Орден во всю спину 2 - Константин Владимирович Ежов

Хромов перевёл тяжёлый взгляд на солдата.

- Доставай, – сказал он, голосом, в котором сталь скребла по камню.

- А с чего это вдруг? – Солдат расправил плечи, а в голосе зазвенела враждебность. – Когда я рванул за провизией, вы где были? Один – шмотки тягал, другой – палатки, а вот наша "знаменитость" – сумочку с косметикой! С какой стати мне теперь делиться с вами?

Косой пожал плечами и лениво заметил:

- В общем-то, звучит вполне разумно.

В отряде наступила тишина. Все обернулись к нему, но никто ничего не сказал.

Честно говоря, он и правда понимал мужика. Эти… когда случился налёт, никто и пальцем не пошевелил, чтобы взять что-то важное для выживания. А теперь им, видите ли, подавай его еду. Это даже не просьба – это моральный шантаж. С другой стороны, наблюдать за этой мелкой вознёй было настолько забавно, что Косой не видел смысла становиться на чью-то сторону. Он вообще не из тех, кто лезет в герои.

Пока его обсуждали, он словно выпал из общего поля внимания. Любовь Синявина, решив, что рядом с ним будет спокойнее, хотела присесть, но Косой, не меняя выражения лица, мягко, но твёрдо отодвинул её в сторону.

Та, пожав плечами, опустилась рядом с Ярославой Журавлёвой. Их "отношения" были чистой формальностью – работодатель и наёмница. И сейчас та вообще не обращала на Синявину внимания: сидела себе и спокойно жевала крысиную тушку, держа пистолет в руке так, будто это был просто кусок металла, а не оружие.

Запах жареного мяса крысы пополз по стоянке, смешиваясь с холодной ночной сыростью, привкусом дыма и усталости.

Хромов вновь повернулся к солдату:

- Делись. Мы все сейчас в одной лодке, и, если каждый будет тянуть одеяло на себя, никто не выживет. Перекантуемся ночь, а с утра уже найдём, чем набить желудки. От пары кусков хлеба ты не окочуришься.

Солдат сжал зубы, глядя на Хромова, и тишина повисла над костром, глухая и натянутая, как тетива.

- Кто знает, доживём ли мы вообще до утра? – буркнул тот, уже кипя. – И я не единственный, кто прихватил жратву. У Лихачёва и Янасовой тоже есть. Почему должен один всё раздавать?

Ярослав хмыкнул, услышав фамилию Лихачёва. Вот ведь – и в крепости нашлись люди с такими рублеными, бандитскими фамилиями….

Но мысли тут же перебил глухой холод, накативший на лагерь. Ещё час назад они бок о бок отстреливались, а теперь готовы перегрызть друг другу глотки за пару банок тушёнки.

Хромов прищурился, голос стал стальным:

- Я это делаю для всех.

- А я думаю, ты просто власть показать хочешь, – солдат скривился. – У тебя пистолет? Так у меня он тоже есть!

Рука потянулась к кобуре, но Хромов действовал быстрее. Его сапог с глухим бух врезался в грудь бойца, отправив того, как мешок с картошкой, на несколько метров назад.

Тишина. Даже треск поленьев в костре вдруг стал каким-то гулким.

Ярослав прикинул: при нынешней форме он, пожалуй, и сам мог бы так зарядить, а может, даже сильнее. Мысль была неожиданно успокаивающей.

Солдат же теперь, скорее всего, уже не выберется из леса живым. Удар был такой, что внутренние органы, должно быть, съехали, как мебель в плохо закреплённой телеге. Это было откровенное предупреждение: хочешь перечить – готовься к боли.

Но Хромов ещё не успел опустить ногу, как сзади метнулся другой. В руке блеснул штык. Удар целился прямо в спину командира.

Даже Журавлёва перестала жевать. Если лезвие войдёт – Хромову конец.

И тут Ярослав увидел нечто, от чего по коже побежали мурашки: от тела Хромова отделилась… серая тень. Полупрозрачная, будто сотканная из тумана, и при этом – его точная копия.

Поначалу Ярослав подумал, что у него рябит в глазах, но нет – тень двигалась сама по себе.

Сверх!

Вот, значит, на что он всё это время полагался! Не просто лез напролом, а знал, что за его спиной стоит эта… штука.

Тень перехватила руку с штыком. Пальцы сжались так, что металл заскрипел, а нападавший выронил оружие. Она была быстрее и сильнее самого Хромова – и, кажется, куда опаснее.

Более того, казалось, эта серая тень и вовсе не знала страха перед острым железом – она ухватила лезвие штыка голыми руками, так, что металл жалобно скрипнул, словно протестуя. Солдат, державший оружие, замер, растерянно вытаращив глаза. Он явно не ожидал наткнуться на нечто, что можно было назвать только сверхъестественным, да ещё и столь дерзким, чтобы схватить клинок без всякой защиты.

Мгновение – и хватка тени стала стальной. Она вырвала штык у ошеломлённого противника, затем, без капли колебаний, вонзила его тому в живот. Рваный, влажный звук прорезал ночную тишину, и лагерь будто застыл.

Никто не шевелился. Только слышались тяжёлые, хриплые вдохи, прерываемые чьим-то нервным сглатыванием. Раненый солдат, обмякнув, сполз на землю. При бледном, ледяном свете луны кровь казалась густо-фиолетовой, а, пропитывая сухую, пыльную почву, превращала её в жирную чёрную жижу.

Но смерть не пришла мгновенно. Его грудь ещё дрожала от дыхания, а пальцы судорожно цеплялись за землю. В стороне, другой – тот, что был сбит с ног раньше – собрал остатки сил. Он с трудом выдернул пистолет, руки дрожали от боли и злости, но всё же поднял оружие и нажал на спуск.

И тут произошло то, от чего волосы на затылке встали дыбом. Серая тень шагнула вперёд, заслоняя собой Станислава Хромова, и приняла весь свинцовый залп на себя. Пули глухо щёлкнули о её тело, и, потеряв силу, упали в траву с тихим звоном, как капли дождя по жестяному навесу.

Кто-то, быть может, и хотел обвинить Хромова в убийстве своих, но язык не повернулся – слишком страшно было говорить, глядя на это.

Все смотрели на него как на человека, переставшего быть человеком. Что это было? Его дар – создавать живую, полную копию себя? Но ведь тень двигалась быстрее, чем он, и сила её была явно выше человеческой. И что самое жуткое – её не брали пули.

Косой, наблюдая за происходящим, поймал себя на мысли, что Хромов побледнел. Значит ли это, что вся боль и урон, которые принимала тень, хоть и