Двадцать два несчастья - Данияр Саматович Сугралинов

грант, поменьше. Он был небольшой и касался исследований, проводимых с больными стариками в Костромской и Владимирской областях. Там, конечно, гонорары были куда скромнее.

К моему облегчению, деньги в этом кошельке были. Немного в сравнении с первым, всего сто пятьдесят тысяч, то есть чуть меньше половины от того, что я должен Михалычу, но это уже хоть что-то.

Я вывел все до копейки. Создал еще один виртуальный кошелек и через Сингапур перекинул деньги с одного на другой. Это потребовалось, чтобы никто даже при желании не смог найти связь между умершим Сергеем Епиходовым из Москвы и нынешним Сергеем Епиходовым из Казани.

Через некоторое время тренькнула эсэмэска на телефоне, и деньги поступили Сергею на карточку. А я подумал, что надо бы завести еще одну, чтобы не светиться. Возможно, в другом банке.

Успокоив себя такими мыслями, удостоверился: да, сто пятьдесят тысяч у меня были. Что ж, можно идти к Михалычу.

Забрав наличку, которую принесли две клиентки, я отсчитал то, что положено для аренды, а все остальное положил себе в карман. Еще зайду в магазин, нужно разобраться хоть с частью долга. Потому что по себе знаю, что возвращать долги приятно не только для того, кому возвращаешь, но и для твоей нервной системы.

Довольный, как стадо слонов во время весеннего гона, я отправился домой.

* * *

По дороге заглянул в магазин, который находился у нас во дворе, один из тех, что делали в девяностые из квартир на первых этажах — выбили стену между двумя комнатами, поставили железную дверь с решеткой и вывеску «Продукты». Окна замазали белой краской изнутри, но кое-где проступали разводы и потеки — видимо, когда-то там были шторы и цветы на подоконнике.

Внутри пахло старым линолеумом, дешевой колбасой и сладковато-дынным запахом вейпа — Светка курила прямо за прилавком, несмотря на запрещающий знак над кассой. Два холодильника с мутными стеклами, заполненные пивом и энергетиками, гудели в углу, один чуть погромче другого, он иногда взбрыкивал. На полках теснились банки с консервами, пакеты с крупой, стопки лапши быстрого приготовления.

За прилавком, сколоченным из ДСП и покрытым облезлой китайской клеенкой в красную клетку, восседала Светлана — полноватая женщина с выкрашенными в блондинистый цвет волосами, отливающими фиолетовым. Насколько я помню, Ира называла такой оттенок «аметист». Похожа она была на прапорщика запаса — широкие плечи, крупные руки с короткими ногтями, накрашенными перламутровым лаком. На шее болталась толстая золотая цепь, на пальце — массивное кольцо с красным советским камнем.

Она свирепо посмотрела на меня поверх очков для чтения и сказала:

— Явился.

— Здравствуйте, Светлана, — ответил я.

— Пьяный, что ли? — фыркнула она и передразнила, протянув: — Све-е-етла-а-на… Светка я! Че надо?

— Марат напомнил о долге.

— Принес? — прищурилась она.

— Да, я принес, но не всю сумму, — сказал я. — Можно, я отдам половину, а остальное принесу завтра?

— Ну, давай хоть что-то, — устало вздохнула она, открывая тетрадку в клеенчатой обложке, в которой мелким бисерным почерком были записаны разные фамилии в столбик.

Рядом шли даты и суммы — кто-то брал в долг пачку сигарет, кто-то бутылку, кто-то хлеб и макароны до зарплаты. Серега Епиходов, видимо, относился к особо отличившимся — напротив его фамилии тянулся длинный список позиций, исписанный мелким почерком на полстраницы.

— Вот. — Я положил перед ней деньги на прилавок. — Десять тысяч.

Она пересчитала, смочив палец о губку в блюдце, и, отыскав мою фамилию, вычеркнула две позиции жирной синей ручкой. Я заглянул через ее плечо — там еще было ой-ой-ой…

— Да, далеко пойдешь, Епиходов, — с грустью вздохнула она, захлопывая тетрадку. — Жду тебя завтра. Не забудь — четырнадцать тысяч шестьсот.

— Не забуду, Свет, — ответил я, улыбаясь, потому что Система начислила мне несколько часов к прогнозу продолжительности жизни.

* * *

А дома у меня ситуация оказалась еще хуже, чем с Михалычем. Там ожидала Татьяна. То есть Танюха в образе «держите меня семеро». Что может быть страшнее, чем рассерженная женщина, которая уже битый час тщетно ожидает хозяина квартиры?

— Явился? — как и продавщица, проскрипела она, и мне почудилось, что даже лязгнула своей золотой коронкой.

Я пожал плечами и сказал:

— Да, вернулся.

— Ты же говорил — сорок минут всего! — Увенчанный острым ногтем палец уставился мне прямо между глаз. — У тебя, подлец, часов, что ли, нету? А⁈

Я моргнул, опасаясь, что она может выдавить мне роговицу.

— Отвечай!

Наезд был справедливым, поэтому я и не подумал обижаться или вставать в позу.

— Есть, на телефоне, — закосил я под дурачка и с покаянным видом развел руками. — Извини, немного задержался.

— Немного? — аж обалдев от такой моей наглости, переспросила она. — Немножечко? Прямо совсем чуть-чуть?

— Ага, — подтвердил я и печально вздохнул.

— Ты прошатался где-то почти целый день! — громко возмутилась она, и тщательно вымытые стекла звонко задрожали. Поняв, что перебарщивает, Танюха снизила децибелы и добавила: — Мог бы предупредить!

— Так вышло, — пояснил я. — Нашел работу, немножко подкалымил, заработал чуток. Нужно же начинать отдавать долги.

— Я вымыла твою квартиру, — обличительно покачала головой Татьяна. — Но такого срача, я тебе скажу, за свою жизнь не видала!

Я тоже не видел. Во всяком случае до тех пор, пока не попал в тело Сергея. Поэтому скромно улыбнулся с чувством выполненного долга.

В ответ Татьяна налилась багрянцем, словно закат перед сильным похолоданием. Хотя я не метеоролог и могу ошибаться. Наш преподаватель говорил, что это рефракция и интерференция. Но в случае с Татьяной, мне кажется, это потому, что она была недовольна.

— Я не знаю, сколько ты здесь не убирался и как можно было довести все до такого! Ты знаешь, я эту посуду, пока отмыла, думала — поседею!

— Ты что, отмыла всю посуду в ванной? — Мое удивление было таково, что словами не передать. — Я думал, ты ее сложишь в ведро и вынесешь в мусор.

— Ну, частично я так и сделала, — покаялась Татьяна. — Но там был хороший сервиз, в горошек, мне стало жалко, поэтому пришлось отмывать. И столовый сервиз тоже. На двенадцать персон.

— Во дела, — покачал я головой.

— Поэтому ты мне должен, — набычилась она.

— Конечно, от своих слов я не отступлю, —