Господин следователь. Книга седьмая (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

— Стилет у меня в специальном футлярчике хранится, сам сшил. Днем у меня выезд был, так стилет в кармане остался, позабыл выложить.

Нет, господин Андреев, не убедительно. Помощник прокурора, который станет обвинение писать, не поверит. И присяжные заседатели не поверят. Таскать по карманам стилеты?

Видимо, придется еще один допрос проводить. Спрошу про «хламиду». Так вот, с выезда и пошел в рабочей одежде?

— Ладно, так и запишем. — не стал я спорить. — Стилет оставался в кармане, потому что забыл выложить. Ага. А как возникло желание убить Никитскую и Андерсона? И кого вначале убили, кого потом? И в дом как вошли?

— У Олимпиады и кухарка, и горничная приходящие. Я, когда к ней раньше ходил, шел украдкой, не через главный вход, а через черный, который на кухню идет. Эта дверь у них только на ночь и запиралась, — пояснил ветеринар. — Я шел-то, чтобы с Олимпиадой поговорить.

— С какой целью?

— Денег у нее собирался взять в долг — рублей тридцать. Я свой дом за двести купил, но заплатил половину, а остальное по частям отдавал. Продавец срочно требовал.

Вишь, дом-то похож на мой, а стоит на сто рублей меньше! Дешевая недвижимость в Кириллове, а место тут очень хорошее — рядом со святыней. Правда, туристов много…

М-да, про туристов я хватил. Их пока нет, но имеются паломники.

— Стало быть — к Никитской вы прошли через черный ход, вошли в кухню, прошли в гостевую комнату? — уточнил я.

— Совершенно верно. Прошел — а тут Федор стоит, в одном белье. И спрашивает — а ты чего приперся? Пошел вон, скотина! И тоном таким — словно барин с холопом. Вот, я и не выдержал. Хотел его по зубам съездить, но само собой рука в карман полезла. Вытащил стилет — ударил раз, потом другой. А тут и Олимпиада с постели вскочила. Закричала, побежала куда-то… Ну, я в запале и ее ударил.

— Сколько раз ударили?

— В запале, говорю, был, не упомню. Может — один раз, может два.

— А стилет? — поинтересовался я. — Выбросили или он сам выпал?

— Рукоятка скользкая стала от крови, выскользнул. Видимо, случайно отопнул.

— И что потом?

— Вспомнил потом — а чего это я и приходил? Мне же двадцать рублей завтра возвращать надо, где я их возьму? Я по прежнему времени знал, где Олимпиада деньги хранит. Поднялся наверх, открыл комод, а там деньги. И много. Вначале собирался двадцать взять, потом подумал — а чего бы и все не забрать? Семь бед — один ответ. А там еще шкатулочка лежит. Думаю — если Олимпиада мертвая, зачем ее драгоценности? Вот, их тоже взял. Думал, подожду немножко, потом продам. И обрадовался, когда объявили, что Федор и Олимпиаду убил, и себя порешил.

Какое-то время мы сидели молча. Потом я спросил:

— Олимпиада Аркадьевна вам с покупкой дома не помогала?

— А вот это не ваше собачье дело, — вспылил ветеринар.

— Разумеется, не мое, — не стал обижаться я. Посмотрев в глаза Андреева, сказал: — Но коли станете мне хамить, то запишу — дом был приобретен на средства госпожи Никитской. Вы знали, где хозяйка деньги хранила, логично предположить, что она при вас их откуда-то доставала. Вопрос — зачем?

— Запишете, я это не подпишу!

— Так и пес с вами, не подписывайте, — хмыкнул я. — Но на суде опять вопросы возникнут, что люди подумают? Мало того, что вор и убийца, так еще и «альфонс». Читали, Дюма-сына?

— Не читал, но кто такой «альфонс», знаю. Ладно, мне Олимпиада деньги давала. Только не на дом, я на него сам скопил, а так, на хозяйство. Пару раз десять рублей давала, один раз двадцать. И да, видел я, где она деньги хранила.

[1] Автору в советское время доводилось беседовать с пастухами, или, как их называли «гуртоправами». Троакар, кстати, им выдавался вместе с брезентовым плащом и седлом (нет, не для коровы, а для коня т. к. пасли верхом). Мнения о троакаре рознились. Кого-то он устраивал, а кто-то предпочитал по старинке, ножом. Еще — если услышите, что в пастухи шли самые никчемные люди — плюньте тому в глаза. Желающих было много. Зарплата пастуха составляла около 250− 300 рублей в месяц, плюс премии по итогам квартала и по итогам года. Больше получали только комбайнеры в период жатвы.

Глава семнадцатая

Мелкая и рогатая

Из Кириллова решил ехать на почтовых, хотя исправник и пытался дать мне своих лошадей. Верю, что выезд у него неплох, но на почтовых все-таки получается гораздо быстрее — их, как-никак, меняют на каждой станции, а так бы пришлось ждать, давая коням роздых.

Единственное, в чем сделал уступку, так это позволил оплатить за счет казны полицейского управления Кирилловского уезда транспортные расходы моего унтер-офицера. Оставшиеся места сам оплачу, а вот видеть в карете чужих людей не хочется, к тому же, у меня при себе имеются важные бумаги, которые, при желании можно считать секретными.

В чем минус, так это в том, что будь это частная коляска, приказал бы кучеру остановиться у горы Маура, а потом завернуть к Горицкому монастырю. Как-никак, это в моем времени считается природными и историческими достопримечательностями Кирилловского района. И я тут как-то бывал, в своем времени, поэтому интересно сравнить — как все выглядит в девятнадцатом веке?

Помнится, во время посещения Горицкого монастыря, мое внимание привлекла поленница дров, сложенная в виде стога сена! К ней лестница приставлена, чтобы поленья сверху снимать. И так бывает — храмы не отложились в памяти, а какая-то поленница запомнилась.

Разумеется, можно бы и почтовую карету остановить и направить, но государственную службу в своих целях использовать как-то и неудобно, к тому же, не хватит у меня сил и желания осматривать достопримечательности. До дома бы доехать, в бане напариться, чаю попить крепкого и отоспаться. А в Горицы мы с Леночкой как-нибудь специально съездим. Наймем лошадок, да и отправимся в свадебное путешествие не за границу, а по просторам Новгородской губернии.

Я уезжал из Кириллова с толстой пачкой бумаг, которые по возвращению в Череповец придется сшивать, превратив в красивую папку под названием «Дело по обвинению г-на Андреева Андрея Николаевича по ст. 1455 и ст. 2146 Уложения о наказаниях Российской империи», что означает, что вменяем ветеринару обвинение в убийстве и краже. Не удастся мне доказать «заранее обдуманное намерение», так что, бессрочной каторги ветеринар-изобретатель не получит, а двойное убийство, сопряженное с кражей 10 тысяч рублей и драгоценностей на сумму 3 тысячи, по моим представлениям «затянет» на лишение прав состояний и каторжные работы от 12 до 15 лет.

Еще вез два пакета — один, с рабочим халатом, второй — с троакаром. Вещественные доказательства, которые так любят господа присяжные заседатели. Так что, возвращался домой с чувством выполненного долга. Обещание сделать публикацию в журнале я выполню, но не сразу, а после того, как суд присяжных Череповецкого Окружного суда вынесет приговор.

Это по преступлению Андреева. А что касается исправника и следователя, здесь я ничего не смогу поделать. Наказать не смогу и открыть дело по фальсификации дела не в моей компетенции. Увы и ах. Все, что касается должностных преступлений — к вышестоящему начальству.

По факту укрывательства преступления, фальсификации дела, напишу подробную бумагу Лентовскому, не сомневаюсь, что следователь Зайцев будет уволен, а вот решит ли Председатель суда передать материалы на рассмотрение Судебной палаты — сомнительно. А что до господина Сулимова — это решать губернатору. Надумает Его Высокопревосходительство господин Мосолов снять коллежского советника Сулимова с должности и отдать под суд — снимет и отдаст под суд, а нет — его воля. Если только письмо батюшке отписать, так и то, получится оно чисто «информативным». Батюшка доложит министру, тот государю (или отец сам сообщит императору во время доклада), а все потом так и отправится к губернатору. Мое письмо — не официальный документ, а частный, поэтому его придется проверять. И кто знает — не окажется ли Сулимов ставленником моего собственного отца? Не уточнял — кто подписывал документ о его назначении?