Когда в июне замерзла Влтава - Алексей Котейко

Ботич? Речка как речка. Влтава пошире будет, — с иронией заметил приятель. — Да и Чертовка, пожалуй, тоже.

— У нас он не существует, понимаешь?

— То есть как это? Пересох?

— Да нет, не пересох, просто весь этот кусок до устья течёт под землёй, в трубе. А вместо оврага — улица и железная дорога.

— Что такое железная дорога? — непонимающе нахмурился Иржи. — Из стальных плит, что ли?

— Из стальных полос. Называются рельсы. Ну, как в шахтах, по которым вагонетки с породой катают. Только на железной дороге поезда, — он перехватил недоумённый взгляд приятеля. — Самодвижущиеся экипажи.

— Ты же говорил, что у вас нет чародеев?

— Магия тут вообще ни при чём. Мельницу водяную видел? Идея та же. Можно заставить механизм работать при помощи воды, пара или электричества, например. Это молния, — не дожидаясь следующих вопросов, пояснил Резанов. Шустал изумлённо посмотрел на друга, потом окинул взглядом серое, в низких хмурых тучах, небо.

— Молния⁈ У нас в Таборе как-то в пастуха молния ударила. Стал что твой печёный поросёнок.

— Речь не про то, чтобы поймать именно молнию, хотя… Ладно, не суть.

— Так чем тебя удивляет Ботич, который в ваших краях запечатали в трубу и засыпали землёй?

Капрал-адъютант опёрся ладонями о каменный парапет, задумчиво разглядывая овраг, который вдали плавно сворачивал к югу, уходя за вышеградские скалы.

— Знаешь, мне ещё там, дома, всегда нравилось представлять, как какое-нибудь место выглядело сто, или двести, или триста лет назад. Вот идёшь ты по улице, стоит дом — вроде дом как дом, ничего необычного. А потом ты узнаёшь, что прежде тут стоял дом, где жил какой-нибудь композитор. Или художник. Или учёный. Или даже просто жили люди, но по-другому, потому что были свои привычки, свой устоявшийся быт. Свой уклад жизни. Каждый ведь рассуждает о прошлом с позиции сегодняшнего дня. Мы вот знаем, что гуситы в конце концов проиграли, но представь, что ты в войске Жижки, и на Прагу идут крестоносцы? И ты ещё не знаешь, что там будет впереди, если вообще будет — конкретно для тебя.

Иржи помолчал, обдумывая услышанное. Но то ли жизнерадостная и неунывающая натура взяла своё, то ли мысли пошли по какому-то причудливому пути, потому что он неожиданно спросил:

— Ты говорил, что пани Хелену непросто разыскать. Но это в принципе возможно?

— В принципе — да, — растерянно отозвался Максим. — Хотя я как-то не пробовал, обычно это она меня находит, когда нужно.

— Ну, а если тебе было бы нужно, с чего бы ты начал?

Макс на секунду замялся. Ещё в первую их встречу ведьма, помимо прочего, упомянула о власти, которую имена имеют над здешними обитателями. Однако её подлинного имени стражник всё равно не знал и, насколько ему помнилось, не давал обещания хранить место жительства ведуньи в тайне. Это вроде как само собой подразумевалось, но сейчас речь шла не об иезуитах или ком-то подобном, кто мог бы доставить Хеленке проблемы.

— Прогуляйся на Злату уличку, лучше всего под вечер. Дойди до конца, до самого тупичка. А там… — Максим задумался. Иржи ловил каждое слово. — Там коснись рукой камней стены, и мысленно позови её по имени. Потом возвращайся домой и ложись спать.

— Спать?

— Спать, спать. И если во сне тебе доведётся повторить тот же путь — ты знаешь, куда идти.

* * *

Дверь уже знакомой корчмы открылась, выпустив облачко тёплого пара, и низкий звучный голос позвал:

— Эй, паны стражники!

Старушка, прикрыв за собой дверь, не спеша подошла к остановившимся приятелям.

— Значит, действительно — из ночной вахты? — уточнила она, снова разглядывая броши и перья на шляпах.

— Так и есть, — кивнул Максим.

— Мазь передали?

— Передали, пани, — чуть склонил голову Иржи.

— И новости?

— И новости тоже. Пани, — Макс посмотрел в чёрные, будто бездонные, глаза. — Элишка поправится?

— Если б не этот холод — я бы сказала, что наверняка. А так, — она скривилась и, зябко передёрнув плечами, плотнее укуталась в свой платок. — А чего это вас так волнует? — женщина внимательнее всмотрелась в Резанова, но тот в каком-то упрямстве не стал отводить взгляд. Чёрные буравчики сверлили его несколько секунд, затем старуха хмыкнула и улыбнулась неожиданно добродушной, широкой улыбкой:

— Ах, вот оно что… Отцовство пробуждается. Ну, дело хорошее.

— Это как вы поняли? — встрял Иржи, и в свою очередь был пригвождён к месту взглядом тёмных глаз. После изучения Шустала старушка чуть нахмурилась и сказала заметно тише, словно доверительно:

— А ты, добрый молодец, запомни: если сестрицу мою названную обидишь — я до тебя хоть где доберусь.

Максим с удивлением наблюдал за тем, как Иржи, который никогда не лез за словом в карман и, казалось, вообще не знал, что такое стеснительность, вдруг покраснел, будто варёный рак.

— Так-то, — удовлетворённо кивнула их собеседница, снова поворачиваясь к Максу.

— Кто вы? — нахмурился тот, машинально поправляя плащ так, чтобы можно было быстро схватиться за рукоять палаша.

Раздалось громкое карканье, и на припорошённую снегом вывеску корчмы, изображавшую трёх танцующих поросят, села большая ворона. Старушка, склонив голову набок, снова разглядывала парня, а затем, будто не было его предыдущего вопроса, посоветовала:

— Не знаю, паны стражники, кому вы дорогу перешли, но опасность за вами по пятам идёт, — она высвободила из-под платка пухлую руку, и ворона тут же слетела к ней с вывески. — Вот, остережёт вас на обратной дороге, — пояснила старуха.

— Вам-то это зачем? — с подозрительностью поинтересовался Максим. Он уже понял, что перед ними одна из «коллег» Хеленки.

— Порядок должен быть, — отрезала собеседница. — А нынче в Праге порядком и не пахнет.

* * *