Колхозное строительство 2 - Андрей Готлибович Шопперт

концерт. Второго отсыпаемся. Третьего летим в Свердловск. Вечером вы садитесь в поезд и едете в Краснотурьинск, а мы — в Тагил. Двух дней хватит, — кивок Петра, — Пятого выезжаете назад, и шестого утром самолёт в Москву. По форме скажу Гречко, пусть возьмёт с собой кого. Красивая, без всяких сомнений, но ты ведь представляешь, сколько будет стоить переодеть всю армию, перестроить все заводы?

Пётр ничего не ответил. Мозг лихорадочно бился в голове, пытаясь сбежать куда подальше от навалившегося ужаса. Разрядила обстановку Виктория Петровна.

— Пётр Миронович, Лёня говорил, что ваши дочери поют замечательные песни. Можно послушать?

Нужно.

— Нам бы магнитофон, — осмотрел комнату Пётр.

— Сейчас принесу, — подскочила Вика.

Принесла чёрно-белый чемоданчик, открыла. Совсем даже и неплохо — катушечник Grundig TK 47 Stereo. Пётр от швейцарца в два с лишним раза больше по размерам получил установку, но понадеемся на качество немцев. Поставил катушку с песнями, что уже пели после награждения. Не надо множить сущности, тем более что таких песен и придумано-то не больно много. Вика спела «Не валяй дурака, Америка», а потом устроила своё представление с чемоданом. Понятно, что в гостиницу за ним пришлось всё же заезжать. Сам Пётр бы и не вспомнил — подсказала Таня. Уже залезли в армянский «Рафик», и даже тронулись, и тут:

— А чемодан?

Пришлось ехать в «Россию». Так как гостиница ещё была не достроена, то подъехать к западному корпусу днём не получилось, пришлось пешком прогуляться. Но вернёмся к песням.

Когда смолкли последние аккорды «Гуляй, Россия, и плачь, Европа», и Вика-Маша продемонстрировала лунную походку, наступила тишина. Эффект ожидаемый. Вещь для 1967 года убийственная.

— А меня так научи! — первой выскочила на центр комнаты Вика.

— Да, Пётр Миронович, потрясли. Убийственная вещь, — первым высказал своё мнение Лиепа, — Я тоже этому хочу научиться. Интересный город Краснотурьинск. Уже с нетерпением жду поездки. Там ведь, наверное, ещё больше чудес?

Ответить не дали — все начали хлопать и требовать повторить. Один Брежнев сидел и широко улыбался — он ведь уже видел, и именно поэтому пригласил показать семье. Теперь вот, как и всякий политик, купался в лучах чужой славы.

— А нет у вас новых песен про войну? — это неожиданно подала голос Виктория Петровна.

— Ну, баба, пусть споют ещё раз про Европу, — аж покраснела от крика младшая Виктория.

— Вот уж и спросить нельзя, — отмахнулась жена дорогого Ильича.

— Хорошо. Сейчас Маша с Таней ещё раз споют про Европу, а потом новую военную, — ринулся мирить небожителей Пётр.

Спели. Нужно было перемотать плёнку, так как нужная песня, вернее, минусовка, была через две, но Пётр, не разобравшись до конца в управлении немцем, нажал не на ту клавишу. Вместо шуршания перемотки началась песня — Тишков хотел её выключить и всё же перемотать, но не дали.

— А ну стоять! — это скомандовала Галина.

Оно и понятно. Голосом эфиопской дивы Керту Дирир воссоздавалась одна из лучших песен, написанных в СССР — «У беды глаза зелёные». Наверное, Сергей Беликов пел не хуже. Нет, споёт. Или теперь не споёт? Не в этом дело. И Штелле, и Цыганова слышали эту песню и в исполнении Ваенги, и в попытке переделать слова на женские для Толкуновой. Куда им до Беликова, даже слушать противно. А вот высокое меццо-сопрано эфиопки и чудесный акцент сделали песню даже лучше. К концу все вытирали слёзы, не стесняясь.

— Что это было? — первым обрёл голос Генсек.

— Песня. Новая. Завтра буду регистрировать, — пожал плечами Тишков.

— Пётр, ты дурачка-то не включай. Кто поёт? — подлетел Брежнев.

— По моей просьбе недавно Екатерина Алексеевна Фурцева прислала в Краснотурьинск трёх молодых певиц. Одну из Эфиопии — её зовут Керту Дирир — и двоих с Кубы. Вот эта Керту и пела.

— У вас что там — негритянки по Краснотурьинску разгуливают? — усмехнулась Галина.

— Одна кубинка — довольно темнокожая. Она дочь заместителя министра РВС — Революционных вооружённых сил Кубы, и целого «команданте», Хуана Альмейда Боске. Зовут девушку Джанетта Анна Альмейда Боске.

— Как-то это мимо меня прошло. Дочь заместителя министра вооружённых сил Кубы? Продолжаешь удивлять ты меня, Пётр. Вроде бы некуда уже, а каждую минуту новость. Тут вот Семичастный приезжал, говорил, что ты военным лекцию сегодня в «России» читал, и секреты государственные выбалтывал.

— Врёт ваш Семичастный, — закусил удила Пётр, один чёрт ничем хорошим общение с сильными мира сего не заканчиваются. Ошибся.

— Поясни, — и взгляд такой хитренький. Явно не так доложил КГБшник.

— Совершенно случайно я стал обладателем передовой технологии литья, вот и хотел рассказать о ней новым знакомым. Вчера только познакомились при вручении премий. А товарищ Лясс Абрам Моисеевич привёл половину института, вместе с директором — вот лекция и получилась.

— Случайно? — опять ухмылочка.

— По пьяному делу барон Бик проболтался. Он когда узнал, что я из металлургического города — решил получить у меня бесплатную консультацию, а получилось, что выдал ценную информацию. Я и решил поделиться с компетентными товарищами, — Петра отпустило. Брежнев не позвал бы его к семье, если б хоть в чём-то подозревал.

— Мне тут посоветовали использовать тебя для вербовки этого Бика. Сможешь?

— Леонид Ильич, Марсель Бик — это капиталист до мозга костей, он ненавидит коммунистов, и завербовать по политическим мотивам его нельзя. А под принуждением, наверное, можно — но не факт, что он не заявит об этом ДГСЕ и не станет гнать нам дезу. Тот, кто вам это насоветовал, либо совсем не специалист, либо враг нашей страны.

— Но-но! Мне Семичастный сказал, что это идея Михаила Андреевича, — насупил брови Брежнев, — Не считаешь же ты Суслова врагом?

«Ещё как считаю»! — хотелось прямо закричать. Нельзя. Брежнев его ценит и верит.

— Ну что вы, Леонид Ильич, от Суслова я видел только хорошее. Значит, он просто не обладает всей информацией. Бик с помощью меня заработает кучу денег — именно поэтому и общается со мной. Капиталист, везде ищет выгоду. Именно так его и надо использовать. Он получает выгоду от моих произведений, а я и вся страна — от его недальновидности и недооценки моих умственных способностей.

— Умный? Да не сверкай глазами. Сам знаю, что умный. И коммунист настоящий. Пойдём, выпьем по сто грамм перцовочки, и ставь песню про войну, — Брежнев был одет по-домашнему, в синий спортивный костюм — причём рукава куртки были ему чуть велики, и он загнул манжеты, демонстрируя обмётку резинок. Ёкарный бабай, Генеральный секретарь ходит в импортном костюме не по размеру. Сейчас Брежнев куртку расстегнул, да ещё и ворот рубахи ослабил — совсем как уставший пенсионер.