Спасти СССР. Реализация - Валерий Петрович Большаков

— «Выдержанный»… Ого! Сорок четыре процента!

— Каж-ждому… по чуть-чуть! — изобразил Пашка любителя крепленных изделий Росглавспирта.

— Алкого-олик… — захихикала Ира.

А я сидел, и млел. Томины руки по-прежнему обнимали меня за шею, а тонкие пальчики щекотали мочку уха. Приглушенно пели бокалы, звучно плескал ликер, шуточки парней и девичий смех сплетались, даруя гармонию миру. Дети выросли? И прекрасно!

— Сёма! — воззвала Тома. — Нам на двоих!

— И нам! — подпрыгнула Ира. — И нам!

— В очередь, товарищ Родина, в очередь! Афанасьева, держи!

Девушка честно отпила половину, задохнулась, и торопливо сунула бокал мне.

— Ох… Фу-у…

Я обжегся своей долей, чуя, как растекается блаженное тепло. Вспомнил завет Минцева, и усмехнулся.

«Приказ выполнен, товарищ подполковник…»

— Ух! — баловался Паштет. — Крепка зараза!

— Хорошо пошло! — подхватил Сёма. Влажно защелкала кассета. — Танцуют все!

Глава 8

Вторник, 5 декабря. Утро

Ленинград, Литейный проспект

Щелчки на линии сменились тихонько потрескивающими шорохами, тонувшими в плавающем гуле.

— Алло! Владлен Николаевич? Минцев беспокоит… Э-э… Здравия желаю, товарищ генерал!

Негромкий, глуховатый баритон словно отразился дребезжащим эхом:

— И вам не хворать. У вас такой голос, Жора… Небось, умными мыслями поделиться хотите?

— Жажду! Еле утра дождался… Владлен Николаевич, вы, если что, Тихонова не шибко ругайте — его опера проявили чудеса смекалки и… скаламбурю немного… оперативности. Фостера засекли, грамотно выдвинулись. Разговор с «Волхвом» записали почти наполовину, всё сходится с отчетом…

— Но вас всё же терзают смутные сомнения? — генеральский голос окрасился ехидцей.

— Ну… да. Я, знаете, что подумал? Можно же устроить как бы перекрестную проверку!

— В смысле?

— Задать настоящему «Сенатору» те же вопросы, что и «Волхву»…

— … И сравнить! — уловил Блеер идею.

— В точку!

— Хм… А что? Очень даже неглупо. Действуйте, Жора!

Пятница, 8 декабря. Вечер

Ленинград, Васильевский остров

Многие любители шпионских фильмов уверены, что в толпе очень легко затеряться. Нет, это только так кажется.

Само собой, удержать вёрткий объект наблюдения в поле зрения, когда вокруг сутолока, куда сложнее, чем на пустынной аллее, но ведь и выявить слежку в массовке непросто.

Оглядываться нелегалу строго запрещено, разве что на переходе через оживленную улицу. И бежать нельзя, и квартал с трех сторон обходить — тоже табу. Ведь обычные люди так себя не ведут, зачем же вызывать подозрения?

Честно говоря, я и сегодня не заметил «хвост», однако, профилактики ради, решил оторваться от возможной «наружки» старым проверенным способом — иду себе, гуляю, весь такой рассеянный, и вдруг запрыгиваю в отходящий трамвай! А пятью минутами позже пересаживаюсь в желтый «Икарус», скрежетнувший дверьми напротив, за блестящими рельсами, утопленными в асфальт. Через пару остановок непринужденно выхожу у метро «Площадь Мира»[1]– и ныряю под землю. Просто? Ага…

Чтобы вот так, играючи, менять транспорт, нужно безупречно ориентироваться «на земле», и только по памяти. Тут брейнсёрфинг не спасал — приходилось неделями изучать карту метро, зубрить маршруты автобусов, троллейбусов и трамваев, да еще, вдобавок, запоминать время остановок, интервалы между ними, их последовательность…

«Тяжело!», как Гюльчатай говорит.

Я свернул в узкий, зажатый грузными домами переулок, краем глаза сканируя тыл. Никого. Ну, и ладно… Если включить паранойю на полную, и представить, что опера́ из доблестной «семерки» не потеряли мой след, то за углом их ждет богатый выбор — я мог скрыться за дверьми во-он того парадного, кануть под темную арку, миновать крошечный скверик по хоженой тропке или…

«Мне сюда!» — я одолел неряшливо сколоченный дощатый забор, оградивший расселенный дом, и убыстрил шаг. Грязный снег вокруг утоптали строители и практичные граждане, добывающие бесплатный стройматериал для дач. Вон, уже и тяжелую входную дверь сняли… Нужда заставит. А халява нарадует…

Минуя замусоренные лестничные площадки, копившие мглу, я поднялся под самую крышу. Пахло затхлостью и птичьим пометом, но закатные лучи, разбавлявшие полутьму оранжевым свечением, обращали стройную колоннаду круглившихся столбов и чересполосицу опадавших стропил, скаты дырявой кровли и даже хрустящий керамзит — в место таинственное и заколдованное.

Обычно мрачный романтизм приписывают подземельям брошенных замков, вот только на чердаках кладов зарыто не меньше, да и тайников, порой весьма замысловатых, тоже хватает.

А уж как трепетало детское сердечко, стоило мелкому Дюше впервые подняться на запретный уровень, увидать зловещие тени и пыльную паутину, колеблемую сквозняком! Испуган и очарован, он почти углядел в скрещеньях темени и света скелет, скованный ржавыми цепями, и маслянистый блеск пиратских дублонов, а после запищал от ужаса, приняв вывешенную сушиться простынь за привидение…

Да мне и сейчас неуютно. Сунувшись к оконцу, заделанному грязным, битым стеклом, я малость успокоился — никто коварно не подкрадывался к обреченному дому. Предвечерний сумрак густел, но любое вторжение выделится на снегу, как клякса на чистом листе.

Я ухватился за медную проволоку, торчавшую из керамзита, и вытащил прикопанную сумку со шпионским хозяйством.

Длинноволновый приемник тихонько брякнул в банке из-под кофе «Бон». Задев раму слухового окна, коротко звякнула импровизированная антенна. Проволоку я накрутил на ржавую трубу — с заземлением надежнее. Не запеленгуют.

Контакты — к клеммам «Кроны»… Штекер наушников — в гнездо… Готов к труду и обороне.

На часах — без десяти шесть. Еще две минуты…

Деловито достаю блокнот, расписываю ручку… Прислушиваюсь — безлюдный дом, смиренно ожидавший сноса, издает тихие шорохи и трески, как будто здешние призраки и впрямь затевают унылый балет.

Я бережно тронул колесико настройки, выводя на нужную волну. Минута осталась…

Без восьми шесть в наушниках толкнулся ясный и четкий женский голос:

— Передаем данные калибровки для пятой линейной партии геологоразведки! Четыреста тридцать семь, три двадцать два, двести одиннадцать…

Сосредоточенно сопя, я чиркал число за числом. Многовато циферок, однако… Чем, интересно, так обеспокоились товарищи чекисты?

Выдержав паузу, «радистка Кэт» повторила передачу. Ошибок не было, и я, пока светло, достал очередную страницу из шифроблокнота.

Буква за буквой являлись мне, вырастая из цифровой россыпи, и кривая улыбка всё сильнее перекашивала мое лицо.

Товарищ Андропов и его присные задавали «Сенатору» те же самые вопросы, с какими цэрэушники обращались к «Страннику»!

Я шепотом выругался.

«А чего ты, собственно, хотел? Устроили тебе испытание с почерком, и всё? Отныне будешь на доверии? Фиг! А это еще что?»

Последняя строчка шифровки увязывала обе моих инициативы, любезно предлагая сообщить о закладке по телефону. Номер и пароль с отзывом прилагались.

Я глубокомысленно хмыкнул. Весною комитетчики согласились с моим «рационализаторским