Господин следователь. Книга седьмая (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

А ведь самое интересное, что затея обвинить бедного Андерсона в убийстве и самоубийстве, могла бы и выгореть, если бы исправник со следователем побеспокоились оформить все не так топорно. Вот уж, ничего не умеют! Даже две бабы, что проходили по делу о смерти раскольника, оказались умнее. И к делу подошли более творчески.

А тут? Скверная работа. Составили бы подробный акт осмотра места преступления, подкинули бы револьвер, приказали бы какому-нибудь местному лекарю провести вскрытие и «извлечь» пули из тела. Ладно, даже и вскрытия не надо, а просто вложили бы в руку землемера револьвер, вот и все. Осмотром бы все зафиксировали. Подумаешь, выстрелил в себя аж два раза и оба раза нанес себе смертельные ранения. Протоколов бы допросов побольше — штучек пять.

Книсниц бы полистал дело, вздохнул, подумал — а зачем кого-то посылать и перепроверять, а потом недрогнувшей рукой написал бы на половинке листа — мол, соглашусь с выводами господина следователя Зайцева, дело считать закрытым.

Не хватило у исправника и следователя фантазии. Или поленились.

И что мы имеем? А имеем мы вполне реальную возможность для исправника «отмазаться» от обвинения в фальсификации. Что господин Сулимов ответит на обвинения?

Согласен, лично не побывал на месте преступления. Но дел было много, передоверил подчиненным. Виноват.

Личной корысти в деле нет. Не отрицаю, что Олимпиада Аркадьевна — моя сводная сестра. И что здесь такого? Разумеется, огласки мне не хотелось, но она все равно была — да, убита в одном доме с каким-то землемером. Бедная женщина.

Не отдал приказа провести вскрытия убитых? Помилуйте — был абсолютно уверен, что этот приказ уже отдали. Причем здесь я? По рапорту городового отверстия были похожи на пулевые. Передоверился.

Версия об убийстве и самоубийстве? Разумеется. А что могло еще прийти в голову? И версия эта не моя, а господина следователя. А уж почему он так решил — я не знаю. Отсутствующий револьвер? А это тоже не ко мне. Упал куда-то, не отыскали в суматохе.

И кто останется крайним? Останется господин следователь, на которого повесят все косяки.

А вообще — все скучно и банально. Корысть и ревность. Или наоборот. Нет бы что-то такое, занимательное, достойное пера писателя-детективщика. Например — талантливый ветеринар совершил грандиозное изобретение, способное спасти множество коровушек от вздутия и смерти. Изобрел, значит, медицинский стилет с трубкой, не удержался и показал его своей любовнице. А та, будучи женщиной умной, немедленно сделала чертеж или фотоснимок и продала изобретение бедного земского ветеринара какому-нибудь профессору, а тот присвоил себе лавры первооткрывателя, получив за выдающееся изобретение орден, а еще Константиновскую медаль и денежную премию. Нет, не выйдет. Константиновская медаль выдается за открытия в области географии… Ладно, чего уж там мелочиться? Пусть профессор получит Нобелевскую премию. Тьфу ты, опять не то. Не учредили еще «нобелевку». Ну и шут с ним, с премиями. Орден и деньги тоже неплохо. А еще слава.

А в отместку ветеринар убил свою любовницу.

Нет, не так. Слишком меркантильный изобретатель получается. Он убил любовницу за предательство. Он-то ей доверил главную тайну своей жизни, а она променяла его доверие на презренные бумажки.

Уже лучше. Но зачем изобретатель убил землемера? Ну, пусть тот оказался посредником между неверной любовницей и тем самым профессором.

А если любовница продала чертеж троакара иностранным шпионам? А землемер посредник?

Теперь гораздо лучше. Правда, объект посягательства вражеской державы мелковат. Может, ветеринар придумал что-то другое, посерьезнее? Скажем — новейшую модель сепаратора? А кто купил? Какое государство? Надо подумать.

Нет, все равно не то. Не поверит читатель.

Вот, если бы сельский изобретатель придумал супер-оружие, вроде нейтронной пушки или лучемета, тогда да. И что в итоге? Все правильно, получится «Гиперболоид инженера Гарина». Кирилловский ветеринар создает оружие разрушительной силы, за ним охотятся шпионы всего мира, он убегает на какой-нибудь остров, топит с помощью теплового луча вражеские корабли, а потом, испытывая мучения совести, отдает гиперболоид России.

Нет, гиперболоид мы у Алексея Николаевича красть не станем. Две вещи я у него спер — хватит. Пусть мальчишка спокойно учится, потом начнет заниматься творчеством. Все равно, вершина его творчества, на мой взгляд, «Петр Первый». А вот «Хождения по мукам», надеюсь, у него не будет. Ну, этого не будет, будет другое, не менее талантливое.

Ну вот, мы почти и дома. Выехали из Кирилловского уезда — почти день ушел, проехали кусочек Белозерского — полдня, а теперь прибыли в Череповецкий. Еще один перегон — и в Череповце. Бог даст — к ночи будем дома.

А здесь почтовая станция, трактир, в котором можно перекусить, а еще узнать свежие новости. Трактирщики, равно как и станционные смотрители, всегда все знают и сами готовы поделиться информацией, даже денег за это не возьмут.

Вот и сейчас — хозяин постоялого двора, подождав, пока мы не сделаем заказ половому, подошел к нашему столу.

— Здравствуйте, ваше высокоблагородие, — поклонился он мне и спросил: — Поздравляю. Как всегда — все сделали, все закончили, всех злодеев арестовали.

Я только кивнул. Спрашивать — откуда он меня знает, что делал — смысла нет. Подозреваю, что по всему тракту Кириллов- Череповец уже известен результат моего расследования. Да и чему удивляться? Арестованного ветеринара в Череповец увезли, а мимо этой станции не проехать. Наверняка конвойные тут его и кормили, заодно и новости рассказали.

А мне здесь еще с прошлого раза понравилось. И чисто, и кормят хорошо. Щи серые отличные, сметана свежая.

— Что новенького в Череповецком уезде? — поинтересовался я. — Выпал из жизни, новостей последних не знаю.

— Его Высокопревосходительство губернатор Новгородский с ревизией в уезд приезжал, — свистящим шепотом сообщил трактирщик.

О, как же я кстати в Кириллов укатил. Не то, чтобы боялся Новгородского губернатора — после встречи с императором ничего не страшно, но по-прежнему предпочитал держаться на расстоянии от начальства. Спросил:

— Надеюсь, уже уехал Его Высокопревосходительство?

— Третьего дня как уехал.

Вот и славно. Мне в городе и без губернатора хорошо.

— И что он?

— Очень остался недоволен и Череповцом, и уездом.

— А что ему в Череповце неладно? — удивился я. — Чистенький, улицы мощеные — целых две штуки, пьяных почти не видно, а кого и видно, так разбегаются.

— Замечание Его Высокопревосходительство сделал нашему городскому голове, — со значением сказал трактирщик, — мол, Иван Андреевич, вы человек культурный, все по европейским манерам делаете, а в вашем городе лопухи растут в сажень высотой.

В принципе, всегда есть до чего докопаться, но лопухи-то чем губернатору не угодили? Растут себе и растут. И не в сажень вовсе, а пониже. Зато нашим козам есть где пастись. Как там у поэта?

Не сажают в городе цветы.

Говорят, когда-то их сажали,

Говорят, что козы их сожрали —

«Мелкие рогатые скоты».

Но зато какие лопухи!

Вы таких, уверен, не видали!

В них не то что козы пропадали,

Пропадали даже пастухи[1].

В Новгороде, насколько помню, лопухов никак не меньше. Вон, у Ярославова дворища джунгли выросли.

В Череповце заросли аккуратные, ни одна коза не пропала. Разве что, Анька потерялась в мое отсутствие. Ничего страшного — как приеду, так и разыщу.

Что-то я даже соскучился по этой вредной девчонке. Привык за последнее время, что она всегда рядом. А тут целых две недели, а с дорогами, так почти три…

По Леночке тоже скучаю, но невеста — словно звезда, недосягаемая, по которой можно только страдать.

— Еще Его Высокопревосходительство изволил выразить неудовольствие господину исправнику, — сообщил трактирщик.