Столичный доктор. Том VI (СИ) - Вязовский Алексей

Супруга стояла в дверях спальни. Щёки раскраснелись, волосы слегка растрёпаны — видно, она даже не успела привести себя в порядок. Одета в домашний халатик, который очень так призывно распахнут в районе декольте.

— Ты только не волнуйся, пожалуйста…

— Мне уже не нравится начало! Где. Ты. Был⁈ Не надо мне говорить про разминку. Я уже подумала, что ты любовницу завел, но от тебя пахнет порохом и карболкой. И рукав испачкан… это кровь?

Решил, что скажу. Дуэль не скроешь — о таком пишут в газетах.

— Одним словом…

На меня напал ступор, но я все-таки сумел с собой справится, начал повествование с Москвы. Ходынка, бал у посланника, письмо с гильотинами… Чем дальше рассказывал — тем больше распахивались глаза Агнесс.

— Поверить не могу! Ты вызвал на дуэль графа Монтебелло⁇!

— Это он меня вызвал. Тому десятки свидетелей. Я с ним встречи не искал.

— И вы сегодня утром стрелялись?!?

Здравствуй, капитан Очевидность. Но не время ерничать. Если жене хочется получать ответы даже на риторические вопросы, лучше так и сделать.

— Да. В Булонском лесу. Граф ранен, оказали ему помощь, отправили в больницу.

— Боже мой! — жена прижала руки ко рту — А ты? Чья это кровь?

Я осмотрел одежду. Все-таки испачкался.

— Не моя. Надо переодеться. Кстати, у меня встреча очень скоро. Приехал дядя Николая.

Губы у Агнесс дрожали, но она держалась.

— Я с тобой!

— Но разговор, скорее всего, пойдет о скучных вещах. Политика и прочая ерунда.

— Милый, даже если вы будете рассказывать друг другу таблицу логарифмов, мне все равно. Главное, что я буду рядом с тобой. Твои утренние отлучки закончились. Имей ввиду.

И вот как тут поспоришь? Тем более, если понимаешь, что всё-таки чувствуешь вину за недавнюю ложь.

— Должен предупредить тебя, что господин Плеханов — противник царской власти. Он эмигрировал много лет назад именно из-за своих убеждений.

— Он что, анархист? Которые бросали бомбы в императора?

— Нет, политик. Только языком болтает.

— Тогда не страшно.

— Как раз нет. Эти самые страшные. Ну, сколько твой антихрист убьет? Двух, трех? Много десять А эти товарищи со светлыми лицами…

— Как ты сказал? — Агнесс заулыбалась. Ну вот! Буря миновала.

— Со светлыми лицами. Они же за народ, за светлое будущее. «Мы наш, мы новый мир построим», — меня понесло и я даже напел строчки из Интернационала. — Так вот, любой новый мир создается этими «кто был никем» исключительно на горах костей…

Похоже, гимн пролетариев всех стран еще не стал популярной песней, жена посмотрела на меня чуть недоумевающе.

— То есть дядя Николая плохой человек? Зачем мы тогда с ним встречаемся?

— Победить зло можно, только его познав. Кстати, Плеханов не так уж и плох. Уверен, он тебе даже понравится.

Я мысленно перекрестился. Моему кораблю удалось проскользнуть через рифы и переключить жену на более актуальную тему.

Георгий Валентинович был само очарование. И это несмотря на явно старый пиджак со следами перелицовки и сильно потертый галстук. Ничуть не удивившись присутствию Агнесс, галантно представился, поцеловал ручку. А когда узнал, что моя жена родом из Вюрцбурга, выдал витиеватый спич на немецком. Про красоту готической архитектуры. Ну и про барокко с рококо. Но даже я, знаток начального уровня, уловил резкий акцент. Швейцарские гортанные интонации звучали сурово и неуклюже по сравнению с мелодичным франконским говором Агнесс.

— Господин Плеханов, — не удержалась она, с улыбкой обратившись к нему. — Вы провели столько лет в Швейцарии, что акцент выдал вас за секунды.

— Что ж, мадам, — ответил он, мягко улыбнувшись, — наверное, это лучше, чем выдать все тайны социализма.

Пока ждали наш заказ, болтали буквально ни о чем. В основном говорила Агнесс, рассказывая историю о моем скромном участии в открытии профессора Рёнтгена.

Ресторан оказался уютным, с тщательно выдержанным стилем бель-эпок. Даже электричество еще не провели. Мягкий свет газовых ламп приятно освещал стол, за которым мы расположились. Рядом потрескивал полешками небольшой камин. В летнюю жару могло показаться чересчур, но очаг не грел, только демонстрировал огонь. Плеханов явно чувствовал себя в своей тарелке — вежливый, уверенный, но при этом… усталый какой-то, что ли? Под глазами тени, дышит как-то дергано…

— Честно признаться, никогда не думал, что Николай может состоять в переписке с вами, — начал я, стараясь придать голосу нейтральный тон. — Но, боюсь, письма из России, особенно к вам, наверняка тщательно проверяются. И у него биография слегка подпорчена — после истории с полицейским надзором. А ведь он — очень талантлив. Жаль будет, если его карьера прервется.

Георгий Валентинович, развернув салфетку, взглянул на меня с лёгкой улыбкой.

— Любой запрет рано или поздно начинают обходить. Из Куоккалы, к примеру, послать письмо — совершенно безопасно. Два часа на поезде из Петербурга, и вы вне досягаемости Охранного отделения.

— Вне досягаемости? — я сдержал недоверчивую усмешку. — Если не считать их заграничных агентов.

— Ах, но тут главное — не походить на типичного русского революционера, — Плеханов широко улыбнулся. — Мы, знаете ли, не все носим бороды и суконные костюмы.

Отпив вина, я кивнул. Подход философа был разумным, но чувство тревоги не отпускало. Мне казалось, что разговор вот-вот перейдет к деликатной теме. Когда уже меня в спонсоры революции позовут? Стать в один ряд с Морозовым, Шмитом, Рябушинским? Отмазок сто штук заготовлено, я в эту игру вступать не собираюсь. Но и рвать связи так резко не хотелось бы. Умные люди заранее подкладывают себе соломки на любой поворот событий.

— Скажите, князь, вы же участвовали в операциях по установке бронхоблокаторов? — внезапно спросил Плеханов за основным блюдом, когда мы уже закончили «тейбл-ток» и даже слегка пообсуждали политику.

Я на мгновение опешил, но быстро взял себя в руки:

— Конечно. Наверняка Николай писал вам об этом. Собственно, из-за последствий операции я и оказался здесь. Но это подходит далеко не всем пациентам.

— Вот как. А если конкретно — мне? — несмотря на вроде бы ироничный посыл, видно было, что именно к этому вопросу наш гость и вел разговор.

Ого! У Плеханова туберкулез⁈ А по виду и не скажешь… Хотя эта общая бледность как бы намекала.

— Сложно сказать, Георгий Валентинович. Для этого необходимо обследование: рентген лёгких, анализы, тщательная оценка состояния здоровья. Операция требует определённых ресурсов организма, и если их недостаточно, последствия могут быть хуже, чем само заболевание. Да и делают ее пока… да пока нигде, пожалуй.

Философ кивнул, задумчиво постукивая пальцами по бокалу.

— Мне хотелось бы услышать от вас честный ответ: вы считаете, что стоит попробовать? Ведь совсем скоро вам предложат возобновить эту практику.

— Без результатов обследований не скажу ничего. Ну и вы должны понимать: это не излечение. Только помощь организму. Никаких гарантий.

Плеханов посмотрел на меня пристально. Наверняка тренировал этот проникновенный взгляд. Затем, не сказав ни слова, он улыбнулся и поднялся из-за стола.

— Спасибо за честность. Думаю, нам обоим есть над чем подумать.

Он галантно поклонился Агнесс, вновь поцеловав ей руку, и молча вышел.

Значит, это разведка была. Вербовать позже начнут. Но кто сказал, что я кого-то ждать буду?

Зато Агнесс Плехановым осталась просто очарована. И галантный, и умный, и всё прочее. Мне на секунду даже чуть обидно стало — от меня как-то таких восторгов она ни разу не испытывала. По крайней мере не говорила. Нет, осознаю, мне с профессиональным говоруном на ниве плетения словесных кружев соперничать нечем. Зато я автомобилем управляю намного лучше. Георгий Валентинович, может, ни разу и не ездил на них еще.

Портье порадовал целой пачкой писем. Вот парадокс: поезда ходят медленно, а почту доставляют быстро. То есть все адресаты сначала написали в Бреслау, там Лолита собрала их в кучу и послала дальше, в Париж. Кстати, надо договориться с Вяхиревым, чтобы зашел через недельку после моего отъезда в гостиницу, мало ли чье письмо может опоздать. Шесть писем с родины! Офигеть! Вот это популярность!