Белый генерал. Частная война (СИ) - Greko

Он ошибся — офицер-мадьяр понял это, когда сблизился с человеком в белом мундире настолько, что можно было разглядеть его лицо. Французская фраза «Сдавайтесь, генерал!» застряла в горле. У Скобелева не могло быть бороды, и державший в руках два револьвера русский офицер в явно не генеральском мундире был существенно моложе. Лайош с удивлением впился взглядом в оружие, отметив про себя тонкую гравировку на Смит-Вессонах. Это было последнее, что он увидел перед тем, как обманувший его враг разрядил оба ствола прямо в грудь венгра, в щегольский приталенный мундир, в крученые пуговицы-оливы и в ремень лядунки, отделанный золотым галуном.

Выстрелы Дукмасова из револьверов послужили сигналом. Со склонов ущелья в гусар полетел град пуль — настоящий смертоносный поток. Триста тяжелых винчестеров, из которых нелегко стрелять с седла, но великолепно с подготовленной позиции. Они могли выплюнуть дюжину патронов из магазине и тринадцатый из ствола примерно за полминуты. Мой отряд на короткое мгновение превратился в скорострельную картечницу, сумевшую за короткое мгновение буквально снести весь эскадрон венгерских гусар. Немногие уцелевшие попытались удрать. Наивные, их ждали рогатки, уже расставленные герцеговинцами у выхода из ущелья. Если хватит ума, то сдадутся, нет — у гайдуков найдутся свинцовые аргументы объяснить мадьярам глубину их заблуждений.

Засаду, конечно, организовал мистер Икс, которому я безропотно уступил управление телом, а сам превратился в безмолвного наблюдателя. Генерал был явно в своей стихии. Он учел каждую мелочь, не надеясь на русский авось. Нарезал вооруженным винчестерами солдатам сектора обстрела, расставил их так, чтобы никто не попал, как он объяснил, под «дружеский огонь», чтобы стрельба велась под углом и с разной высоты. Проверил маскировку позиций, довел до каждого его роль. Не забыл про перекрытие ущелья рогатками.

— Точность, внезапность, разбор целей, огневой мешок! Не забудьте, что по мере опустошения магазина центр тяжести винчестера будет смещаться от середины ствола к казенной части, — инструктировал он бойцов. — И берегите вражьих лошадей, ребятушки, они нам еще пригодятся.

Все вышло как по еще не написанному учебнику по тактике партизанской войны, у гусар не было шансов, немногие уцелевшие в этой бойне подняли руки. Мистер Икс приказал начать сбор трофеев и обязательно отложить десяток-другой целых мундиров.

Зачем?

— Пригодятся, — таинственно ответил мистер Икс и отругал Стану Бачевич: — Ты-то куда полезла? Рука же еще не зажила.

Девушка, нарядившаяся как на праздник в расшитую куртку-либаду, и бровью не повела, счастливо мне улыбнулась, покачала замотанной в чалму с выпущенным из-под нее на спину цветастым платком головой. Жадно втянула ноздрями, будто амброзию, пропахший порохом воздух. В здоровой руке она сжимала тяжелый револьвер, за поясом торчал дареный четниками ятаган. Герцеговинская валькирия!

— Ковачевич! — окликнул генерал армии харамбаши. — Отправь своих четников в ближайшие деревни. Пусть скажут людям, что здесь бесхозного добра навалом. Райя любой тряпке будут рады, не говоря уже про сапоги и карабины. Они же разнесут весть о нашей победе.

Авангард 61-й пехотной бригады 4-го корпуса бодро двигался по лесной дороге ускоренным маршем. В его задачу входила деблокада голодающих остатков 20-й дивизии в Добое и доставка им продуктов. Позади осталась нелегкая переправа через Саву у Славонски-Брода, но командование корпуса в Будапеште требовало максимально ускориться, и офицеры гонведа торопили солдат, напирая на благородство цели похода, на спасение комрадов из Трансильвании. Погода радовала — тепло, от скрытой за плотными зарослями ракиты и ольхи реки Укрина веяло прохладой, от частых сосен на склонах невысокой цепи круглых гор — здоровым лесным духом.

Все изменилось в одночасье, никто и охнуть не успел. Словно призрачные тени или огромная стая серых волков, из светло-зеленых кустов у реки и хвойной поросли и деревьев на скатах, с обеих сторон дороги, на полковую колонну молча бросились странные люди в высоких меховых шапках и со страшными кинжалами в руках. Лишь когда они практически одновременно достигли марширующих солдат, раздался жуткий крик-вой-стон. Гик! Черкесский боевой клич, от которого стынет кровь в венах и подкашиваются ноги, страшнее, чем свист пуль. Казалось, он звучал отовсюду — на лесных склонах, в прибрежных кустах, спереди, сзади, слева, справа. Потом пришел черед кинжалов. К венграм в шинелях и узких синих брюках подлетали бородатые горцы в серых черкесках, хватали их за ремень ранца, дергали на себя и били точно в грудь, пробивая ее клинком насквозь. Вырывали его обратно и бросались на новую жертву, даже не успевавшей сорвать с плеча винтовку. Трехбатальонный полк, не считая его нестроевой и обслуживающей части, был вырезан за несколько минут — практически в тишине, без единого выстрела. Спастись удалось немногим, в основном офицерам, кому посчастливилось растолкать конем паникующих солдат и атаковавших черкесов, пробиться к реке — в ее холодных водах нашли они свой шанс уцелеть. Солдат, пытавшихся сбежать за ними, утащили на дно тяжелые ранцы.

— Я вспомнил одну историю времен Кавказской войны, — рассказывал мне Кундухов, когда мы смогли наконец встретиться в лагере между Тузлой и Добоеем. — Дело было в 1850 году, я тогда служил на Линии. Сто сорок грузинских милиционеров и русских солдат князя Кобулова шли по узкой лесной тропинке, и на них из-за деревьев набросились лезгины. Всех перекололи, до единого. На одном теле я насчитал десятки сквозных ран. И заметьте, Михаил Дмитриевич, убитые не были новичками, знали повадки горцев, но никто не выжил. Вот я и подумал: австрийцы кавказской войны не знают, что если кинуться на них всем отрядом из леса? Подготовили засаду, хотя и без вековых деревьев, как на родине, и все прошло как по маслу. Только мы не стали, как лезгины, отрубать у мертвых кисти и головы. Раненых добили, пленных не брали. Минус один полк у 61-й бригады, которую это ужасное происшествие настолько напугало, что она позабыла о походе на Добой. 20-я дивизия капитулировала через несколько дней. Трофеев столько, что не знаю, куда винтовки девать. Хорошо, сербы к нам толпами повалили. Они меня называют русским генералом.

Муса Алхасович довольно огладил свою аккуратную бородку и замер в ожидании комплиментов. Они не замедлили последовать.

— Восхищен вашими успехами, паша! Вы меня явно перещеголяли.

— Как можно⁈ — с пылом воскликнул осетин. — Вы же не просто дивизию расколошматили в пух и прах — целое королевство захватили. И новое, говорят, основали!

— Насчет Боснийского королевства, — тут же перевел я разговор на политику. — Помниться, вы мечтали о новой родине для мухаджиров. Очень рекомендую включиться в процесс государственного строительства. Вы практически контролируете весь северо-восток Боснии. Действуйте как диктатор, как лицо, представляющее новое государственное образование. А потом можно будет подумать и об участии в будущем правительстве.

— Вы так уверены в успехе? Все же силы несоизмеримы.

— Сколько потерь, по-вашему, способна выдержать Австро-Венгрия? Есть порог, за которым откроется пропасть для Дуалистической монархии. Когда зарыдает, оплакивая сгинувших сыновей и отцов, каждой село Венгрии, каждое местечко Трансильвании, каждый городок Словакии — как по-вашему, о чем подумают в Будапеште? Венгры вообще были против оккупации, опасаясь усиления славянства в Империи. Что они предъявят Вене?

Кундухов задумался. Он, как человек образованный, с широким кругозором, неплохо разбирался в европейских делах, понимал, что эта война способна серьезно повлиять на всю систему международных отношений, а не только на внутренние дела Австро-Венгрии.

— Я полагаю, что наши успехи могут серьезно обеспокоить Белград. Кстати, оттуда по вашу душу прибыл человек. Милета Деспотович,полковник сербской армии, командир боснийцев во время восстания.