Последний герой СССР (СИ) - Алмазный Петр

Блохин с американцем ничего не нашли. Сорокин не предложил даже умыться, но было заметно, что ему приятно наблюдать за тем, как КГБшник пытается безуспешно стряхнуть пыль с одежды. Подозреваю, что у этих двоих личные счеты, слишком уж эмоционально они реагируют друг на друга. Вокруг них воздух почти искрит от целой гаммы скрытых эмоций.

«Гостей» полковник Сорокин проводил до ворот — лично. Я отметил, что траспорт проверяющих на территорию «Р. И. П.» не пустили. Сорокин перебросился парой слов с охранником на входе, и вернулся к контейнеру.

— Влад, пойдем. — И быстрым шагом направился к лабораторному зданию. Я обратил внимание на то, что сегодня строителей нет. Работа приостановлена. — Где Петр? — Сан Саныч оглянулся.

— Убежал к Насте, уже наверное обедает, — ответил я.

— Отлично. Ему не нужно присутствовать при нашем разговоре, пока вся эта свистопляска с проверяющими не утрясется.

Лабораторное здание имело странную планировку. Я уже был в нем, когда ботаник пытался протащить в машину оборудование, но тогда вошел с другой стороны и сразу попал в небольшое помещение. Сейчас же Сорокин провел меня по периметру. Лаборатории соединялись в центре лучами и я вдруг вспомнил, что в своей первой жизни был здесь. Тогда же, когда посещал дом Лисавенко — во время школьной экскурсии. И нам очень ярко рассказывали о том, что здесь будет оборудован климатрон. Что вот в этом отсеке будет воссоздан климат тропических лесов Африки; а здесь — климат пустынь Средней Азии; а в следующем отсеке — тундра с ее карликовыми деревьями, мхами, лишайниками и морошкой. Потом, насколько я читал, это здание выкупила московская фирма, и идея климатрона еще долго не давала покоя новым собственникам. Даже начали ремонт здания, но скоро разорились. Значит, «Р. И. П.» в моей первой реальности не существовал? И эта реальность, в которую я попал, умерев в офисе от сердечного приступа, действительно альтернативная? Но обдумать не успел — Сорокин нажал кнопку, отключая сигнализацию.

Мы попали в небольшую — квадратов шесть — комнату с лифтом, в центре огромного, разделенного на лепестки лабораторий, зала. В кабине две кнопки без обозначения этажей. Сан Саныч нажал на одну — и лифт ухнул вниз.

Судя по времени, мы спустились на три этажа — не меньше. Останавливаемся. Еще одна дверь — куда более серьезная. Сорокин молча подходит к панели возле, пальцы порают над клавиатурой, вбивая длинную последовательность цифр. Тихий щелчок — и красный глазок сигнализации гаснет. Щелчок замка, тяжелая дверь отъезжает в сторону. В холодном воздухе запах металла.За этой дверью еще одна. Массивная, стальная, с маховиком посредине, словно в банковском хранилище.Сорокин вращает колесо, дверь открывается.

Воздух внутри сухой и холодный. Вдоль стен стеллажи с опечатанными металлическими ящиками, ряд сейфовых ячеек — все как в самом надежном банке.

Сан Саныч оборачивается ко мне, его лицо в синеватом свете кажется высеченным из камня.

— Давай. — Говорит он.

Я скидываю рюкзак с плеча, расстегиваю. Внутри, аккуратно обернутый в спальник, лежит черный чемоданчик. Похож на чемоданчик со спутниковым телефоном, но крупнее, тяжелее, с дополнительными кнопками на верхней панели, о назначении которых я могу только догадываться.

Усмехаюсь про себя. Всплывает картинка: тайник, который показал Олег Клочков, там, за вагончиком, под камнями. Я так и не сказал об этом Петру. Перед выездом Сорокин дал мне предельно четкие инструкции: «Ни слова. Никому. Даже ему» — и кивнул в сторону ученого. В принципе, правильно. Петр — романтик, он бы увидел в этом шаге предательство, а не необходимость. Сейчас, находясь в самом чреве этого странного места, я очень четко понимал, что в «Р. И. П.» любая эмоция — это роскошь. Или слабость.

Передаю чемоданчик Сорокину. Он берет его уверенно, осторожно проводит ладонью по поверхности. Бросает на меня взгляд, в нем удовлетворение от сделанной работы. Без слов открывает одну из ячеек ключом, который снимает с шеи — висел на шнурке вместе с крестиком. Внутри лежит еще один чемоданчик. Почти близнец того, что я доставил из горной долины, но поменьше и кнопок на верхней панели не так много. Ну-ну, переносной пульт управления был уничтожен⁈ Да как же! Я хмыкнул.

Полковник Сорокин кладет второй пульт рядом с первым и закрывает ячейку. Дело сделано.

Обратный путь кажется длиннее. Синяя лампа в лифте мерцает, отбрасывая наши тени на стены. Сорокин не произносит ни слова. Я тоже молчу. В голове роятся вопросы, но задавать их сейчас не стоит. Не ответит человеку «с улицы». Я и так слишком много видел за то недолгое время, что работаю здесь. Что ж, приберегу их до лучших времен, если эти времена когда-нибудь наступят. Или, если не найду ответов сам…

Когда вышли из лаборатории, я бросил взгляд в сторону контейнера. Группа силовой поддержки уже расчистила площадку от останков и БТР готовился отъехать. Оперативно они.

Слепящий дневной свет после подземной синевы флуоресцентных ламп заставляет щуриться. Сан Саныч быстро идет к домику профессора Лисавенко, почти игрушечному на фоне лабораторной махины. Вошли в зеленое фойе, я принюхался — пахнет жареной картошкой. Странно. Там, за этой «оранжерейной» стеной есть еще и кухня? Хотя, скорее всего, есть. Ведь когда-то давно профессор жил здесь с семьей, а значит, где-то готовили еду. Ни Насти, ни Петра возле стойки с телефонами не было.

Быстро поднялись по лестнице и Сорокин сразу направился в свою часть «распашонки». В кабинете прошел к столу, но не сел, облокотившись о спинку стула. На его лице появилась редкая, почти искренняя ухмылка.

— У Олега Клочкова, — говорит он неторопливо, будто смакуя каждое слово, — юмор, конечно, очень своеобразный, но сегодня… — полковник не сдержался, хохотнул — коротко и скрипуче, — сегодня он меня просто порадовал! Надо было так «пошутить» — загрузить в контейнер кости! Я впервые видел Колю Блохина таким… — он помолчал, подбирая слово, — грязным. В прямом смысле. С головы до ног в пыли и прахе. Зрелище, однако!

— Кто такой Олег Клочков на самом деле? — не смог удержаться от вопроса. Филолог после пединститута вряд ли способен провернуть фокус с контейнером. И на фоне этого рассказ проводника о его «приключениях» в Монголии кажется если не ложью, то полуправдой — как минимум.

Ухмылка слетает с лица Сан Саныча, будто ее и не было. Взгляд снова становится таким, от которого неподготовленному человеку впору окаменеть. Он смотрит на меня прямо, словно взвешивая, сколько правды мне можно выдать, не сломав хрупкий баланс между доверием и безопасностью.

— Кто такой Олег Клочков? — переспрашивает он, будто размышляя вслух. — Даже не знаю, что тебе ответить…

Он замолкает, взгляд его теряется где-то на черных шторах и тут же возвращается ко мне.

— Ты про Фотия Лескина когда-нибудь слышал?

Я кивнул. В памяти всплыли скудные сведения из Википедии.

— Старовер. Командовал армией в Восточном Туркестане в сороковые годы. Загадочная личность, — ответил Сорокину, уже, впрочем, понимая, куда он клонит.

Сорокин беззвучно усмехнулся.

— Загадочная… Да, ГРУ — такая контора, Влад. Что ни человек — то загадка. Что ни биография — то прикрытие. Лесков был одним из таких. И Клочков из той же породы.

Сан Саныч замолчал, но этого мне достаточно. Он ответил на мой вопрос. Но Сорокин продолжает говоить, и его голос становится тише, но тверже:

— Сейчас Клочков, своего рода, засланный казачок, работает под прикрытием. Играет свою роль в одной очень и очень опасной игре. И в связи с этим приказ: от Петра ни на шаг! Даже до отхожего места его одного не отпускай. Понял?

Я молча киваю. Понимаю, какой ношей будет столь тесное сосуществование с нашим гением, но — работа есть работа.

— Наружку я к нему приставил давно. И еще… Ремонт закончится буквально через несколько дней. Чужих больше здесь не будет. — Голос Сан Саныча становится обычным, деловым и резким. — Он переселится сюда. На третьем этаже лабораторного корпуса есть несколько жилых помещений. Но, подозреваю, что наш Петя будет дневать и ночевать в лаборатории. Его стихия. А наша с тобой задача — сделать так, чтобы в этой стихии ему ничего не мешало и никто его не потревожил. Особенно те, кто прикидывается своими…