Трудовые будни барышни-попаданки 2 (СИ) - Дэвлин Джейд

— Мирза Амид, мои уста рады дать ответ на твои вопросы.

— Говори, Бархам, а потом и я порадую твои уши.

— Я узнал, что такое патент. Это не человек, а торговый фирман. Если падишах неверных дал патент торговцу, который печет лепешки с медом, другие торговцы не могут печь такие лепешки или могут печь, но постоянно платят деньги владельцу патента-фирмана.

— Прекрасен мир Аллаха, удивительны чудеса неверных. Узнал ли ты, кто покровительствует хануме-торговке?

— Да, мирза Амид. Их двое — бег при паше-губернаторе и бег — начальник стражи, но не главный начальник. Они ей не родня и не любовники, хотя их взгляды на нее не укрылись от моего взора. Они умело скрывают свое вожделение и хотят помочь. У них разные чины, но равная власть. Они ищут повод для беседы с ней, но никто из них не господин для нее.

— Но она уже продала патент-фирман на то, как сделать светильное масло из нефти?

— Да, мой господин. Его хозяином стал урус-купец Никитин.

— Что же, мы будем чтить закон этой страны. Но он бессилен в нашей. Радуйся, Бархам, я получил письмо от принца. Он говорит, что если мы принесем великую пользу нашему падишаху, то будем вознаграждены больше, чем любые купцы. Я стану сардаром, а ты — бегом.

— Всевышний велик.

— Но мы должны потрудиться. Перед тем, как облачиться в халат бега, найди одежду попроще и вступи в презренные разговоры с презренными людьми.

— Шостый лист порчу, а тебе все не по нраву.

— А и сёмый испортишь, и осьмый. Лишь бы письмо вышло как по обрывку-образцу. Старайся, не ерепенься, пока я другого грамотея в кабаке не нашел. Гривенник за лист бумажный — кто же тебе заплатит столько?

— А и правда, с чего бы так?

— Поспрошай, поспрошай. На все вопросы у меня ответ один — видишь?

— Ох, не пугай, добрый человек.

— А ты не дури. Кабы я грамоту знал да им писать можно было, а не резать-колоть, уж давно сам бы написал. Уж поверь, с ним я обращаться мастак, не как ты с пером своим.

— Гляди, так ладно?

— Ладно, теперь рука та же. На, держи, молись за меня да хвали, что медяком тебя одарил, а не сталью булатной. Прощай, мне пора, и так с тобой замешкался.

Глава 44

Мой маленький обоз, напоминавший цыганский табор, выкатился за пределы ярмарки. Слышалось ржание, гусиный гогот, визг, мемеканье, гавканье и громкие, нечеловеческие выкрики: «Дур-рак, чар-ку!» И еще кое-какие слова, от которых я надеялась держать Лизоньку подальше, да вот не судьба. Окончательно прощенная дочка все же выклянчила под конец ученого попугая, а что его лексикон оказался непроверен — вина непутевой мамаши. Надо было думать, каким путем попугаи попадают на русскую землю. Уж явно не сам прилетел. А на корабле еще и не таким словам могли научить, особенно если русская команда.

Впрочем, обоз был не такой уж и маленький. Прибавились четыре телеги, а из персонала также портной и кондитер. Оба вольные, оба умеренные пьянчужки, а главное — мастера своего дела.

Я решила улучшить свиноводство, закупив поросят ландрасов и беркширов. А также породистых козочек и гусей. Гуси тревожно гоготали, хотя я им сказала, что они в первую очередь предназначены на развод. Козлятушки-ребятушки пытались шалить — например, прокусить мешки с сахаром, поэтому ругался не только попугай.

Прибавилось и лошадей. После истории с мастером крапленых колод я решила и дальше пройтись по Пушкину: купила жемчуг то ли индийца, то ли араба для ювелирных занятий. Несколько бутылей вина, пусть не поддельного, но не самого лучшего сорта — добротное, столовое, на глинтвейн. Вместе с Еремеем добралась до табуна бракованных коней, по мнению заводчика столь хороших, что завтра он собирался гнать их в столицу, продавать в гвардейские полки, а тут — так, по пути. Еремей осмотрел лошадок, выбрал пять штук, которых, по его мнению, можно откормить и вылечить. После чего выдал столь квалифицированную критическую тираду, что заводчик тихо выругался и продал пятерку по цене трех, лишь бы знаток отдалился от табуна и не смущал других покупателей.

К спелым дочкам интереса у меня не было, но они проявили интерес сами. К Алексейке. Юноша после героической операции по спасению Федьки вжился в имидж то ли дворянского, то ли купеческого сына. И гулял по ярмарке в парадном сюртуке с золотыми часами в нагрудном кармане — их я купила в тот вечер, дала Алексею, да и подарила-оставила. Пусть мальчик покрасуется. Он и покрасовался до того, что ко мне явился незнакомый барин и предложил выдать дочь за моего сына. Я даже не сразу поняла, о ком идет речь. Потом барин разгневался, но я сказала, что мои приказчики будут одеваться так, как хотят, а я согласна.

Отъезду с ярмарки предшествовал не очень легкий и приятный разговор с Михаилом Федоровичем, конечно же капитаном-исправником. Он сопроводил меня до гостиницы, а там спросил достаточно прямолинейно:

— Эмма Марковна, решайте: на людях будем говорить или в номере. Тогда могут слухи пойти, но беседа может оказаться неприятной.

Я предпочла толки с кривотолками и оказалась права. Такую беседу моим людям было лучше не слышать.

Михаил Федорович дверь закрыл, потом защелкнул. Потом шагнул к окну, чтобы ничего не услышало лукавое ушко, прислонившееся к внешней скважине.

— Да, Эмма Марковна, умеете вы удивлять, хотя меня удивить непросто. Вы же женщина самообладания и ума высокой пробы. Куда же все делось-то, когда к жуликам устремились свою живую собственность выручать? Ладно, не собственность, душу человеческую… все равно, как смогли-то?

Говорил он медленно, но густо и неразрывно, будто по шоссе тек автомобильный поток, не дающий шанс пешеходу перейти. Мне — вставить слово.

Иногда осуждал с адвокатской интонацией. И все равно завершил прокурорским словом.

— Да, понимаю, «Бристоль» — заведение с внешне пристойной репутацией, и хозяин скорее закроет его, чем позволит причинить оскорбление дворянскому сословию в своих стенах. Да и главарь — на самом деле хозяин шулерской банды — имеет свои принципы и никогда не прибегнет к насилию… первым. Да, ваш визит чем-то напоминал морское купание в спасательном круге… или в обнимку с бревном. Но будем честны — вы подумали об этом, переступая порог вертепа?

И что мне ответить? Разве удивиться — были ли тогда спасательные круги? Хотя, раз он их упоминает… Эх, нет у меня гугла под рукой. А жаль!

Вообще-то мне было что сказать. Даже самый праведный, пылающий гнев никогда не отключает во мне чуйку. Внутреннее предвидение, сгустившееся, сконцентрировавшееся за полвека жизни и выдававшее оперативный прогноз с 90 % вероятностью. И в этой бристольской истории он мне не отказал.

Но как это сообщить Михаилу Федоровичу? Если он услышит про полувековой опыт, то, пожалуй, назовет не сумасбродкой, а сумасшедшей. А еще — прав он, капитан-исправник. Чуйка чуйкой, только наработана она в другом мире, в другом времени. Здесь же я сглупила. С самого начала сглупила — когда не развернула обоз и не отвезла Лизу обратно в Голубки. Нечего такому маленькому ребенку на ярмарке делать, вот и весь сказ. А мне в сто раз осторожнее нужно себя держать.

Поэтому я решила вести себя как школьница в кабинете директора. Глядела вниз, заодно решая — велеть подмести-помыть паркет моим людям или требовать от хозяина? Благодарила за помощь, радовалась, что все обошлось хорошо — повезло.

— Раз везение, два везение, а когда умение? — вздохнул Михаил Федорович. — Умение избегать опасных поступков. Вот что, сударыня, помните, обещали вы просьбу мою исполнить? Покиньте завтра ярмарку.

Я кивнула. И тут застучались, да так знакомо, что пришлось открыть.

За дверью стояла Лизонька, еле-еле удерживая на руках щенка.

— Маменька, мы с Зефиркой тебя ищем, — сказала она.

Я не удивилась. Зато удивился Михаил Федорович. Как будто на моих глазах вскрыл пакет с секретным донесением, полностью изменившим его представление о некоем уголовном деле.