Московское золото или нежная попа комсомолки. Часть 1 (СИ) - Хренов Алексей

«Если представится шанс», — подумал Лёха.

Самолет Павла он увидел слева и сильно ниже, почти у самой земли, он также пытался догонять ушедшие в сторону порта бомбардировщики. За счет потери высоты Лёхин самолет шёл сильно быстрее.

Лёха взял еще чуть левее, надеясь срезать угол и поймать бомберы на развороте.

«Скорее всего топлива у Юнкерсов не сказать, что бы прямо как много, справа и слева на выходе из бухты невысокие холмы, и чисто инстинктивно хочется разворачиваться на обратный курс влево в море», — думал Лёха.

Так гонка продолжалась еще несколько минут. Стал виден порт Картахены и стоящие в нем на погрузке суда. Наземное ПВО проснулось и навстречу бомбардировщикам стали изредка возникать чёрные шапки разрывов. За это время Лёха сумел приблизится метров до четырехсот.

«Наверное, всё-таки гружёные бомберы идут медленнее, чем мой старикашка», — неожиданно ласково подумал Лёха про свой самолёт, — Да и я подразогнал этот раритет, — представлялось Лёхе.

Глянув влево вниз, он увидел, что Павел уже прилично отстал. Справа вдалеке с его аэродрома взлетела пара истребителей и потянулась к порту. Было видно, что они безнадёжно опаздывают.

Коротко нажав на гашетку он проследил за полетом пуль, в принципе пусть и с большим упреждением и завышением, но стрелять было можно, хотя и абсолютно не точно. Лёха скорректировал направление и стал стрелять короткими очередями с большими паузами в надежде, если не зацепить, то испугать и заставить сбросить бомбы и развернуться. До порта оставалось совсем не много.

Лёха опять подкоректировал направление. На четвертой — пятой очереди пулеметы металлическим звуком клацнули и замолкли. «Вот и прилетели», — подумал Лёха.

Бомбардировщики вывали весь свой груз одним заходом чуть не доходя до арсенала, слегка под вспухли и пошли заметно быстрее и прямо к удивлению Лёхи. Леха аж проскрипел зубами с досады. «Куда ж они так прут, там же только Африка впереди!» — думал Лёха, и вспомнив карту, решил, — «на Оран или на Мелилью пошли не иначе. В принципе разумно, туда километров двести. Значит надо ждать их визита и на обратном пути.»

Цель уходила невредимая и он ничего не мог сделать на этом старом тихоходном аппарате.

Ему вспомнились мемуары советских летчиков из-под Сталинграда, где они охотились на Юнкерсы, называя их «сидящими индюшками» за их тихоходность и неповоротливость, а тут он их просто не мог догнать!

— Козлы немецкие, — громко крикнул Лёха и зло сплюнул, и встречный ветер радостно размазал ему всё это по морде.

Глава 19

Кто ходит в гости по утрам… Тарам-парам… Парам-Тарам…

Испанец, дежуривший по аэродрому, посмотрел на солнце, пытаясь понять, сколько времени, и лениво помахал красным флагом заходящему на посадку самолёту.

«Шесть утра! Эти итальяшки совсем обнаглели, — лениво думал не выспавшийся дежурный, — Нет, они, конечно, пригнали технику и сами помогают, но гады закадрили всех местных баб и выпили всё вино! Ещё и летают, черти, во сколько хотят! Как-то только он высоко идёт, хреновые из них лётчики, всё таки», — отразилась в сонном мозгу странность ситуации.

15 сентября 1936, аэродром Лос-Альказарес

Закатив свой аппарат на стоянку, Лёха с трудом вылез и отстегнул лямки парашюта с скинул на руки подбежавшему технику. Оказалось, что за эти полчаса авиационной войны Лёха вспотел насквозь, вымотался до невозможности, руки дрожали, ноги отказывались вертикально поддерживать тело и он опустился на грязноватую траву аэродрома.

Подошедший Павел улегся рядом.

— Ну, мы им дали! — радостно высказался он, хотя, по Лёхиному мнению, за такую операцию впору было бы расследование устраивать, порт-то попал под бомбёжку.

— Хура, авиадорос русос! — подхватил техник рядом.

— Говорят, что даже один макаронник задымил. Так что можем считать себя героями. Как сам, цел?

— А это итальяшки были? — совершенно искренне удивился Лёха, — Я думал, Юнкерсы. Пятьдесят вторые. Цел, а чего мне будет?

— Они похожи, эти были «Савойи», «Пипистрелло» — Летучая мышь вроде в переводе. Так нам аж из восьми стволов долбили навстречу, мне крылья порвали прилично.

— Да? Я даже и не видел стрельбу, надо учить матчасть! — подвёл итог первому бою Лёха.

Минут через пять к ним подбежал активно жестикулирующий руками восторженный капитан Мигель. Лёхе пришлось подняться с травы и, мешая в разговоре весь доступный набор иностранных слов и активно помогая себе руками, объяснять, как прошёл бой. Мигель кивал, его глаза горели от восторга, и он то и дело восклицал, перебивая Лёху.

Откуда-то появилась бутылка с вином, и испанцы с радостью начали наливать его всем присутствующим. Звуки тостов — «Виват лос авиадорес русос!» — и смех заглушили напряжение, оставшееся от полёта. Атмосфера изменилась и от тяжёлой боевой настороженности перешла к моменту единения и веселья. Лёха чувствовал, как его тело расслабляется, идиотская улыбка непроизвольно появляется на лице.

16 сентября 1936, кабинет Кузнецова в Картахене

К вечеру слегка окосевший Лёха собрался и поймав попутный грузовичок, поехал в Картахену на доклад Кузнецову. Эти двадцать километров он добирался более часа весь покрывшись пылью.

Разговор с военно-морским советником состоялся только на следующее утро и пошел как то совсем по другому сценарию, чем предполагал Лёха.

Наскоро прослушав отчет о проведенном бое и даже слегка обидно отмахнувшись от Лёхиных идей по организации ПВО базы, Кузнецов сказал:

— Алексей, ПВО базы безусловно важно и будем этим заниматься. Но нужны современные самолеты, а они в пути. Сейчас самое важное принять транспорты из Одессы. Мятежники захватили несколько кораблей, базируют их на Майорку, Мелилью и Танжер и стали охотиться за республиканскими транспортами. Плюс тут еще болтается куча этих нейтральных подпевал, британцы, немцы, французы — делают вид, что следят за соблюдением нейтралитета, а сами гадят нам где только могут. Нужно слетать на разведку и посмотреть, что в Майорке творится, в порту и на рейде, и вокруг, сколько дальности хватит.

— Николай Герасимович! Шутите? На чем? На «Ньюпоре»? Он даже в один конец не долетит, — совершенно неподдельно удивился Лёха. — До Майорки километров четыреста отсюда по прямой, даже если с аэродрома подскока с материка — двести с лишним. Не, ну если меня на Менорке заправят… То наверное я конечно могу смотаться… — неуверенно проговорил Лёха.

— Испанцы горят желанием ответить за вчерашний налёт, у них один «Протез», — Кузнецов усмехнулся, — остался тут без экипажа. Так что я договорился, бери бомб и дуй с гостинцами в порт на Майорку, а потом пройдись вот в эти квадраты, сколько топлива хватит. Обещают авиационный фотоаппарат выдать. Если что, сядешь на Менорке на дозаправку, правда, там сложно, и топлива может и не быть…

— Я! На бомбер? Николай Герасимович, я его только на картинках видел! — Лёха аж задохнулся от удивления.

— Знаю я про твои шашни с Анри, — улыбнулся Кузнецов, — некому туда лететь, а надо. Так что бери Кузьмичёва и осваивай «Протез». Если транспорты перехватят, нашу службу тут можно смело заканчивать.

— Хорошо, Николай Герасимович, будем надеяться справлюсь! — в шоке от такого поворота событий, Лёха не нашелся ответить ничего более путного.

16 сентября 1936, Маньяна, аэродром Лос-Альказарес

Следующее утро Лёха провел в попытке подготовить самолет к заданию.

Лёха всегда подозревал, а тут выяснил на собственном примере, что французы могли дать фору испанцам в соревнованиях по пофигизму.

С чисто испанской и французской непосредственностью не было готово ничего. Можно сказать вообще ничего. Плюнув Лёха сам лазил по самолету, помогая и подгоняя испанских и французских техников.

Самолет его поразил. После маленьких истребителей, где был сэкономлен каждый сантиметр, ему представилось, что это не военный бомбардировщик, а прогулочный лайнер. Более двадцати приборов у летчика Лёха воспринял, как извращение. У штурмана был свой кабинет! Да, да! Кабинет! Со столом, огромными окнами в носу кабины, где можно было стоять в полный рост. Французский балкон, пошутил Лёха. Стояла пара радиостанций и даже была телефонная связь внутри между экипажем! Прообраз СПУ — самолетного переговорного устройства, офигел Лёха. «Надо непременно сп***здить!» — тут же родилась в его голове практическая мыль.