Срезанная ветвь - Андрей Валерьевич Скоробогатов

слишком плохо, а во-третьих — потому что местные стандарты связи абсолютно не соответствовали имперским, и телефон попросту бы ничего не поймал. Разговор подошедших солдат, которые не до конца поняли, кто я такой, это подтвердил:

— А нахрена ему телефон?

— Ясно для чего — девок смотреть с него после отбоя. У Рихарда тоже есть.

Затем пошли вопросы попроще — есть ли девушка, какая она, умею ли стрелять, на кого учился — в общем, обычный интернациональный мужской разговор.

Я не сразу понял, что ни один вопрос не касался ни моего внезапного появления, ни моих навыков. А лишь через полчаса я вдруг осознал, что все, абсолютно все вокруг было абсолютно-нулевыми.

Меня это удивило, но тут же я прикинул, что ничего странного в этом нет. Увы, низкий процент сечения солдат на фронте в мире, где все делятся на низкопроцентных и высокопроцентных — это вполне логично. Вспомнился хитрый коэффициент Столбовского, высчитывающий зависимость между уровнем образования, средним процентом сенситивных у разных народов и ростом числа изученных навыков. Если учесть, что и вся Луизиана особо не славилась большим числом сенсов среди населения, то генералов можно было понять.

Пускать в регулярную пехоту, сидящую на линии обороны, кого-то с минимальной способностью — слишком расточительно. Но насторожило другое: создавалось впечатление, что они как будто бы в принципе ничего не знают о сенситивности. Они даже не спросили, что за артефакт удержал две пули, которые с перепугу в упор всадил в меня Томас, а отсутствие урона списали на «хитрую куртку».

Но всё изменилось примерно через часа два, когда я окончательно заскучал, нашёл в углу какую-то замызганную старую книгу «Социалистические движения в Палестине» за авторством незнакомого мне Шона Ирвина и принялся практиковаться в английском.

В блиндаж зашел весьма возрастной солдат — лет пятидесяти, с приличным ранцем и антенной. Сперва я опознал его должность — связист, затем — национальность. Он явно был индейцем равнин, чероки, апач или вроде того. И лишь в третью очередь я опознал в нём первого «своего» — сенса с процентом в районе полутора-двух. Неодобрительно зыркнул на меня, перекинулся парой слов с Томасом, затем подошёл поздороваться.

— Кохэна, — представился он, а затем его карие узкие глаза округлились.

Он обернулся на ефрейтора, рявкнул:

— Он… он! Томас, ты идиот! Этот чувак!…

Находящиеся в блиндаже солдаты не поняли его. потянулись к своим автоматам.

— Шпион? Нам прикончить его? — спросил резкий молодой парень, имя которого я не спросил.

— Нет! Наоборот! Он золото! А… ладно! Вы не поймёте, — Индеец махнул рукой. — Его срочно надо к штаб полка.

— Машина только вечером, — повторил мантру Томас. — Мы не будем высовываться только из-за того, что он пэр Русской Империи.

— Да не поэтому! Чёрт! Какие ж вы денегераты! — индеец буквально схватил меня за рукав и потащил из окопов. — Пригнись, малой. Мой мотоцикл — там. Каску держи покрепче, а то упадёт.

Перебежками мы добрались до грязного мотоцикла, у которого обнаружилась люлька, в которую я, недолго думая, запрыгнул. В иных условиях я бы насладился свежим воздухом, красками осени на деревьях и свежей зеленью, которые не видел пару месяцев, но тут было явно не до того. Впереди было паническое бегство по просёлочной дороге с грохочущей артиллерией и рвущимися в десятках метрах от нас снарядами.

Разумеется, именно в этот момент мне снова позвонил отец по «магической» связи.

— Ты где⁈ Живой?

— Пока что да! Под артобстрелом, Северный Виннипег!

— Северный Винни… что⁈ Твой ж налево. Даже не знаю, где там консульский отдел. Я всего один раз был в Луизиане. Ближайший, наверное, в Твин Фоллс. Либо в Сиэттле.

— Во, Сиэттл. Отлично. Мне некогда, пап! Ты сам-то как?

— Не беспокойся, очнулся на чердаке дома. Готовлю тут… Ладно, позвоню через пару дней.

Индеец всё это время резво ворочал руль и всё это время бормотал — не то на каком-то своём диалекте, не то просто с жутким акцентом, отчего я понимал лишь половину сказанного.

— Наших ребят офицеры зомбируют… чтобы они не думали о колдунах. Они боятся, что у норвегов колдуны, потом бегут. Вот и заставили забыть… брелки, отводят мысли… А я колдун, я чую других колдунов и их навык. Лечить… ты же умеешь лечить, да? Умеешь? Хилер?

Я умел. Вздохнул, поёжился и кивнул, уже почуяв, чем мне предстоит заниматься ближайшие пару дней. Военврачом мне уже приходилось быть, и совсем недавно — одну или две жизни назад, именно это позволило мне так быстро освоить лекарский навык. Но вот оказаться в такой роли со способностью… Одновременно это казалось и жутким, и вдохновляющим.

Мы доехали целые и невредимые. Господин ротмистр, заседавший со здоровенной сигарой в приличного вида бункере, после сбивчивого монолога переспросил у Кохэна.

— Значит, хилер. Значит, из России?

Тот кивнул, тогда он обратился ко мне:

— Телепортировали? Серьёзно?

— Так точно, господин ротмистр, — кивнул я. — Насколько я понимаю, надобно сообщить военному атташе или в консульский отдел.

— Как так — телепортировали?

— Злые тонмаорийские племена. У них есть девять Великих Колдунов, мы попались на засаду. У нас была доставка очень важного груза, о котором я не имею права говорить вслух.

— Верю. Уж больно дорогой на тебе стафф, — он кивнул на мои кольца. — Даже я чую, что в них какая-то злобная дрянь. Демоны, или чего там.

Пожалуй, он даже не врал — нулевой навык у него точно был, и определить наличие силы он мог.

— Кейты, господин ротмистр, — поправил его я.

— Значит, сообщить… Я даже не знаю, где ближайший консульский отдел. В Чикаго, может?

— До Чикаго далеко. Подозреваю, что в Сиэттле. Или в Твин Фоллс, — решил я блеснуть географией.

— Ха! В Твин Фоллс! Это закрытый город. Вот Сиэттл… В общем, путь неблизкий. Сначала до Руппертстауна на перекладных, потом железке, затем… Дорого, понимаешь?

— У меня с собой только наличность Антарктического Союза, — хмыкнул я. — Если вы об этом. Мне надо связаться с консульством, уверен, что они возместят убытки.

— Не-не! — он покачал головой. — Это мне не нужно. Конвой на мирные земли нескоро. Ты же ещё будешь есть? Нужно отработать. У нас тут полевой госпиталь. И в соседнем посёлке ещё один. Много тяжёлых, так что…

На календаре было двадцатое сентября. Я не буду описывать всё то, что мне предстояло выполнять в последующие четыре дня. Вместе с местным военврачом и парой сестёр мы спасали полсотни жизней — и условных «своих», луизианцев, и нескольких пленных норвегов. Под конец дня я выдувал литр воды, запивал полрюмкой бренди и падал без сил, не раздеваясь, на койку и засыпал, не видя снов.

Отец позвонил на второй день, нарисовал примерную схему моего возвращения на родину, которую я сообщил ротмистру. Также отец сказал, что написал письмо в консульство в Сиэттл, письмо должно оказаться на месте спустя несколько дней, и они тоже будут меня искать.

Ротмистр отпускать меня не спешил — как-никак, человеком я был явно нужным. На четвёртый день я заявился к ротмистру и устроил бунт.

— Я отработал уже втрое больше, чем стоят расходы на моё содержание. Мне жалко этих парней, но я не всесилен, и меня ждут более важные дела.

Неожиданно — это подействовало. В Руппертстауне я оказался двадцать пятого сентября, ехали вместе с Кохэна, который уезжал в краткосрочный отпуск. Добирался на перекладных, останавливаясь на две ночи — слух обо мне уже дошёл и сюда, и в предпоследнем селении меня потащили в коттедж, переоборудованный под госпиталь.

В Руппертстауне, городке на пару десятков тысяч жителей, уже царила вполне мирная жизнь с небольшими отголосками конфликта.

Здесь наконец-то я вырвался из цепких армейских лап и дозвонился в Сиэттл, в консульский отдел.

— Да-да, нам буквально сегодня пришло письмо, — ответил вальяжный голос. — Вы же сами приедете, да? Мы вышлем вам все расходы.

Сообщение здесь было только по зимнику и по железной дороге, а поезда в западном направлении ходили раз в пару дней. Разумеется, пока я ждал рейса, в управлении полка нашёлся госпиталь, в котором мне пришлось потрудиться пару смен.

И, разумеется, все эти дни я мечтал о возвращении домой. Мечтал в встрече с близкими, а также прокручивал в голове диалог, состоявшийся с Вечным.

«Мир уже не спасти. Займись делом».

Что за послание он хотел мне передать? Если, предположим, Вечные у тонмаори как-то связаны с Центром Треугольника — то неужели Центр выступает заодно с Бункером? Неужели им тоже нужно, чтобы мир был уничтожен?

Нет, решил я. Следовало проконсультироваться у кого-то очень серьёзного. Например, у Давыдова