Кикимора и ее ёкай - Анна Зимина

class="p1">Хохотун и весельчак Хотэй в своем монашеском одеянии прятал в руках персики бессмертия, утащенные с обеда, чтобы тихонько подложить тем, кто в них больше всего нуждается. От его мудрых глаз в разные стороны расходились морщинки-лучики, которые бывают только у того, кто много смеется.

Бишамон в одеянии воина держала в руке катану, гибкую, как хлыст. Она предстала в своем истинном облике, к которому прибегала в любой формальной обстановке.

Дедульки больше не выглядели немощными старцами, которыми хотели казаться. Их седые белые бороды воздушно приподнимались от движений воздуха, потому что дедулькам лень было стоять на земле, и они левитировали.

«И правда, чего ноги топтать, чай, не казенные», — подумала кикимора, рассматривая во все глаза японских богов. Ее сознание было напрочь отравлено Ягушиным ехидством.

— Тетушка Бентэн! Наконец-то! — воскликнула одна из толпы бегущих из Лунного дома.

Бентэн улыбнулась. Дочь водяного дракона Каёхимэ, которая неслась к тетушке с распростёртыми объятиями, была ее любимицей. Но чем ближе подходила Каёхимэ, тем сильнее блекла улыбка на прекрасных устах Бентэн. Она приметила и заплаканные покрасневшие глаза, и чрезмерную бледность кожи.

— От тебя пахнет тоской, — сказала Бентэн, заключая Каёхимэ в объятия, — и алкоголем. Объясни, дорогая племянница, что случилось.

И племянница объяснила.

К счастью, гнев богов Японии на гнев богов, например, греческого пантеона, был не похож. Ну, что сказать, сдержанный народ живет в славной стране Япония. Так, погрохотало чуток в небе, затопило Лунный дом нахрен вместе с цветочками, да и все на этом.

По итогу объяснений Ямаубе выписали благодарность и подарили маленького кигимути — духа-охранника (такого же вредного, как Ямауба, как раз не знали, как от него отделаться и куда сплавить, а тут удача подвернулась). Ю-бабе запечатали силу и потом не без труда развоплотили (и правильно, а то совсем обнаглела — под носом у влиятельных родственников девушек похищать). Кикимору же и Каёхиме забрали с собой на Небесную гору. Дочь дракона просто так, погостить, а кикимору — чтобы разобраться, что с чужачкой делать. Каукегэна тоже взяли с собой. Хоть от яркой светлой ауры его и начинало тошнить, он не мог оставить свою хозяйку одну и последовал за ней.

А Дзашин…

Дзашин исчез, будто его и не было. Убедился, что кикиморе ничего не угрожает, и тихонько ушел в тень. Нечего душу травить. К тому же, с семью богами счастья общаться не очень хочется — у Дзашина с ними своя история была, не самая приятная. Да и ману, поступившую от новых последователей, пришлось срочно принимать и распределять излишки. А кикимора… Ну, в добрый путь. Ей давно пора уже отправляться домой.

Глава 33. Гость священной горы

— Ты — гость священной Небесной горы, — нежным ручейком лился хрустальный голосок богини Бентэн, которая вела кикимору по территории резиденции богов, — и просьбу твою я уважу по окончании праздника о-бон. Отправишься домой, Мари-онна.

Бентэн ласково улыбнулась, взмахнула рукавом кимоно, призывая своего водного духа-оками.

— Моя Юки сопроводит вас в ваши комнаты, а служанки-тануки помогут с омовением. Отдохните, моя милая, ваш путь ко мне не был легок.

Кикимора благодарно поклонилась. Она и правда жутко устала. Темницы богов выпила из нее немало сил, прежде чем ее разнесло на части.

— Моя милая племянница Каёхимэ будет в соседних покоях. Она о тебе очень тепло отзывалась.

Одарив еще одной ласковой улыбкой кикимору, Бентэн легким кивком попрощалась и отправилась по своим делам: последний день праздника о-бон для нее еще не кончился.

А кикимора, чуток позавидовав божественной стати и биве, на которой беспрестанно наигрывала легкие мелодии Бентэн, отправилась отдыхать.

Девочки-тануки — слуги семи богов счастья — приняли гостью как положено. Застелили белой, как чистый рис, простынью постель, взбили пуховый футон, накормили жирной жареной рыбой и ароматной гречневой лапшой, напоили чаем, в восемь рук переодели и сопроводили в онсэн.

Каукегэну тоже досталось заботы и ласки. Его намыли, расчесали, постригли когти и почистили зубы. Все это он перенес стоически, может, только чуток сглазил девушек-тануки своими негативными эманациями.

Осознала себя кикимора уже в горячем источнике, в котором сидела голенькая и довольная. Рядом с источником дремал каукегэн, пережравший духовной божественной пищи. Ему было лихо, но он, по славной японской традиции, не показывал своих истинных чувств. Во-первых, потому, что имел истинно самурайский дух, во-вторых, чтобы от хозяйки на орехи не досталась.

«Хорошо, — думала кикимора, положив голову на край онсэна, — к этому и привыкнуть можно».

Она окинула взглядом непривычно яркие листья тропических деревьев. От горячей воды поднимался пар. Пахло нагретым камнем, паром, влажностью.

Было так спокойно, так расслабляюще-приятно, что кикимора сама не заметила, как задремала.

…Разбудили ее приглушенные, отдаленно звучащие женские голоса. Онсэны при выглядевшей с первого взгляда приватности располагались на небольшом удалении друг от друга. Видимо, притомившиеся богини пришли в источники, чтобы сбросить накопившуюся за праздник о-бон усталость.

Кикимора, лениво разлегшись в воде, прислушалась.

— Нужно как можно быстрее отправить гостью домой. Оками-дезу говорил мне, что из-за нее в последние дни случилось много разрывов.

— Биша, давай завтра вечерком, а? Я тебя умоляю, — раздался знакомый голос богини Бентэн. — Она все равно в нашей резиденции, спит крепким сном, никуда до утра не денется. В ее чай я распорядилась добавить немного особой сон-травы.

Кикимора прищурила зеленые глаза, искривила в усмешке уголок губ. Сон-трава… Смешно. Кто блинчики с беладонной уважает и ягоды с куста вороньего глаза собирает на варенье, тому сон-трава, пусть даже и особая, как мертвому припарка.

Голоса примолкли. Раздался тихий плеск воды. Богини молчали.

Кикимора снова было задремала, согревшись в горячей воде, но Бентэн опять заговорила.

— Дзашину нельзя тут быть. Когда случится то, что мы задумали, он должен быть у себя, в преддверье подземного мира. И зачем он вообще пришел?

Хрустальный голосок заставил кикимору резко открыть глаза. Сонливости как не бывало.

— Бедзайтэн! Нельзя говорить об этом здесь! Даже на Небесной горе достаточно ушей, — возмущенно заговорила Бишамон.

Тут же стихли все звуки. Боги могут позволить себе полную приватность, если захотят.

«Так-так», — думала кикимора, быстро соображая, что делать. От имени Дзашина у нее быстрее забилось сердечко, а от слов богини потянуло, как холодком, дурным предчувствием.

«Нужно узнать больше. А как? Думай, Марьяночка, думай, старая голова», — подначивала она себя. И придумала. План был слабенький, но других как-то не находилось.

— А-а-а-о-о-у! — демонстративно громко протянула она, потягиваясь в купальнях. — Тузик! Доброе утречко! Выспался, а? И я вот отменно. Дружочек, а не налить ли тебе моей особой настоечки?