Трудовые будни барышни-попаданки 3 (СИ) - Дэвлин Джейд

Так что день прошел не зря. Я более чем уверена, что скоро вся грибоедовская Москва возжаждет таких же ярких ламп, необычных шелков и модных конфект, какие уже скоро будут представлены на очередном званом вечере в салоне графини Салтыковой.

Между делом Наталья Григорьевна, кстати, выпытала у меня, кто сие продает, а узнав, что сама я до торгашества не опускаюсь, «наняв» для этих дел солидного купчину, вовсе сочла меня не только приличной и осведомленной, но и умной и ловкой дамой. О чем и высказалась весьма прямо. Так что поход в банк на следующий день я ей объявила уже без всякой маскировки, смиренно попросив присмотреть за Лизой, вернее за Павловной, в мое отсутствие. А также и далее быть нашей покровительницей, ведь с моими капиталами мне и квартиру хотелось бы снять приличную, какую посоветует опытная светская львица, и портниху бы, и гувернантку, и…

В общем, из дальней и бедной, хоть и немного загадочной провинциальной родственницы к следующему утру я превратилась в душеньку-голубушку, хорошую девочку, о судьбе которой будут заботиться со всем рвением.

Главное, с замужеством не стали бы давить, но тут я повздыхала и таки «продвинула в массы» память героического супруга, которая, дескать, пока не отпускает душу. Добрая хозяйка вздохнула, но тут же нашла в памяти парочку вдовушек, которые не могли решить, что лучше — монастырь или замужество, да так и решали десять лет.

Когда на следующий день я вышла из банка, умеренная дневная метель окончательно превратилась в сильную вечернюю вьюгу. Приехали мы с Прокопием Зенонычем сюда еще в полдень, да задержались весьма надолго. Ибо не все так просто оказалось с деньгами. Хотя бы в том, что таскать с собой десять тысяч серебром по Москве мне тут же и хором отсоветовали. И рьяно взялись организовывать для госпожи Шторм отдельные банковские услуги с весьма хорошими привилегиями.

Вот и задержали почти до темноты. Хотя нынче и темнеет рано… Приказчик уже давно витиевато извинился и ушел в контору, его там ждали дела. Вот и меня наконец отпустили.

Скорей бы в мой надежный и верный домик, единственное пока совсем свое жилье в Москве — возок. Он удобный, симпатичный… как любые модернизированные сани. При моих новых возможностях, а также авансах от Никитина, пусть и словесных, я могла бы заказать и карету на полозьях.

Сегодня уж точно воспользуюсь своей синицей в руке… Где же она? Экипаж должен был оставаться там, где я из него вышла, но сейчас я его не обнаружила.

Пригляделась и узрела — шагах в пятидесяти. Помешал кому-то, велели отъехать? Странно. Улица была почти безлюдной, ни у кого в эту пору дел не было.

Вот это-то осознание странности и заставило меня двинуться к экипажу размеренным шагом, а не поспешить со всех ног. Да еще и засунуть правую руку в карман шубейки и нащупать очень важный предмет, заранее помещенный в кожаный футляр. Не хотела им пользоваться, но все же держала при себе постоянно. Еще с Макарьева. На всю жизнь меня напугали тогда.

Вьюга разыгралась не на шутку, спасибо, хоть подгоняла, а не била в лицо. Я дошла до возка. И не успела удивиться, увидев стоящие рядом сани, как изумилась еще больше, уже с примесью страха.

И опять интуиция — я не ускорила шаг, хотя очень уж хотелось понять: почему не вижу Еремея? Замерз так, что решил погреться под пологом? Он не делал так даже в настоящие, лютые морозы, оставался на передке, следя за лошадьми.

Настороженность настолько быстро переросла в тревогу, что я даже не удивилась, когда мне навстречу шагнул незнако… нет, узнала. Уж была причина так запомнить эту оспенную рожу, чтобы признать разбойного атамана Данилу, или Рябыку, даже в вечернем полумраке.

— Передумал я, барыня, — молвил он непринужденно, будто вернулся к разговору, прерванному пять минут назад, — готов я говорить с вами о вашем выкупе. Тут вьюжно, давайте-ка прокатимся.

Как-то я сразу поняла, что злодеи столь разговорчивы и наглы в условиях явного превосходства. Да, кто-то заходит сбоку, видимо, в группе захвата двое, третий — при конях.

Сама удивилась, как легко нашла ответ.

— Простой выкуп: такое сокровище тебе посулю, какого тебе в жизни не сулили.

Атаман взглянул на меня пришалевшим взглядом. А я вытащила пистолет из кармана. Пока вынимала, почувствовала — что-то не то. Даже поняла, что случилось. Но отступать уже нельзя.

Пользуясь секундой этой ошалелости, взвела курок, надеясь, что затравочная порция пороха не отсырела, не просыпалась.

— Жизнь твою грешную не отниму — вот мой выкуп, — сказала я ровным тоном, на грани срыва. — Я барыня особая, пистоль мой особый, на всю твою братию пуль хватит.

Это был не просто блеф, а самое настоящее вранье. И негодяй еще не понимает, до какой степени.

Сбоку послышался зловещий свист. Второй разбойник взмахнул кистенем, но ударить не решился без приказа.

— Погодь, Гарась, — спокойно сказал главарь, — а вы, барыня…

Интересная беседа оборвалась. Краешком глаза я увидела тройку, подъехавшую и остановившуюся рядом так, будто ямщик был чемпион по гужевой парковке. Из экипажа выскочил человек, Гараська развернулся к нему…

В полутьме что-то блеснуло, и я увидела, как боевая часть кистеня улетела в снег. Разбойник впал в секундный ступор: с чего же он безоружен? Миша поднял клинок и шарахнул бандита эфесом по шапке. Тот рухнул в снег.

— Не посмейте, барыня, — то ли попросил, то ли повелел Рябыка и кинулся на меня.

Я не просто посмела, а дождалась, когда до разбойника останется полметра, подняла дуло к его лицу и спустила курок.

Глава 43

Оглушенный Рябыка отшатнулся, схватился за лицо. Потом отнял руки, но ничего сделать ими уже не успел, потому что получил такой же удар от Миши, как и сообщник. Правда, то ли шапка была лучше, то ли черепушка толще, и пришлось добавить.

Рядом послышались брань и мольба — соратник Миши тащил скрученного кучера, явно не серьезную боевую единицу. Я узнала Петра, верного помощника моего мужа. Возницу узнала тоже — тот же парень, что караулил возле конторы Никитиных.

— Ты его холостым? — удивленно спросил Миша, показывая на Рябыку.

— Да, — виновато вздохнула я. — Пуля выпала в кармане.

И достала бесполезный кругляш, который, если бы я его затолкала с бо́льшим усердием, остался бы в башке негодяя.

— Ну и умница, — сделал парадоксальный вывод муж, живо ловя меня в объятия. Вовремя, а то я бы так и села в снег, коленки подкосились. — Незачем грех на душу брать, уж тем более из-за такого пакостника и негодяя. Потом покажу, как надо шомполом вбивать до отказа… ну, Мушка, все, все. Успокаивайся. Сейчас нельзя расклеиваться.

— Нельзя, — согласилась я и тревожно спросила: — А где Еремей?

Еремей нашелся в возке — со связанными руками и завязанным ртом, но все же пришедший в себя после оглушения. Оглушение после блиц-осмотра я признала легким. Миша обтер ему щеки снегом, я дала хлебнуть настойки, и кучер сказал, что готов везти куда прикажут. За это время Петр успел связать слегка очухавшихся разбойников.

— В часть, — приказал Миша.

До части оказалось недалече. Миша вместе с Петром и своим единственным дворовым — кучером Ильей — затащил в помещение пленников, похоже, утративших интерес к сопротивлению.

Супруг вышел, примерно через час, как я предполагала, усталый и довольный.

— Уф-ф-ф! Потрудился. Показания снять — не самое сложное. Сперва пришлось объяснять квартальному, кто я вообще такой и откуда у меня право людям руки вязать.

— А показать корочку?

— С корочкой непросто. Про нее тоже расскажу. Хорошо бы поужинать и поговорить, сидя в тепле, а не стоя среди московской поземки.

— У меня доход, угощаю, — сказала я, и супруг не возразил.

Подходящее заведение отыскалось скоро. Главным достоинством были отдельные кабинеты, один из которых мы и заняли. Когда делали заказ, я дала официанту мелочь, чтобы тот отнес Еремею и Илье с Петром нарезанную кулебяку и бутылку со шкаликами.