Господин следователь 6 (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

Надо было Анька назваться той, кем она записана в моем паспорте — Анной Сизневой, 14 лет, крестьянской девкой, находящейся в услужении у господина Чернавского. В гостинице — это не у родственников, тут надобно у пристава отмечаться. Паспорт-то я сдал хозяину, а обратно, уже через час, его принес сам господин пристав. Видимо, знает, кто нынче у его министра в товарищах. Но пристав, следует отдать ему должное — поинтересовался, а где мол, девка-то? Пришлось соврать — дескать, Анна, что в паспорт вписана, осталась в Петербурге, у отца. Если потребуется — могу от батюшки письменное подтверждение запросить. Хотел вначале на матушку стрелку перевести — но я ни адреса усадьбы не знал, ни фамилии очередной тетушки. Но ведь с другой-то стороны, толика правды в моем ответе имелась. Пожалуй, крестьянская девка Анна осталась в Питере, а здесь Анечка… Ну да, воспитанница госпожи министерши и моя младшая сестренка. Или старшая, но это по ситуации.

— Анька, не зуди, — миролюбиво попросил я.

— Чего не зуди-то? Болван вы, Иван Александрович, хоть и кандидат права. Неужели свободного часика не было? Переживаем. И я, и маменька ваша.

Куда годится оправдываться перед прислугой? Не годится. И я не стану.

Вместо ответа я встал, приобнял девчонку и чмокнул ее в макушку. Вообще-то, сам о ней соскучился. Не хватает ее бурчания и наставлений.

— Аня, честное слово — заработался. Занят часов до восьми, а как подумаю, что до Сокольников ехать — уже и сил нет. Мне еще до процесса три дня, а там — как пойдет. Отмучаемся, домой вернемся, тогда все опять на привычные рельсы встанет.

Нюшка, не по благородному шмыгнув носом, словно котенок ткнулась мне в плечо и вздохнула.

— Ваня, ну я же на самом деле волновалась. Пропал на пять дней. Знаю — случись что-то нехорошее, так сообщили бы. Но думаю — вдруг голодный?

Сразу же отстранившись, разложила на тарелке пирожки.

Есть мне не слишком-то и хотелось, но куда там. Анька, углядев на стене шнурок, не задумываясь подергала за него, а появившемуся коридорному приказала:

— Нам стаканчик чая и… — обернувшись ко мне, спросила: — Иван Александрович, ты, небось, кофе свой станешь пить? Тогда чай и кофе.

— А к чаю что-нибудь изволите-с? — спросил коридорный, но Нюшка уже закрывала дверь.

— Если бы изволили, то сказали.

Отпустив прислугу, снова вздохнула:

— Вон, Иван Александрович, стоило тебя одного отпустить, уже и щеки впали. Отощаешь, Елена Георгиевна разлюбит. Так что, садись, наворачивай тушеную картошку с мясом — пришлось за кухаркой присматривать, пока готовила. Ну что за кухарки-то на Москве бестолковые? Так что, трескай, наводи личико и заедай пирожками. А кофе принесут — я тебе компанию составлю.

Пришлось садиться и есть, куда же деваться? Начальство положено слушаться. Стану личико наводить. Интересно, это она придумала или я успел брякнуть? Не помню.

— Аня, а что там за почта? — поинтересовался я. Пакет, что притащил кучер, не был похож на письмо от Леночки. Да и рановато еще. Не договаривались мы с невестой писать друг другу письма каждый день.

— Из Череповца переслали, а вообще, если по адресу судить — от господина Лейкина. Если бы вы ему адрес на Фурштатской оставили — давно бы пришло.

Ну да, еще чего не хватало — афишировать, что автор сынок товарища министра. Разумеется, Лейкин все вычислит, но пусть сам.

— А почему не вскрыла? Мы же с тобой договаривались — если из «Осколков» — смело вскрывай.

— Так они на ваше имя адресованы, а как я стану вскрывать при ваших матушке и тетеньке?

— Тогда вскрывай, — в нетерпении махнул я ложкой. А вдруг он авторские экземпляры прислал? Считай, конец мая, а мы с Анькой не смогли купить ни одного журнала. Да я недавно спрашивал в газетном киоске, отвечали, что в этом месяце вообще не доставляли. Мол — только по подписке.

В пакете и на самом деле оказалось пять номеров журнала «Осколки». Ай да спасибо, господин Лейкин. И на обложке изображены герои «Приключений деревянного человечка». Вон — Пьеро играет на скрипке (про скрипку ничего не было, это уже фантазия художника'. Кот Базилио отчего-то черный, хотя я и представлял его рыжим. А каким еще быть наглому коту? Алиса — та вообще чем-то напоминала Нюшку. Можно подумать, художник-иллюстратор сидел в кабинете вместе с Лейкиным. Ну, могло и просто совпасть.

А вот и главный герой — сын папы Карло, деревянный мальчик Буратино. Симпатичненький, с длинным носом, в полосатом колпаке и красной куртке. Как и положено, держит в руках золотой ключик. Вот только, почему он без штанов? Шортики бы какие-нибудь напялили, пусть бы в них и бегал. Так шорты еще не изобрели. Стоп, как это не изобрели? Немцы давным-давно в них по горам лазают, йодль исполняют.

Но сам виноват. Про бумажную куртку, сшитую папой Карло написал, а вот про штаны позабыл. А художник воспринял все буквально. Не указал автор, что на мальчишке штаны, теперь тот и бегает голозадым. Интересно, если нашу сказку когда-нибудь экранизируют, то режиссер и художник по костюмам тоже не станут одевать на Буратино штаны?

— Аня — наш прокол, — вздохнул я. — Я про штаны позабыл упомянуть, ты не подсказала. Теперь наш герой словно… Ну, ты поняла.

— Плюньте, Иван Александрович, — утешила меня Нюшка. — Буратино — мальчишка деревянный, зачем ему штаны? Не замерзнет, хозяйство не отморозит.

Эх, иная барышня даже и слова-то такого не знает. Вернее — знает, но использует его в другом смысле. А эта… дитя русской глубинки, сразу же излагает в ином значении. Хотя, хозяйство — это еще ничего. Нюшка могла бы и похлеще сказать.

Но с другой стороны, девчонка права — зачем деревянному мальчишке штаны?

— Там еще какие-то письма? — поинтересовался я.

— Ага, — кивнула Анька. — Одно от самого господина Лейкина, еще от каких-то баб. Аж четыре штуки!

— Аня, не от баб, а от женщин, — поправил я девчонку. Доедая последний пирожок, дал отмашку соавторке: — Давай вначале от Лейкина. Вслух можешь не читать, прочитай сама и перескажи своими словами.

Коридорный притащил чай и кофе. Анька изучала послание редактора, а я, попивая кофий (слабенький он здесь!), начал просматривать другие конверты, вскрывать и читать письма.

В общем-то, довольно-таки интересные письма. Ну да, от женщин, а чего ж тут такого? Хотят они познакомиться с замечательным автором Павлом Артамоновым, который написал такую замечательную сказку. Дескать — с удовольствием прочитали первую часть, ждут продолжения. А еще им хочется встретиться лично и поговорить. Готовы прийти туда, куда укажет автор.

В двух конвертах обнаружились фотографические карточки корреспонденток. На одной изображена дама в летах, сидевшая в романтической позе — подбородок подперт рукой, глаза устремлены ввысь.

А вторая карточка интереснее….

— Ну-кась, чего это вы тут рассматриваете⁈

Соавторка цапнула фотографию, вырвав ее из моих рук.

Я-то думал, что Анька с увлечением читает письмо Лейкина, а она, оказывается, все бдит.

— Я ее даже рассмотреть не успел! — возмутился я.

— И нечего там смотреть, — фыркнула Анька, деловито убирая фотографию в конверт. — Там только спина голая да жопа, а больше ничего нет.

— Так хоть красивая? — поинтересовался я.

— Кто? Спина или жопа?

Нет, моя воспитанница упорно не хочет становиться воспитанной особой.

— Анька, ты когда-нибудь видела картины с обнаженными женщинами? Это искусство.

— Искусство — это когда художник картину пишет. Он и сюжет выберет, и так сделает, чтобы лицо заметно. А тут — явилась в фотосалон, оголилась, а фотограф щелкнул. Где тут искусство-то? Одна срамота сплошная. И как ей не стыдно перед чужим мужиком оголяться, да еще такую похабщину писателю слать? Б… это, а не женщина.

— Ну, ты хоть слова-то выбирай,

— А что такого?

— Анна, чтобы я больше от тебя таких слов не слышал, — твердо сказал я. — Ты от меня хотя бы один раз матюг слышала? Услышу… Нет, ничего не сделаю, ругаться не стану. Но уважать перестану.