Это кто переродился? Книга 4 - Сириус Дрейк

погляди только, кого я привела! Это же твой друг! Ваня!

— Какой еще друг⁈ У меня тут нет друзей! Только твои-и-и-и…

Это он разглядел внизу меня. Его лицо — и без того испуганное — приобрело совсем отчаянный вид.

— Обухов⁈ Как ты сюда попал? Почему?

Я вздохнул и подошел поближе.

— Привет, Сема. Слезай уж, а то эта ветка явно не выдерживает твоей ту…

Затем там что-то хрустнуло, и сквозь треск, шелест и визг на землю полетело барахтающееся тело.

— Сема-а-а-а!

О землю он ударился как меч. Дырявый, старый и совсем уставший. Бабушка, всплеснув руками, кинулась к нему.

— Сема! Семочка, родной! Как ты?

К счастью или нет, но он остался жив. Пока бабушка целовала его грязную рожу, Позорин пытался что-то мычать, отбиваться, а еще пялил на меня свои буркалы. Затем из него изверглось:

— Спаси-и-и…

И его вырубило. Бабушка пощупала ему пульс, проверила дыхание, вытерла платочком щеки, а затем удовлетворенно кивнула.

— Целехонек! Ну-ка, парни, поднимайте его! И в машину!

Его быстро подхватили и потащили прочь. Проводив его взглядом, Амалия Тимофеевна дунула на свою прядку и повернулась к нам.

— Охота удалась!

* * *

— Два дня бегал по лесам! Два дня, представляете, сир Обухов? А вы, молодые люди⁈ Выпустил из загонов всех монстров и даже устроил пожар — думал, отвлечь нас! Ха! Шалун!

И Амалия Тимофеевна выпустила облако дыма в потолок машины. За окнами снова мелькали деревья, но к счастью на тот раз не так быстро и мы могли насладиться чаем.

Стоило нам отъехать от места стычки на какой-то километр, как сзади раздались стуки, а следом задушенный стон. Шел он из багажника.

— Проснулся? — оглянулась Амалия Тимофеевна. — Сема, ты в порядке?

— Мвввв!

Выдохнув, баронесса махнула рукой.

— В порядке… А как же еще? Переломов нет, внутреннего кровотечения тоже. А легкое сотрясение и сломанное ребро — можно и стерпеть. Ну, как чай?

— Вкусно, — кивнула Лиза. — Это вишня?

— Она-она! Семе тоже нравится этот чай.

Слушая стоны, полузадушенные проклятья и стуки из багажника, я аж зауважал Амалию Тимофеевну. Быть бабушкой такого ничтожества как Позорин это еще полбеды, а вот пытаться его перевоспитывать…

Нет, для этого нужно быть поистине героической личностью.

— Не поверите, Иван Петрович, — вздохнула баронесса. — Он такой шалопай — за неделю трижды попался в руки правосудию! Трижды, и один раз угодил в Инквизицию. Говорила я его несносному папаше — избавься ты от этого гадкого золота, а он ни в какую. Вот и поплатились…

Она задумчиво принялась смотреть в окно. Мы молчали.

— Обещала же Магистру взять его на поруки, — пробормотала она, — сделать из него настоящего аристократа… Но с тех пор, как его привезли сюда, мы как белки в колесе, а толку?..

Она резко повернулась.

— Сема! Тебе не надо в туалет⁈ Рома, стоп!

Завизжав покрышками, машина встала. Мы вышли и открыли багажник. Зорин, связанный по рукам и ногам, смотрел на нас с выражением вечной муки. Во рту торчал кляп.

— Ну что, молодой человек, — сощурилась Амалия Тимофеевна. — Не надумал извиниться перед бабушкой?

Тот замотал головой. Баронесса вздохнула и захлопнула багажник. Через минуту мы снова мчались через лес.

— Вот и мучайся, мучайся с ним… — приговаривала она, попивая чай из термоса. — И ладно бы, он был смел, но нет. Пугается каждого чиха, каждого воя, а ночью спит с включенным светом. Ему видите ли, рычание из леса мешает! И как он такой умудрился пройти Испытание? Опять, поди, свалил все на плечи слуг?

Я пожал плечами. Ни защищать, ни обвинять Позорина у меня желания не было. Бабушке лучше знать, какой он. Я ей всячески сочувствовал — когда на твоей шее сидит такой слизняк, это тяжкий крест.

— Может, ему побыть с вами, Иван? Хотя бы денек? У вас, похоже, большая сильная компания, — поинтересовалась баронесса. — А то, поди, с бабушкой ему скучно. Сема! Не хочешь поехать в гости к сиру Обухову?

В ответ снова раздался упрямый стон.

— Хмм… А говорил друг… Может, хочешь, чтобы сир Обухов приехал к нам?

И снова застонали — еще отчаянней. На губах баронессы расплывалась хитрая ухмылка.

Я поспешил откреститься от такой «радости»:

— Нет, благодарю. У меня уже весь вечер забит. Мне самому приходится возиться с малышней.

«Малышня» посмотрела на меня с недовольным видом.

— А что, говорите, с его папашей? — поспешил я перевести тему.

Лицо Амалии Тимофеевны потемнело. Она как-то даже сжалась, прежде чем ответить.

— Пропал… Говорят, ушел в парикмахерскую и не вернулся. И ни полиция, ни Инквизиторы, эти бездельники, как воды в рот набрали. Пропал, и все тут. Где это видано, чтобы аристократы и просто пропадали? Не простолюдин же!

И всплакнув, она высморкалась в платок. Лицо Лизы с Ильей стало совсем грустным. Рэд тоже заскулил.

Я же покачал головой. Раз Позорина воспитала не бабушка, а папаша, то, скорее всего, тот был абсолютно таким же никчемным слизняком, как и большинство высокородных лбов, с которыми меня сводила судьба. Грусть Амалии Тимофеевны понятна, однако нам об участи очередного ничтожества нечего переживать.

— Может, его вызвали на дуэль? — спросила Лиза.

— Может, — кивнула баронесса. — Он-то как в город переехал стал ничуть не лучше Семы. Язык у него без костей, а сам, поди, и забыл с какой стороны шпагу держать.

Я хмыкнул. Яблочко от яблони, как говорится. Интересно, отчего бабушка не такая?

— Вы, городские, горазды только штаны в своих Арканумах протирать, — продолжила Зорина, — а как чего случиться, так отдуваются слуги. Слуги! Эти голодранцы в мое время годились только на то, чтобы горшки носить, мыть, стирать да готовить. А теперь⁈ Они и на войне, и на дуэлях, и на Испытаниях, и даже в борьбе с Изнанкой, как та же Ассоциация! Позорище! А аристократы? Тьфу! Сидят на диванах и если кого и бьют, то служанок за то, что они вазу разбили. Нет, я и сама не дура выдрать паршивку, если зазевается с ценным имуществом, но вот мой Сема… Я ж его едва узнала! Да, Сема? Разнесло тебя в городе?

Сзади снова застонали.

— Ну ничего, Семочка… — вздохнула она, хлюпнув чаем. — Мы еще сделаем из тебя настоящего мужчину. Хочешь ты этого, или нет.

* * *

— Только не говорите, что мне нужно высадить вас посреди леса⁈ Нет, нет, нет и еще раз нет, сир Обухов! И слышать не хочу!

Мы препирались уже минут пятнадцать, а она все понукала своего Ромчика везти нас к себе.

В какой-то момент я сдался. Мог бы использовать на ней Взгляд,