СССР против НЛО - Анджей Б.

— Да я это самое…

Мой нетрезвый собеседник болезненным движением потёр голову. Потом вдруг замер и уставил на меня покрасневшие глаза.

— Постой-ка. А ты откуда это знаешь, что там мне мерещится?

По лицу его пробежала тень сомнения, он нахмурился и засопел.

Я дружески усмехнулся.

— А я, Иван Иваныч, всё знаю. Приходится. Слышали, люди говорят: а чёрт, мол, его знает? Так вот я он самый и есть.

С этими словами я привёл свой облик в соответствие со сказанным.

Выжившие после воздушно-спиртовой атаки микрокамеры отправили мне изображение: рога торчали из жуткой лохматой головы и сияли в лунном свете просто на загляденье, да и копыта удались на славу.

Когда крики оператора затихли вдали, мне подумалось о том, что вот такая спонтанная шоковая терапия может оказаться полезной. Окулярову она поможет возвратиться в ряды непьющих (хотя бы на работе) людей, а режиссеру Гайдаю вернёт ценного коллегу. Ну, Леонид Иович, чем могу.

Затем я принял другой облик, поправил клетчатую рубаху, убрал на лоб очки — и рванул догонять своих коллег-Шуриков, которые спускались с холма к нужному дому, собираясь подобраться к нему с четырёх сторон.

***

За что я люблю свою работу, так это за непредсказуемость. Вчера ты вытаскивал из лап зелёных пришельцев игру настольный хоккей, сегодня в компании семидесяти Шуриков из «Кавказской пленницы» штурмуешь дом, который охраняют инфернальные големы в эсэсовских мундирах… А чем доведётся заняться завтра, не знает вообще никто.

Автоматы громыхали так, что закладывало уши, клубы густого белого дыма наполняли двор — наши дымовые завесы сработали сразу с четырёх сторон. Сначала я думал просто отключить фонари, потом решил, что вражеские големы могут уметь видеть в темноте, а вот видеть среди дыма им будет посложнее. Теперь в дыму мелькали очкастые светловолосые фигуры. Иногда выныривали фигуры тёмные, в этих я пулял из пальца и, если удавалось не промахнуться, замораживал их — правда, всего на несколько минут, энергии было не вдоволь и её следовало беречь.

Шурики тоже пуляли в тёмных своими фантомными пальцами, но это был лишь психологический и отвлекающий от меня манёвр — о том, что пальцы их пуляют понарошку и среди семидесяти очкариков представляет опасность лишь один, големы не догадывались. И они, слегка ошалев от количества противников, ожесточённо расстреливали двор из своих баснословных шмайссеров, пытаясь организовать какое-то подобие осмысленной обороны.

Часто их выстрелы достигали цели, и тогда фантомные Шурики лопались, как воздушные шары, или нарезали хаотичные петли среди дыма и всеобщей катавасии, выпуская реактивную струю воздуха через продырявленное место с пронзительным душераздирающим писком:

— Пи-и-и-и-и-и!..

В общем, во дворе этой южной писательской дачи было в ту ночь достаточно оживлённо.

А снаружи, за забором, ничего этого, конечно, слышно не было, и местные жители спокойно спали или занимались другими своими делами, совершенно не подозревая о происходящих рядом темпоральных баталиях. И правильно, зачем им лишние тревоги, а нам — свидетели.

Да, големы напропалую лупасили из своих как бы немецких автоматов, но тут надо отметить такой момент. Хоть пули из големских шмайссеров и были для фантомов губительными, прерывая их резиновое псевдосуществование, на живую материю они действовали куда гуманнее. Дело тут, видимо, в том, что дырявить живых людей кусочками убийственного металла это какая-то настолько неимоверная и запредельная дичь, что даже тёмные сущности из непонятных подпространств это понимают.

Но при всём при том некоторое воздействие попадание из големского оружия на людей оказывало, и совсем безобидным назвать его тоже нельзя. Причём воздействие это имело одну удивительную особенность: оно было непредсказуемым, рандомным.

Я как-то видел своими глазами, что получивший такую пулю оперативник превратился в мраморную статую, как бы памятник самому себе, и так и простоял, сверкая отшлифованными боками, пока время действия хитрого вражеского оружия не истекло и оно не исчерпало силу. Другой, это мне уже рассказывали, от попадания обернулся бабочкой, и отряд, наскоро закончив операцию, материализовал сачки и битый час ловил своего пёстрого порхающего товарища, опасаясь, что тот, воздушный и беззаботный, вернёт свой обычный облик где-нибудь не очень низко над землёй и грохнется, получив увечья.

Воздействие потусторонней силы, кстати, всегда продолжается один час шесть минут и шесть секунд, и это число с тремя шестёрками некоторым кажется многозначительным и зловещим.

Дым клубился, автоматы грохотали, фигуры бегали, прыгали, стреляли и даже иногда схватывались в рукопашной. В общем, заваруха получилась что надо, на такую я и рассчитывал.

Пробираясь сначала вдоль забора, потом укрываясь за сараями и совершив рывок под кирпичной стеной добротного двухэтажного дома, мы с немногочисленным отдельным отрядом Шуриков заскочили на крыльцо и дальше в двери здания. Обездвижив две тёмные фигуры, я застучал подошвами по лестнице, ведущей наверх, и скоро отыскал нужную комнату. За мной небольшой группой толпились уцелевшие Шурики.

И тут из какой-то незамеченной мной двери выскочил тёмный автоматчик. Коридор озарился огнём, в стену позади меня врезались пули. Хлопнул, разлетаясь резиновыми клочками, один из Шуриков. Я вскинул палец, вооружённая фигура дёрнулась и застыла в напряжённой стреляющей позе… И только тогда я почувствовал: в меня тоже попало.

Против этих хитрых подпространственных боеприпасов вроде как пытались придумать какую-то защиту — по крайней мере электроника, что мы на себе таскаем, то и дело загружает очередные обновления, но то, наверное, как соревнования снаряда и брони — борьба эта бесконечна. И я застыл, ожидая, какой же эффект теперь для меня случится.

Эффект не заставил себя долго ждать. Во-первых, изменилась моя внешность — но, слава богу, не кардинально. Ни в какое порхающее насекомое или каменного истукана я не превратился, просто обрёл свой обычный облик оперативника Службы защиты Времени Никиты Касаткина — высокого, в меру симпатичного парня, одетого в тактический комбинезон модификации «хамелеон».

И это бы ничего, но было ещё и во-вторых.

А во-вторых, я почувствовал вдруг во всём теле непривычную лёгкость, лёгкость небывалую и очень, очень неправильную. Я почти парил над полом, едва касаясь ботинками его гладких и длинных досок, и чувствовал, что небольшой сквозняк способен, пожалуй, подхватить меня и выдуть в окно.

Судя по всему, меня превратило в фантома, причём самого простого типа — голограмму,