Кикимора и ее ёкай - Анна Зимина

красном нарядном кимоно, с гладко зачесанными черными волосами. Глазки подведенные, щечки побеленные, губки накрашенные, на ногах белые носочки. Такая приветливая и хорошая, прямо сил нет. Ну просто как с открытки сошла.

— Иди сюда, девочка, — подманивала она ласковым и нежным голосочком, и кикимора послушалась. А чего бы и не послушаться, когда так просят? Жалко только, что обозналась, больно уж местная ведьма голосом на бабу Ягу похожа.

— Меня Марьяна зовут, — поклонилась кикимора старушке и ослепительно улыбнулась.

Бабулечка прищурилась, присмотрелась к девице и плюнула на землю. На земле на месте плевка расцвела черная плесень.

— Тьфу, дрянь! Ты ж не человек совсем! — прокряхтела милая старушка и в одну секунду поменяла облик. Теперь это была не милая японская бабуська, а жуткая двуротая старуха в драном красном кимоно. Ни тебе подведенных глазок, ни прически, ни белых носочков.

— Нет, ну быть того не может! — выдохнула вдруг кикимора. — Скажи-ка, а сестры у тебя родной в другой стране нет часом? Ягушей зовут, — спросила кикимора.

Сходство было просто поразительным, даже интонации одинаковые.

Старуха призадумалась.

— Если я ее не сожрала по детству или по юности, значит, есть, — прошамкала наконец она одним из двух ртов. — А ты кто? Воду в тебе чую. Ты каппа-онна? Юри-онна? Нуре-онна? Другая какая водница?

— Да нет, кикимора. Из Благовещенска я. Из России. Вот, иду к тенгу, просить, домой чтоб вернули.

Старуха расхохоталась сразу двумя ртами.

— К Тенгу? Мать моя Идзанами! К тенгу! Нашла помощничков!

Кикимора погрустнела.

— А чего они? Не помогут?

Старуха ухмыльнулась двумя ртами.

— Спроси. За спрос йены не берут.

— А как их найти?

Старуха прищурилась, готовясь вытрясти из чужачки чего-нибудь в обмен на помощь, к тому же услуга-то плевая — грязным когтем направление указать. Но чего-то передумала: ощутила вдруг от странной девицы-ёкая чистую темную ауру, сильную, мощную. И решила на всякий случай помочь безвозмездно. А вдруг польза какая будет от оказанной услуги?

— Вон туда иди, — недовольно сказала Ямауба и ткнула пальцем в едва приметную тропку среди камней. — И неча мне тут воздух своей аурой портить.

С этими словами старуха открыла трухлявую деревянную дверь и юркнула в свое жуткое жилище. Изнутри раздался поганенький смешок.

«Ну чисто Ягуша», — подумала с умилением кикимора и любовно посмотрела на избушку. Курьих ножек там не было, но это были уже такие мелочи, на которые и внимания-то можно не обращать. Душа — вот что важно, а духовная связь между Ягушей и Ямаубой была очевидной.

Сердце вдруг кольнула тоска. Ягуша в гости захаживала нечасто, но почтовых воронов с открытками с котятками они друг другу отправляли каждый день. Испереживается подружка, ответа не получив, придет проведать — а дома никого. Нет кикиморы, и куда делась, никто и не знает.

По белой нежной щеке скатилась слеза. Тоскливо заскулил у ног каукегэн, потерся лобастой башкой об коленку.

— Пойдем, Тузичек, — всхлипнула кикимора. — Была не была. Права горная ведьма, неча тут воздух портить.

И они пошли вверх. На самый пик горы Камияма, где испокон веков жили сильные и гордые ёкаи тенгу.

Глава 5. Дайтенгу и плохое поведение

— Чтоб я… еще хоть раз… да никогда, — бормотала кикимора.

Они уже третий час взбирались с Тотошкой к вершине. У кикиморы устали ножки, а куакегэн набрал в шерсти еще больше грязи, от чего стал похож на мохнатую швабру.

Замок тенгу стоял прямо на самой вершине горы. Он был обнесен мощной каменной стеной, которую, в свою очередь, скрывали густые деревья. Над головой то и дело появлялись тени — это молодняк грел крылья и летал туда-сюда.

— А красиво, да, Бобик? — спросила кикимора, восхищенно задрав голову вверх. Там как раз пролетала новая стая.

Тузик кивнул. Он был со всем согласный.

— Ну, пора и бы в гости заявиться, — наконец сказала кикимора и нежно стукнула маленьким кулачком в огромную дверь крепости.

И двери тут же открылись.

Вообще тенгу кому попало двери не открывали. Женщин они вообще презирали и никогда не пускали на свою священную гору. Но старший дайтенгу, которому доложили о странной девице у ворот, был сильно не в духе в последнее время, и потому решил отыграться на заблудившейся девчонке и ее грязной собаке.

Он пролетел от своего замка до крепости в одну секунду, распахнул двери и поднял расписной веер из острых перьев вверх.

— Убирайся с нашей священной горы! За осквернение смерть тебе, человек! — пророкотал дайтенгу и взмахнул веером.

Сильнейший ураганный ветер понесся прямо на кикимору с собакой. Он должен был смести их с ног, ударить о деревья, переломать им кости, забиться вместе с землей в глаза, в нос, уничтожить и смять.

Но вместо этого жуткий ветер легким ветерком нежно коснулся косы кикиморы и заиграл ее русый локон, выбившийся из-под косынки.

Дайтенгу офигел. Его красная кожа стала совсем бордовой, огромные крылья распетушились, а из длинного красного носа вылетело пламя. Злой птиц-екай замахал веером со всей силы, только и теперь урагана не случилось. Так, разлохматило немножко Тузика, и все на этом. Дайтенгу чуть инфаркт не хватил.

— Ну что ж размахался-то? А если бы человечишка тут был бы? Мокрого места бы не осталось от бедолаги. Добрее надо быть, спокойнее, — назидательно сказала кикимора. — У нас вот так лешак старый помер. Заблудился как-то грибник у нас, дело обычное, а лешак и давай с ним забавляться, водил-водил по лесу. А грибник — парень молодой, силы много. Так и переходил лешака. Мы уж ему говорили все, мол, Петр Игоревич, отстань от пацана, чего пристал-то? У тебя здоровье уже не то, вон, корни все в артрите. Да не послушал нас Петр Игоревич, так и сгинул в болотах. Лежит теперь корягою, а на него грибники наступают, плюются…

Кикимора загрустила. Тенгу тоже загрустил. Молодняк, который поодаль скучился и все слышал, опечалился. Их всех настиг экзистенциальный кризис.

Так бы они и стояли в кризисе, кручинясь и рефлексируя, пока старший тенгу, наконец, не взял себя в руки и не пригласил незваных гостей в свою тихую горную обитель. Он знал и чтил законы гостеприимства. Особенно если гостю боевая магия тенгу до одного известного места.

* * *

— Так я и знала, — сказала кикимора, глядя в окно на начавшийся дождь. На сердце у нее тоже противно квакало и хлюпало, прямо как на улице. Потому что тенгу ей помочь ничем не могли. Вдали от своей священной горы они теряли силы, и чем дальше, тем хуже. До