Мир сошел с ума (СИ) - Greko

Мне тоже. Приставки-журналисты напомнили мне, что я не люблю Нью-Йорк и особенно одного типа с Уолл-стрит. На душе становилось тошно, как только о нем вспоминал. Лишь Олино присутствие как-то сдерживало проснувшиеся кровожадные инстинкты.

— Все, джентльмены! Пора заканчивать этот цирк! — гаркнул я что есть мочи.

— Мистер Найнс! Последний вопрос! — взмолился самый скромный из присутствовавших на пирсе щелкоперов.

— Валяй! — милостиво согласился я.

— Скажите, после перенесенной отчаянной схватке на воде, вы отважитесь снова выйти в море?

Хороший вопрос, между прочим. Я задумался. Однако отвечать не пришлось, за меня все сделала супруга.

— Мой муж, господа, не привык пасовать перед трудностями. Да, картины гибели людей в студеном море так и стоят перед глазами. До сих пор выворачивают душу. Но море… Оно прекрасно, и я уверена, что первое, что мы сделаем, вернувшись домой, — это купим себе яхту.

— Ты правда этого хочешь? — шепнул я украдкой.

— Да, дорогой, — ее ответ прозвучал более чем уверенно.

— Бежим, Оль, отсюда! — попросил я и, изготовившись к старту, окликнул старпома. — Филипп, не в службу, а в дружбу: отправь наши вещи в отель «Бельклер».

Ничего лучше с ходу не придумал. Не «Лютеция» ясен пень, но уж лучше там кости кинем, раз уж так вышло — место-то знакомое. И к снобам я, вроде, попривык. Прорвались к стоянки такси, прыгнули в машину.

— Не знаю, Васечка, что и думать. Это янки, они… странные, — сердилась Оля все дорогу. — Нет ни малейшего желания задерживаться в этом городе. Меня уверяли, что парижане любят туристов, что они гостеприимны, но их терпение не безгранично. Но нью-йоркцы их точно переплюнули.

Я пообещал, что назову яхту в ее честь, и с чувством поцеловал жену в губы.

Шофер такси, который вез нас в отель, возмущенно запыхтел.

— Ведите себя пристойно, а не то высажу на ближайшем перекрестке!

Ну здравствуй, Нью-Йорк, давно не виделись!

… Через несколько дней я взвыл. Мало того, что репортеры, неудовлетворенные коротким интервью на пирсе, буквально обложили нас с Олей в фойе «Бельклер» — нас, категорически не приемлющих публичности! Мало того, что сотнями поступали приглашения на различные мероприятия. Мало того, что посещение Бродвея закончилось прерванным спектаклем и требованием, чтобы я произнес речь из ложи, где сидели. Мало того, что какая-то безумная дамочка донимала меня просьбой устроить благотворительный аукцион, главным лотом которого станет обед с четой Найнс, оплачиваемый победителем. Мало того, что нам пришлось тащиться на банкет, устроенный пассажирами 1-го класса «Титаника», где мне вручили такой же кубок и часы, как и Рострону… Нет, не мало, а очень-очень много, перебор, если учесть еще цветы и подарки, ежедневно поступающие в отель.

Последней соломинкой, переполнившей чашу моего терпения, стало пастрами, присланное из магазина деликатесов Каца. Не то чтобы я не любил еврейскую ветчину, но сколько можно⁈ Требовалось срочно что-то придумать, чтобы элегантно, по-английски, свалить из Нью-Йорка. Ведь я же британский подданный, если верить моему паспорту.

Ложь во спасение не понадобилась. В отель доставили правительственную телеграмму, в которой сообщалось, что меня срочно ждут в Вашингтоне вместе с мсье Рискелем и капитаном Ростроном. Пришлось поломать голову, кто такой этот Рискель. Меня выручила Оля, объяснив, что это наш Филипп.

— Нашему старпому фамилия подходит! — хмыкнул я, недоумевая, что от нас потребовалось большим дядям из столицы САШ.

— Вас будут награждать, — заверила меня жене.

— Лучше бы освободили меня от уплаты таможенных пошлин за испорченные кинопленки, — бурчал я сердито.

Бюксы с пленкой счастливо уцелели, несмотря на мой приказ их выбросить — на них не хватило ни времени, ни свободных рук, так что они счастливо добрались до Нью-Йорка и часть из них оказалась в порядке.

— Там наверняка будет присутствовать министр финансов. Вот его и попросишь, — отмахнулась Оля. — Как ты думаешь, если нас пригласят на обед к президенту, уместно ли будет заявится в Белый дом в платье от мадам Жанны?

— В дерзком платье? Ты готова? Не сдрейфишь в последний момент?

— Чтоб я да пропустила…

— Если согласна, я двумя руками за! Вдарим по пуританизму этих северян нашим калифорнийским патриотизмом. Я тогда стетсон надену.

— Ооо! — закатила от восторга глаза моя восхитительная жена.

… На приеме в Белом Доме Филипп и Артур сверкали офицерскими мундирами, но мы с супругой явно их затмевали. Президент Тафт, толстый как повар хорошего ресторана — про него даже ходили слухи, что он как-то раз застрял в ванне в Белом доме — хотел произнести речь-экспромт. Но она у него не клеилась — он все время косился на Олино платье. Наверное, пытался сообразить, не помешает ли столь вызывающий наряд его переизбранию на новый срок. Вот так ловушка! Соперники в президентской гонке непременно ткнут пальцем и обвинят его в распущенности. Но не мог же он выгнать из Овального кабинета того, кого нация готова носить на руках. Пусть даже он заявился в святая святых государственной власти САШ в ковбойском шляпе, как какой-то техасец!

«Левый президент нам достался», — сделал я вывод, сообразив о причинах метаний Тафта и слушая, как он мекал и бекал.

Президент в конце концов справился с растерянностью и перешел к вручению наград. Нам, первым в истории северо-американских штатов иностранным подданным, вручили Золотую медаль Конгресса и медаль Почета лично от Тафта. Я теперь не какой-то безвестный эмигрантишка, а орденоносец. Трепещите все! Особенно Ося и Изя, которым жить со мной под одной крышей.

— А Гуену вручили золотую медаль от Общества жертв кораблекрушений Нью-Йорка, — по секрету наябедничал мне Филипп. — Наградили корабль, а получил он.

— Не завидуйте, месье Рискель, — подколола его Оля. — Вас, уверена, еще ждет орден Почётного Легиона.

Кто же знал, что она окажется права!

Но это были еще цветочки!

— Мистер Найнс, — привлек к себе мое внимание посол Великобритании на фуршете после награждений. — Уделите мне пару минут вашего драгоценного времени.

Мы отошли в сторону.

— Дорогой вы мой, — доверительно зашептал мне посол. — Из Лондона мне птичка на хвостике принесла одну новостишку.

Я напрягся.

— Король Георг в частной беседе с одним высокопоставленным лицом выразил намек на желание удостоить вас и мистера Рострона чести стать рыцарями Британской короны.

Если бы рядом был стул, я бы так и сел. Сэр Базиль Найнс! Айзик и Джо Блумы этого не перенесут. Хотя постойте-ка! Какое рыцарство, если у меня документы фальшивые! Я и забыл, почему категорически не желал посещать Лондон. Но как об этом сообщить послу?

— Эээ… сэр… Я типа за демократизм и все такое… Пережитки феодализма…

— Бог ты мой, неужели вы социалист⁈ Вы⁈ Тот, кто боролся с бомбистами в Лос-Анджелесе⁈

Нормально так подготовился посол. Сразу видно — старая школа британской дипломатии. Знать бы еще как его звать…

— Короче, отказываюсь! Рострона награждайте. Вы не знаете случаем, кто из присутствующих на банкете отвечает за таможенные пошлины? 42%! Это же уму непостижимо!

Посол справился с возмущением и даже не потерял дар речи.

— Вам нужен секретарь казначейства. Он курирует таможенную службу.

— Не познакомите? У меня есть к нему маленький вопросик.

Нас представили друг другу. Мы быстро нашли общий язык. Но мне было поставлено одно хитрое условие. Видите ли, правительство САШ считало важным, чтобы в числе главных спасателей «Титаника» оказался американский гражданин. Пришлось уступить, и это превращение Васи Девяткина во всамделишного пиндоса оказало впоследствии судьбоносное влияние на мою жизнь.

Часть 2

1917–1918

Глава 1

В флибустьерском дальнем синем море

«Первый пошел! Нет, ну не идиоты ли, эти господа императоры, цари и султаны?»

Столь оскорбительная, по меркам принципов монархизма, ремарка родилась в моей голове при известии, потрясшем Америку — в России пало ненавистное самодержавие! Николашка отрекся от трона. Да здравствует демократия! О, да! В разгар кровавой тяжелейшей войны самое оно революции совершать.