Аномальная жертва - Сергей Вылегжанин

Стадия насмешек и фраз «дай закурить, а если найду» уже явно была пройдена. Началась сама драка. Пацан неплохо держался, и, чувствуя некоторое родство душ, я болел за него. Понятно, что этот бой он проиграет, но, как доказал Кутузов при Бородино, занятое поле боя не даёт победы в войне, если показать противнику решимость продолжать биться при любых раскладах.

Конечно я могу выйти и разогнать эту малышню. Только вот завтра я уеду, а парню тут жить. Если он не сдастся, то эти четверо, попробовав пару раз его кулаки, в дальнейшем будут только тявкать издалека, как было со мной. В смысле, не со мной…

А, ладно! Пусть будет «со мной».

Когда пацана сбили с ног и начали пинать, я всё же вышел. Кажется, никого из напавших не волновало, что они вполне могут таким образом забить его до смерти.

— За что бьём? — Мне нужно было сбить их настрой шакалов, добивающих льва. Говорить «стыдно вчетвером на одного» — бесполезно, в этом мире понятия рыцарства нет вообще, асправедливость поединка существует только для благородных. Деревенские же искренне считают, что «гурьбой и батьку бить легче».

Избиение разом прекратилось, все четверо повернулись ко мне. Сначала на лицах был испуг, но затем, рассмотрев мой потрепанный безрукавный костюмчик и мой рост, испуг сменился раздражением.

Кстати, у меня даже оружия нет. Шпагу я оставил возле принца, а меч куда-то утащила малолетняя принцесса, пока я был в отключке.

— А тебе чо за дело? — Вопрос задал самый рослый.

Именно он явно в этой компании старший. Остальным он дал рукой знак, который я узнал. После него меня всегда окружали, чтобы после второй команды броситься скопом. Ничего не меняется в этом мире.

— Интересно просто. — Пожал плечами ему в ответ, широко улыбаясь.

Первым нападать мне не хотелось, но то, что драка точно будет, меня радовало. Хотелось хорошенько навалять этим «хозяевам жизни», припоминая все обиды своего детства.

Интересно, что построение фраз в моей речи изменилось. Баронство имеет свой местечковый говор, и я переключился на него, как на что-то родное.

— Монеты есть? — Старший подошёл ко мне совсем близко и протянул руку к моей шее. Видимо, он решил опустить обязательный текст про «закурить».

Меня это устраивало, долго разговаривать было лень.

Руку в захват, поймать руку, второй рукой ему на горло, болевым сдавить его пальцы.

— Монеты? Монет мало, поделись. — И резко пнул ему между ног.

Рука на горле не дала ему согнуться или закричать, а я начал рукой сжимать пальцы, не боясь задушить. Волна ненависти захлестнула меня волной цунами, я словно вернулся в детство.

— Ах ты… — Прохрипел он матом.

Так мальчик не понял, кто тут главный? Продолжим объяснения.

Отпустил его руку и ударил правой в лицо. Со всей силы ударил, не сдерживаясь. Какие болевые, какой гуманизм? Сейчас я хотел его убить, отомстив за все унижения и боль, которую причинили мне в детстве такие, как он.

Думаю, я убил бы его, если бы не остальные. Троица, в это время уже окружившая меня, разом напрыгнула со всех сторон. Они ещё не поняли, что в этот раз им попалась необычная жертва.

Полуприсяд, ухожу от двойного удара в голову. Удар ногой, опираясь рукой в землю, попадает одному в живот. Все напавшие были примерно со мной одного роста и веса, может чуть побольше, так что один тут же выбыл, хекнув и упав на землю в позе зародыша.

Двое, что нацеливались на мою голову, почти столкнулись надо мной, что задержало их обоих на пару секунд.

Потому, когда я резко встал и зарядил с ходу в челюсть одному из них, второй мне не помешал, в это время он был ещё дезориентирован. Да и когда этот увалень что-то там сообразил, его медленный замах был скорее смешон, чем опасен. Подныривая под его руку, ударил головой в живот, как часто делал в детстве.

И привычно вздёрнул голову, ударяя ею в подбородок. Получая удар под дых, человек всегда открывает рот для вздоха, так что клацнутой челюсти я не удивился. Короткий разворот, и удар локтем в переносицу закончил разгром.

С большим трудом сдержался, чтобы не пнуть упавшего и лежащего рядом с ним. Эта внезапная злость меня самого немного напугала. Нет, не жестокостью, а той привычностью, которая так и сквозила в моих мыслях и действиях.

Таких драк в памяти было не меньше нескольких сотен, и помнится, далеко не сразу я наловчиться использовать преимущества низкого роста, более легкого тела и непробиваемого затылка. Сейчас он немного побаливал, но я знал, что боль утихнет буквально через несколько минут.

Мой чешуйчатый биологический папаша наградил моё тело хорошими способностями к регенерации.

— Ты хто? — Это оклемался предводитель. Он перестал держаться за пах, но и вставать не спешил. — Ты не из наших.

Какое глубокое умозаключение. Кстати, парень, которого они пинали, не убежал, как я думал (и как поступил бы я сам), а стоял возле одного из деревьев и смотрел исподлобья на развернувшуюся битву.

— Вот тебе урок: не стоит нападать на незнакомых. — Усмехнулся я. Кажется, мозги встали на место, и я теперь не ощущаю себя в далёком детстве парня. Надо что-то делать с этими внезапными приступами. — Вы из Сетуков?

Сетуками называлась ближайшая деревня. На самом деле она называлась Слепые Сетуки (есть тут такой подземный зверь, похожий на крота по своему образу жизни, но только местный раза в три больше), но деревенские эпитет «Слепые» не любили.

— Если ты туда пойдёшь, тебе же плохо будет. — Главарь местных гопников покачал головой с уверенностью, словно это дело решённое.

— Чо это плохо? — Подал голос «невинно битый» пацан, шагнув ближе. — Вы, лабухи, живите в своём болоте, а к нам в деревню нечего лезть. Я Жалику скажу, только попробуйте кого-то из наших задеть.

— Чо сказал? — Встрепенулся главарь гопников. — Мне твой Жалик не указ.

Жалик — это местный кузнец. Очень фактурный персонаж, я его видел. Такому действительно только жаловаться на лабухов. Насколько помню, его боялись и лабухи, которым барон импонировал, а сам не боялся никого, даже барона. Кузнецом он был неплохим, силы имел не меряно, так что задирать его умников не было.

«Лабухами» называли жителей «выселок». У каждой деревни было место, которое, вроде как, к