Вадбольский 5 (СИ) - Никитин Юрий Александрович

Он словно прочёл что-то в моём лице, вздохнул.

— Никто никого резать не будет, я запрещаю!.. На кордонах войны начинаются, старые счёты подняли из архивов, сейчас не до личных обид. Я уже велел Рейнгольду переговорить с главой рода Долгоруковых. На этом всё. Иди и не греши! Разве что с думой в сердце о судьбе Отечества.

Глава 4

Я покинул дворец, чувствуя, как меня трясёт мелкая дрожь, а крупная потряхивает всё же реже, постепенно не то затихая, не то зарываясь поглубже, чтобы вынырнуть потом, когда я совсем растеряю остатки бдительности.

То, что император взял меня под некоторую защиту, в самом деле щасте и говорит о двух вещах. Во-первых, любой самодержец ревниво следит, чтобы никто из подданных не усиливался слишком уж, потому и Долгоруковых наверняка придерживает не первый раз.

А второе, молча признал мою ценность, как оружейника. Ишь, с Рейнгольдом в саду пострелял из моих винтовок и пришёл в восторг!.. Лестно, конечно, но мог бы и раньше. Обязан был раньше. Винтовка даёт власть, как скажет в своё время самое-самое Красное Солнышко.

— Мата, — сказал я, — напомни Шаляпину охранять мой особняк на Невском, как самое первостепенное. Ну, ты же понимаешь, главное — выполнить задание, а всякие законы и гуманности для гражданского времени… которое вообще-то никогда не наступает. При попытке нанести вооружённый вред моим родителям — врага нужно лишать жизни моментально без замены штрафом. Сама посмотри, что можно для безопасности, чтоб комар носа не подточил!

— Какие комары зимой?

— Петербургские, вестимо. И не перечь человеческому ндраву!

— Я пока ваши ндравы изучаю, — ответила она поспешно, — мстить будем потом, и мстя наша будет страшна!.. А сейчас дом поставим под круглосуточную охрану. Полицию вызывать в каких случаях? Или сразу жандармерию?

— Если можно всё сделать анонимно, — ответил я, — то нас там не было, они сами поубивались.

— Прекрасно, — одобрила она. — Даже жаль, что зачистим планету от людей. Столько в вас интересного!

— Ещё не то увидишь!

— Пока всё не увидим, — сказала она, — зачищать не станем. Разве что совсем уж достанете.

Подъезжая к дому на Невском проспекте, я сумел заметить скрытую слежку за всем кварталом, а когда оставил во дворе автомобиль и поднялся на крышу, рассмотрел по кругу ещё добавочные гнёзда для наблюдателей.

— Двенадцать человек, — доложила Мата Хари. — Лучшие имперские сыскари!.. Выпросил?

— Даже не заикался, — ответил я честно. — Похоже, император знает, что на его запреты чихали, если найдут способ обойти. Но сейчас, если нападут, а мы сумеем предоставить доказательства, уже не отвертятся. Даже, если в конце цепочки сами Долгоруковы!

Я вошёл в комнату Василия Игнатьевича, кроме него за столом с чашками чая и тарелкой печенья и Пелагея Осиповна с Ангелиной Игнатьевной, сказал бодро:

— Все ли живы и здоровы, родичи гарбузовы?.. Спешу порадовать, от императора я получил похлопывание по плечу, а не по морде, так что всё путём. Жаль, там мы не перекусили, а здесь нальёте чайку?.. Ладно, не надо, я печенья пожую…

Не спрашивая разрешения, пусть я в комнате Василия Игнатьевича, но как хозяин дома и защитник благополучия, придвинул к столу стул с неприятно прямой спинкой и быстро опустился на сиденье.

Все трое смотрят ошалело, Ангелина Игнатьевна сглотнула что-то застрявшее в горле, но первым заговорил Василий Игнатьевич:

— Ты был у самого императора?

Я ухватил печенье в жменю, бросил парочку в рот.

— Вы же видели какой караван за мной прислали? Сперва общался великий князь, потом глава службы безопасности, наконец император дал ценные советы, которые я из-за их агромадной важности даже не запомнил в своей трепетности перед августейшей личностью… А, вот вспомнил! Предостерегал, что Долгоруковы обязательно меня убьют.

Ангелина Игнатьевна охнула, как мне показалось, с удивлением и радостью.

— Как… те самые?

— Ага, — подтвердил я по-простонародному, — уже подсылали всяких разных.

— И что?

— А ничего, — ответил я хладнокровно. — И тела их как-то исчезли. Я зашёл предупредить вас, ударить могут и сюда. Имперская служба взялась охранять наш дом, но сами будьте осторожнее. Из дома не выходить, из магазинов заказывать с доставкой, корзины с продуктами сперва пусть проверяют на входе.

Ангелина Игнатьевна выпалила с яростью:

— Вот на что ты нас обрёк!.. Долгоруковы никого не прощают!.. Это такие мерзавцы!

Я осведомился с холодком в голосе:

— Вы не доверяете императорской охране?

Она сказала поспешно:

— Нет-нет, они лучшие, но если Долгоруковы начнут сюда посылать своих людей…

— Здесь наши мнения совпадают, — сказал я и поклонился, — но за внезапную ссору прошу прощения, мой косяк. Хотя и не мой, но всё равно мой, я же мужчина, мы всегда виноваты.

Василий Игнатьевич поинтересовался на удивление спокойным голосом, хотя я видел его волнение и тревогу за всех нас, всё-таки глава рода он, ему и отвечать:

— Из-за чего конфликт?

— Из-за политики, — ответил я. — Из-за чего может быть конфликт между благородной барышней и тихим робким вьюношей?.. Чего гадать, скажу сразу: политика, власть, пределы допустимого…

— С кем? — уточнил он.

— Ольгой Долгоруковой, — ответил я. — Молодая, злая, амбициозная, но тупая, как сибирский валенок. Хотя чего это я, вдруг наши валенки обидятся и уйдут из дома?

Ангелина Игнатьевна встала, уперла руки в бока, так любая женщина выглядит грозной, как задунайская Одарка.

— Думаешь, поверю, что ты исправился?.. Такие меняются только в одну сторону!.. Ты и сейчас что-то задумал!

Я вздохнул, постарался взглянуть её глазами. Вот подросток взвыл от скуки в своём медвежьем углу, связался с какими-то проезжавшими мимо бандитами, ушёл из дома искать приключений. Никаких вестей, решили, что сгинул где-то на южных морях, а затем, по словам Василия Игнатьевича и Пелагеи Осиповны вернулся неожиданно, но не восхотел оставаться, а отправился в Петербург.

Понятно, что я для неё всё тот же шалопай, которого видела в «моём» детстве, изредка приезжая в гости к брату. Потом «я» исчез «связавшись с недостойными людьми», и явился только недавно, то ли поумнел и раскаялся, то ли замыслил какую-то подлую хитрость, что куда ближе, всё-таки люди дрянь, только и смотрят, где урвать, украсть, отобрать…

— С другой стороны, — сказал я, — это даже хорошо, что вы соберётесь на съезд. Должен предупредить, что эта княжна люто ненавидит всех Вадбольских, пообещала изгнать из столицы, но пока что её ярость направлена на меня, чем-то я её обрадовал чуть ли не до бешенства… Просто на всякий случай держитесь осторожно, пока всё не улажу.

Ангелина Игнатьевна вскрикнула во весь голос:

— Уладишь?.. Да тебя просто убьют, как муху!

— Я если и муха, — возразил я, — то не сонная, хотя сейчас ещё зима. Но даже убьют, всё разрешится. Не думаю, что к вам будут вопросы. Это дура Ольга Долгорукова даже не знает, что Вадбольские не из Сибири, и что наш род не моложе их исконно-посконной семьи.

Ангелина Игнатьевна завопила громче, я же сволочь, обязательно куда-то встряну, а теперь и на их головы накликал беду, да ещё неотвратимую, это же Долгоруковы… Василий Игнатьевич попытался её урезонить, но она не слушала, вопила ещё громче, Пелагея Осиповна вжимается в кресло и смотрит умоляющими глазами. Я демонстративно сгреб из тарелки ещё горсть печенюшенек, подчеркивая своё отношение к происходящему здесь и в столице.

— Ну ладно, развлекайтесь… У меня дела, дела.

Ангелина Игнатьевна крикнула вдогонку:

— Съезд рода Вадбольских соберётся уже скоро!

Я захлопнул за собой дверь, отрезая её визг, и направился к своему кабинету. Понятно Ангелина Игнатьевна, понятненько. Есть великая, хоть и понятная ошибка насчёт рода-племени, но она весьма так довлеет в мировоззрении всех в непросвещённой и даже, ужас-ужас, просвещённой России. Возникла она из очень верного наблюдения за спариванием как крупного рогатого, так и мелкого. Дескать, при правильном подборе домашний скот можно выращивать в ту сторону, в какую желательно. Можно культивировать мясные породы, можно молочные, даже с деревьями можно получать удивительные результаты, стоит только посмотреть на дикие яблони и груши, и на те, что выращивались в садах сотни лет!