Участковый (СИ) - Барчук Павел

— А, герои! — пропел он. — А вас как раз ищут. Василий Кузьмич просил к себе.

— Ага. Сейчас. Идем. — Буркнул Семёнов. — Мы тут просто к девочкам из двести первого кабинета заскочить собирались. Печать надо поставить.

Волков удивлённо посмотрел на старлея, а вернее на его пустые руки. Наверное, пытался понять, куда конкретно Семёнов собирается ставить печать. Потом убедительно добавил, что к полковнику нам лучше идти прямо сейчас. Выражение физиономии Волкова в этот момент стало таким, будто жить нам со старлеем оставалось всего ничего, и исключительно в страшных муках, а такие знания сильно стимулируют.

Поэтому мы с Виктором развернулись и двинулись к кабинету Василия Кузьмича.

— А ну-ка, орлы мои махровые! — прогремел полковник Безрадостный, окинув нас испепеляющим взглядом, едва мы вошли в комнату и устроились за столом. — Объясните мне, как так вышло, что на вашем участке граждане от загадочных природных явлений мрут? А? Кто мне это растолкует? Как будто у нас тут… не знаю… Аризона какая-то, а не средняя полоса! Этак скоро в нашем городе начнут домики с девочками и собачками улетать. Да? Причем без всяких там ураганов.

Начальник отдела вскочил с места, а затем принялся мерять свой кабинет шагами, заложив руки за спину и бросая в нашу с Семёновым сторону гневные взгляды. Хотя, я, если честно, вообще не понял, в чем конкретно заключалась вина старлея или моя. Такое чувство, будто мы с Семёновым собственноручно парня заморозили, а потом бегали по кустам и прятали его труп, гнусно хихикая. Вот, мол, веселье будет для Василия Кузьмича!

За столом, предназначенном для посетителей и одновременно для совещаний, сидели Сериков, Волков, замначальника по оперативной работе майор Тимошин. Туда же устроились и мы с Семёновым. Тимошин, судя по немного унылому лицу, явился на это мини-совещание исключительно в роли мебели. Потому как сидел он молча, только грустно вздыхал после каждой гневной фразы начальства.

— Ты какого хрена сразу не проработал сигнал гражданина Поташевского⁈ — Василь Кузьмич вдруг резко остановился, крутанулся на месте, подскочил к Семёнову и ударил кулаком по столешнице прямо под носом старлея.

У Семёнова моментально раздулись ноздри, он стал дышать часто-часто, словно бугай, собирающийся броситься в драку. Полковник зыркнул на него, затем грозно пристукнул пальцем по столешнице:

— Нечего на меня сопеть!

Семёнов сразу сбавил тон. Ноздри его по-прежнему раздувались, но уже просительно и виновато.

— Товарищ полковник… — начал старлей. Потом тут же осекся, придя к выводу, что когда начальство стоит, ему сидеть вроде как не по чину, и вскочил с места, вытянувшись в струнку. — Мы как раз…

— Молчать! — рявкнул Василий Кузьмич. — Я все знаю! Ты и Петров в прятки с трупом играли! Главное –землю фиолетовую нашли и всех ею удолбали, особенно Петров, а труп не разглядели! Это как вообще? Вам его что, по заказу подбросили⁉ Прекрасная работа! Просто образцовая! Теперь у подполковника Попко из третьего есть повод считать, что весь мой отдел состоит из ротозеев!

Василь Кузьмич крутанулся на месте и снова прошелся по кабинету. Его обувь гулко стучала по полу, усы агрессивно топорщились, а волосы, редкие и немного вспотевшие, прилипли ко лбу.

Он сделал круг, затем остановился возле меня:

— А ты, Петров… Вон, товарищ капитан жалуется. Говорит, вместо того, чтоб вчера помогать в изучении места преступления, людей опросить, с Потешевским поговорить, кружился вокруг травы этой фиолетовой… Чтоб ей пусто было… Ты, конечно, новичок. Но сразу в такое влип. Нехороший знак. Говори, что думаешь по этому поводу?

Я на секунду завис, соображая, как лучше выстроить разговор с начальством.

Ситуация выглядела следующим образом. Любая версия, связанная с нечистью, будет встречена хохотом и немедленной отправкой к психиатру. Это — первое. Второе — на данный момент моя служба заключается не в том, чтоб тыкать людям носом в преступления, совершенные потусторонними силами, а наоборот — делать все, чтоб люди о таком подумать даже не могли.

Да, мне как человеку, много лет отдавшему службе в правоохранительных органах, принципиально важно выяснить, кто убил парня. И я это непременно сделаю. К тому же, думаю, работа инквизитора такие форс-мажоры тоже подразумевает. Но сделаю тихо, незаметно и точно без участия коллег. Соответственно, в данный момент я должен придерживаться той линии поведения, которую вчера продемонстрировал Эдик.

— Товарищ полковник, считаю, что версия капитана Серикова о естественной смерти, которую он, не дождавшись итогов экспертизы, столь любезно озвучил, имеет право на жизнь, — отрапортовал я, глядя в пространство чуть выше могучего плеча Василя Кузьмича. Чтоб он по моему взгляду не догадался, насколько меня воротит с души от той чуши, которую приходится говорить.– Однако, учитывая странные сопутствующие обстоятельства, необходимо их тщательно изучить, чтобы исключить… внешнее воздействие природных аномалий.

— Внешнее воздействие природных аномалий? — Василий Кузьмич наклонился ко мне, от него пахнуло смесью табака и почему-то лаврового листа. — Это что еще за зверь такой? Это ты в своем московском институте проходил?

— Так точно, товарищ полковник! Влияние окружающей среды на организм человека, — не моргнув глазом, отрапортовался я. Господи… Ну какую же удивительную ересь сейчас несу…

— Бред сивой кобылы! — отрезал полковник, однако в его глазах мелькнуло любопытство. — Ладно. Влияние окружающей среды, говоришь… Хм… В общем так, товарищи милиционеры… К вечеру у меня на столе должен лежать внятный план работы. И очень бы хотелось, чтобы этот план не включал в себя поиск снежного человека или инопланетян! Ясно?

— Так точно! — хором ответили мы с Семёновым. Сериков и Волков тоже что-то вякнули, но с меньшим энтузиазмом.

— Товарищ полковник, — Эдик завозился за столом, — Тут есть такая идея… Давайте привлечём специалистов из НИИ? Которые почвой занимаются. Ну вы поняли. Пусть посмотрят место преступления. Анализы возьмут. Может, это какой-то редкий вид грибка. Или почвенные нарушения. Очень уж народ волнуется по поводу странности происшествия…

Следователь еще не успел договорить, как все присутствующие поняли, это он зря завел тему о волнениях в народе.

Василь Кузьмич сурово свёл брови, глубоко вздохнул, а потом подозрительно спокойным голосом поинтересовался:

— О каком народе ты мне тут толкуешь, Сериков?

— Эм… Так… Видели же…граждане… — Заблеял овцой Эдик.

— Видели? Видели⁈ А какого хрена они у тебя вообще что-то видели⁈ Какого хрена нормально место не оцепили⁈ А⁈ Или, может, надо было из районной газеты журналистов позвать, а⁈ Или сразу в область отписаться⁈ Так, мол, и так! Мы, сотрудники милиции не в состоянии нести службу соответственно уставу. У нас то трупы появляются и исчезают, то гражданские лица о чем-то судачат, а мы их разговоры за основу берем!

Полковник подошёл к своему месту во главе стола, плюхнулся в кресло, а затем со всей дури долбанул кулаком по столешнице:

— Все разговоры пресечь! С обывателями ничего не обсуждать! Ваша эта дурацкая фиолетовая трава, как и морозный чертополох, к делу не относятся! Ясно? Это просто природная аномалия! А если вы туда ученых из НИИ потащите, то автоматом признаете, что относится! Скриков, я почему тебе должен объяснять столь простые, очевидные вещи! Нас волнует конкретно труп! Только он! Результаты экспертизы есть⁈

— Результаты экспертизы есть? — Эдик, как попугай, повторил за полковником, бросив суровый взгляд в сторону Волкова. Потом сообразил, что вопрос предназначался ему и тут же вытащил из папки, которая лежала прямо перед ним, листок с отчётом.– Есть! Конечно, есть. Молодой мужчина, предположительно двадцати пяти лет. Личность пока не установлена. Судя по состоянию внутренних органов, образ жизни вел исключительно здоровый. Ни одного отклонения от нормы. Причина смерти — внезапная остановка сердца. Время смерти — с полуночи до трех часов утра. Признаков насильственной смерти не обнаружено. Ни ран, ни кровоподтеков, ни следов борьбы. Вердикт: скончался по естественным причинам. Что интересно… переохлаждение здесь ни при чем. У парня просто остановилось сердце и все. То есть, он не замерз. Вернее, изморозь на теле появилась позже, после того, как он дуба дал.