Вперед в прошлое 13 (СИ) - Ратманов Денис

Я покосился на него. Он знает уже слишком много и про вероятное будущее, и про меня, стоит ли рассказывать про гнилушек, которых я должен был чем-то одарить?

— Дата катастрофы? — прошептал он одними губами.

Я мотнул головой.

— У меня во сне-реальности был список гнилушек и среди них — наш Райко. Я должен был выбрать одного и вручить подарок. Я выбрал Райко, теперь волнуюсь за него.

— А что за подарок? — спросил Илья, шагая за мной в раздевалку.

— Понятия не имею. Я Тиму что-то такое неведомое дарил, он боксерский турнир выиграл. Хочу посмотреть, что с Петюней.

На лице Ильи отразилось беспокойство.

— Ну, давай ускоримся.

Но на первый урок Райко не пришел. На второй тоже, и меня одолело дурное предчувствие. Петя жил недалеко от школы, но сбегать к нему и вернуться за большую перемену я не успел бы. Позвонить было неоткуда, разве что от директора, но дверь в его кабинет была закрытой.

Илья, вовлеченный в мои проблемы, переживал вместе со мной и предлагал прогулять урок, но я дотерпел до конца, и к Райко пошли мы вдвоем.

А что, если его уже в живых нет? Откуда мне знать, что это был за подарок? Вдруг смерть его…

Когда подошел к его воротам, меня потряхивало, и я не сразу набрался мужества, чтобы нажать на кнопку звонка.

— Если бы что-то случилось, мы уже узнали бы, — утешал меня Илья. — По селу слухи разлетаются мгновенно.

— Не успели бы растрезвонить, — буркнул я, второй раз поднес руку к звонку и не смог его нажать, воображение нарисовало заплаканную женщину, говорящую, что Пети больше нет, он не проснулся, умер во сне, и сейчас его вскрывают, чтобы выяснить причину смерти…

Я смотрю на нее и понимаю, что смерть одноклассника на мне…

Илья не выдержал напряжения и позвонил. Залился лаем пес. Хлопнула дверь, и женщина, видимо, мать Пети, прокричала с порога:

— Кто там?

— Мы к Пете, — крикнул я. — Одноклассники. С ним все… хорошо?

— Петя заболел, у него температура, — откликнулась она.

Мы с Ильей переглянулись, сердцебиение участилось, и я спросил:

— Можно к нему? Это важно. Пожалуйста.

После секундной заминки его мать сказала:

— Сейчас собак привяжу, и проходите.

Зазвенела цепь, собака заткнулась. Нам открыли калитку.

— Опять вы? — сдвинула брови у переносицы Петина мать.

— Мы с Петей давно не в ссоре, — уверил ее я. — Тот инцидент исчерпан. Мне про него снился очень плохой сон, и я волнуюсь.

Хозяйка дома нам не доверяла и проговорила:

— Идемте, я вас провожу.

Мы поспешили за ней.

— Ничего страшного, — сказала она, открывая дверь в дом. — Обычная простуда. Температура, недомогание, головная боль. Врач у него уже был.

Илья растерянно остановился посреди просторного холла, какие мы видели только у богатых в мексиканских сериалах, снял ботинки и аккуратно поставил на белом мраморном полу. Мать Пети взяла у нас куртки и повесила в шкаф, а потом мы вслед за ней по лестнице с мраморной отделкой поднялись на второй этаж. Хозяйка постучала в белую дверь.

— Петя. К тебе пришли одноклассники, с которыми ты воевал…

— Мартынов и Каретников, — добавил я, улыбаясь, потому что Петюня — живой!

— Впускать их? — поинтересовалась хозяйка.

— Заходите, если не боитесь заразиться, — бодро ответил Петя.

Мы не боялись, потому что причина его недомогания была в другом. Одно неясно: подарок — это болезнь? Или Петя смертельно болен, но не знает об этом?

Мы переступили порог его комнаты. Петя лежал в кровати и смотрел телик — совершенно обычный Петюня, только чуть утомленный. Однако что-то в нем неуловимо изменилось.

Пораженный догадкой, я захотел его почуять, приготовился к нестерпимой трупной вони, но ее не последовало! Райко стал обычным человеком, расставшись со своей гнилью. А приболел он, потому что так пытался приспособиться к новому своему статусу.

Глава 16

Язык проглотишь!

К Лялиным я поехал после тренировки — стоял в автобусе потный, на трясущихся ногах. Сегодня мы с алтанбаевцами поменялись тренерами, к ним отправился холерик Антон Елисеевич — невысокий чернобородый мужчина, похожий на нерусского. К нам пришел Нага Амзанович, в котором нерусского выдавала только темно-рыжая монобровь, нагрузка у него была совершенно другая. В отличие от алтанбаевцев, нас он не жалел и гонял, как настоящих спортсменов. Лихолетова и не привыкший к нагрузке Каюк полегли на десятой минуте физухи, Алиса, Ян и Боря — на двадцатой, Гаечка и парни дотерпели до конца.

Спарринг тоже был жестким. Одежда прилипла к телу, хоть выжимай ее, и даже в сменке я ощущал себя липким и душистым.

На то, чтобы идти пешком, не было сил, и в Верхнюю Николаевку я отправился на автобусе. Вывалился оттуда и поплелся к общаге, рассеянный от усталости. Потому чуть не врезался в высокую сутулую пожилую женщину, шагнувшую из темноты.

— Привет, Павлик! — улыбнулась она.

Привыкнув к темноте, я узнал мать Барика, которая протянула мне черно-белого котенка.

— Нужен? Хороший, ласковый, Кузей назвала.

А ведь у Бузи есть компаньон, который ищет дом, он просился к Лидии, но его просто негде разместить. Эта женщина могла бы дать ему тепло и кров и спасти человека… А может, и не одного.

И ведь я могу внушить ей эту мысль. Аж извилины зачесались, но я себя остановил. Одно дело — от смерти спасти, как Каюка, алтанбаевцев, Каналью, другое — делать таких разных людей похожими на себя, внушая близкие мне ценности.

— Спасибо, нет.

— Он ведь погибнет от холода. Смотри, какой крошечный.

— У меня нет жилья, — сказал я. — На улице весна. Можно сделать ему домик…

— Ну а у друзей? — жалобно проговорила она. — Мне уже некуда брать котят. Хорошо, соседи помогают, хамсу дают им на прокорм, там Федька-рыбак.

— Спрошу, — пообещал я.

Вот Людмила, которая сходит с ума от одиночества. Вот бездомные никому не нужные дети, страдающие от холода и голода. Почему бы им не помочь друг другу? Но нет, Людмила предпочитает котов. Ян, которому собственная мать предпочла котов, ее не понял бы. Но это ее выбор, не буду туда лезть, пусть и очень хочется.

Я бросил взгляд на телефонную будку, стоящую между двумя домами и освещенную единственным трескучим фонарем, вспомнил, как звонил оттуда, вспомнил отца, повел плечами. Потом поздоровался с алкашами, которых уже знал и которые знали меня, и поднялся на второй этаж общаги.

К застарелому запаху еды добавился еще один — выпечки. Желудок заурчал и аж подпрыгнул. «Кто-то жарит пирожки», — подумал я. Мой организм, хотя я перекусил на полднике, требовал восполнить потерю белка и глюкозы.

Ничего, вот поговорю с Вероникой — и домой, мне еще с Аланом постеры обсуждать, а с дедом — очередной список запчастей Канальи. У деда сейчас было два продавца: Влад и женщина, которую он выгнал в октябре прошлого года за то, что она агрессивно любила Ельцина. Теперь же, когда вместо «эх, заживем!» — стало ощутимо хуже, она покаялась и была прощена. Ну и сам дед тоже торговал: вином, орехами; пахлавой и чурчхелой, которые бабушке прямо домой привозили поставщики-армяне, а также «Сникерсами», жвачками и прочими сладостями, покупаемыми на оптовых складах.

Те орехи, которые мы собирали, уже давно проданы. Зато у бабушки есть соседи, у которых мешки с грецкими орехами пылятся на чердаках. Ну а бесперебойную поставку вина обеспечивала мама, разбавив ассортимент шампанским. Каждая точка приносила около двадцати тысяч в день, за вычетом зарплаты продавцов — по семнадцать каждому со всего оборота.

То есть в месяц получалось полмиллиона. Если сравнивать с небольшими дневными доходами сентября, то на то и выходит в долларовом эквиваленте. Казалось бы, сумма фантастическая, но это всего двести пятьдесят баксов, столько мы с Канальей пока зарабатываем за день.

Был бы директор нормальным, можно было бы с ним обсудить поставки в московские рестораны, продукция ведь качественная, а цена на нее низкая