула — шестерых солдат во главе с капралом, прозванным Носатым за выдающуюся часть лица, к внешним воротам крепости, тем самым, что выходили на мост.

Мы шли через ещё сонный город. Из труб вился дымок, пахло свежеиспеченным хлебом и горячим питьём. Редкие прохожие, кутаясь в плащи и меха, спешили по своим делам. Я кивнул знакомому булочнику, открывавшему свою лавку, и помахал рукой мальчишке, тащившему вязанку дров. На мгновение мне показалось, что в одном из тёмных переулков мелькнула знакомая фигура мэра Мюнцера, но он тут же скрылся из вида, или мне просто померещилось в утренних сумерках. Какая-то необъяснимая тревога шевельнулась внутри, но я отогнал её.

Мы подошли к помещению караулки у внешних ворот.

И тут меня как водой окатило. Ещё ничего толком не увидев, я понял, что что-то не так. Дверь, обычно запертая изнутри на массивный засов, была приоткрыта и висела на одной петле, словно ее выбили сильным ударом. В узкую щель между дверью и косяком я увидел… кровь на полу. И неподвижно лежащее тело в форме солдата Ордена.

Сердце ухнуло куда-то вниз.

— Стоять! — тихо, но властно скомандовал я своим солдатам, выхватывая меч. — Что-то случилось.

Осторожно толкнув дверь, я заглянул внутрь. Картина, открывшаяся моим глазам, заставила кровь застыть в жилах. Все шестеро солдат из предыдущей смены были мертвы. Убиты жестоко, профессионально. Никаких следов борьбы. Их просто вырезали, как скот на бойне.

Глава 18

Яд, подлость и каменные стены

Сердце не просто рухнуло, оно провалилось в ледяную бездну, вышибая воздух из лёгких так, что я на пару мгновений разучился дышать.

Знакомая, обитая железом дверь караулки, которую еще вчера вечером Носатый лично запирал на массивный засов, выкрикивая что-то о «мыши не проскочит», сейчас криво висела на одной, жалобно скрипнувшей от каждого порыва утреннего ветра петле.

Её словно вышибли ударом тарана, потому что ногами-руками её с места не сдвинуть. На полу, зиявшего тёмным, виднелась лужа. Не вода. Тёмная, почти чёрная на стылом камне, густая, уже начавшая отвратительно сворачиваться по краям. Кровь.

— Стоять! — мой голос прозвучал тише, чем я ожидал, хрипло, но властно. Шестеро солдат, идущих со мной на смену, замерли, как вкопанные, их утреннее благодушие, расслабленность воинов, идущих поприветствовать своих товарищей и занять их пост — мгновенно испарились.

Я перехватил клевец, ощущая привычную тяжесть и баланс оружия, ставшего почти продолжением руки. Осторожно, стараясь не издать ни звука, я вошёл внутрь помещения.

Картина, представшая глазам, заставила кровь похолодеть и застыть в жилах ледяной глыбой. Шестеро. Все шестеро солдат из предыдущей смены были мертвы. Не просто убиты — перерезаны, как свиньи на бойне. Горла вспороты одним точным, почти хирургическим,