Патруль (СИ) - Гудвин Макс

— Предложение интересное, но я не один тут, — сдержанно ответил я. — Надо с ребятами посоветоваться.

— Ну, советуйся, Вань, — пожевал он губами. — Но дорога к посту уже отрезана. Журналист всё равно наш будет. И все ваши каналы мы слушаем. У тебя пять минут на мужское решение, еще пожить.

Я усмехнулся и, развернувшись, пошел к Уазику.

— В общем, так, — коротко доложил я ребятам по прибытию, вставляя усики кольца обратно в Ф-1. — Предлагают деньги за журналиста. Скорее всего, врут. Альтернативу рисуют — что нам всем хана из-за якобы окружения.

— Как я понимаю, нам один хрен кабздец, — философски заметил Михалыч.

— Ну, какое решение, командир? — спросил у меня Марат.

Решение созрело мгновенно. Хотели мужского, душары, будет вам мужское!

— Пацаны, мигом в УАЗик! Задним ходом к ПАЗу, забирайте журналюгу и дуйте назад! Попутно вызывайте ко мне сюда подмогу. Чую, свистят нам в уши про окружение, иначе уже бы расстреляли.

— А ты? — спросил Серёга. — Тут же у них два взвода примерно. Мы вместе можем…

— А я приму бой. Серёга, вызывай «Муравейник» по рации. Пусть дадут залп по моим координатам. Я, когда звездопад начнётся, залягу, меня не зацепит. Марат, дай еще «погонять» свой АКС.

— Может, все вместе свалим? — предложил Марат, как-то неуверенно вытаскивая магазины из своей разгрузки.

— Не, не дадут нам. Могут кинуть и сожгут нас в машине, если я им расплавленный свинец на головы лить не буду. — произнёс я, понимая, что из этой ситуации можно выбраться лишь совершив поистине безумное.

В этот момент духи начали орать: «Иван! Пять минут кончился уже!»

— Добро! — крикнул я в их сторону. — Мы уходим! Не стреляйте, журналист в автобусе, он ваш!

Занял позицию в какой-то неглубокой канаве. А Уазик, пыхтя, выбрался из кювета и, развернувшись, рванул назад. Я видел, как тёмные фигуры душман стали подниматься в полный рост, идя вперёд, словно фашисты в фильмах про Великую Отечественную.

И я подпускал их ближе, пока они не замечали меня из-за дыма.

И, припав к пулемёту, я оглянулся — УАЗик уже заехал за ПАЗ, и где-то сзади дверь нашей машины хлопнула, видать, посадили на борт журналиста. И в этот миг я открыл огонь.

Короткими очередями я делал свою работу, пока пулемёт не захлебнулся и не замолчал. Не знаю, скольких я отработал — не видно толком. Бил я методично, спокойно. Когда магазин закончился, взял второй. Потом третий. Позиция у меня была правильная, скрытная. Достать сложно.

Вот только патроны не вечные. Я ведь не для такого боя снаряжался, когда выезжал на задание. Отложив тяжёлый дымящийся ствол в сторону, взял в руки АКС. Теперь это было моё главное и последнее оружие. Не считая Макарова.

Короткими, контрольными очередями я продолжал давить их вспышки в зелёнке. Срезал пятерых.

Вскоре они поняли, что плотность и интенсивность огня ослабла, стали наглеть.

Магазин опустел. Вставил второй. Снова начал работать.

После отложил автомат. Руки сами потянулись к гранатам. Одна, вторая, третья… Взрывы прижимали их к земле, создав драгоценные секунды. Одну оставил для себя, так сказать, на крайний случай.

Хватит. Пора уходить. Примкнув третий магазин к АКС товарища я пополз спиной назад, вдоль кювета, уходя со своей позиции. Каждый метр давался с трудом.

И вдруг сзади мелькнула тень. Выстрелил в него дважды. Готов.

Второй противник. И снова прицельная стрельба с короткой дистанции.

Пополз дальше. Вдруг тяжёлое, пахнущее потом и порохом тело с громким рыком обрушилось на меня сзади. Острая, жгучая боль в ключице заставила вскрикнуть. Я инстинктивно рванулся в сторону и почувствовал, как лезвие ножа, сорвавшись с кости, скользнуло по мышцам.

Развернувшись, я увидел над собой перекошенное бородатое лицо с безумными глазами. Он уже заносил для нового удара широкий кавказский нож. Видать — у них особая доблесть зарезать противника ножом. Я из последних сил схватил его за вооружённую руку и, сделав рывок, всадил клинок в мёрзлую землю рядом со своей головой. Он рычал от ярости, пытаясь вырваться. Моя правая рука уже действовала сама — выдёргивая ПМ. И приставив ствол к его бочине и, не целясь, нажал на спуск. Выстрел самовзводом громко хлопнул, тело на мне дёрнулось и обмякло.

Сразу из темноты возникла новая фигура. Я, не вынимая пистолета из-под трупа, развернул руку и дал в её сторону ещё два выстрела. Фигура шарахнулась назад.

Я оттолкнул от себя духа, и с трудом поднялся на колено. Вся грудь и плечо были липкими и тёплыми от крови. А из оврага, в полусотне метров, уже выдвигались новые силуэты. Полуфигуры, идущие на штурм.

Вот и всё. Финиш.

Собрав воля в кулак я завалился за ещё тёплый труп того, кто чуть не отправил меня к праотцам. Хорошая мягкая и тёплая в этом холоде позиция. Дрожащими мокрыми и липкими от крови пальцами убирая ПМ в кобуру, я примкнул новый магазин к АКС, меняя полупустой. Глубоко выдохнул. Изо рта вырвалось облако пара.

Поднял ствол, поймал на мушку первого идущего и выдавил спусковой крючок. И в этот момент…

Мир взорвался множественными фонтанами мёрзлой земли.

Сначала над головами боевиков, а потом и прямо передо мной земля встала дыбом от оглушительных разрывов. «Муравейник» сработал. Артиллерия накрыла всю позицию ковром. Вызывая огонь «на себя», я понимал, чем это чревато. Темнота перед глазами поползла багровыми пятнами, почва уплывала из-под меня, и последней, ясной мыслью, перед тем как сознание поплыло, стало:

— Я остался не зря! Пацаны мои ушли, гражданских вывезли. Разведчика доставят в штаб! Штурм Грозного если он будет, пройдёт для ребят легче!

Глава 2

Сигнал

— Охрана, вы что, совсем одурели⁈ — разбудил меня чей-то крик.

Я открыл глаза, и первым, что увидел, это были склонившиеся надо мной лица, бритые, и то слава Богу, значит свои.

— Дарова, пацаны, — выдохнул я совершенно не своим голосом.

— Да а чё, решили проверить, работает или нет, — огрызнулся кто-то, сжимая в руке какую-то палку с двумя железными штырьками и, нажав на кнопку на той, между ними проскочила молния, раздался треск.

— Ну-ка отдай! Кто вам разрешил спецсредства брать⁈ Вроде аттестованные, а ведёте себя как дети! — в кадре появился крепкий парень лет тридцати, одетый в зелёную футболку и камуфляжные штаны, он же и отобрал у говорившего электрическую палку. Его лицо выражало яростное недоумение, словно он вещал для умственно отсталых.

И только сейчас я осознал, что лежу на чём-то мягком, явно не мёрзлая почва той обочины, а над головой светят высоко подвешенные лампы. И вообще я нахожусь в помещении, окружённый склонившимися надо мной ребятами в спортивных костюмах.

— Ты живой? — спросил меня отобравший палку парень, а я разглядел свисток и секундомер на его груди.

— Жив вроде. Только меня, похоже, осколками посекло, — выдохнул я, — и в груди болит.

— Какими нахрен осколками⁈ — повысил тон физрук, который решил перейти на командный тон. — Значит так, на сегодня занятие для вас закончено, валите с центра!

И покачав головой, словно разговаривает с безнадёжными ушёл сам.

— Можешь встать? — спросил меня тот, у кого отобрали палку.

Приземистый крепыш, словно сложенный из гранитных булыжников. Ростом не вышел, но в плечах — косая сажень, шея влитая в мощные плечи, и такие руки, что кажется, он гайки голыми пальцами закручивает. Лицо круглое, обветренное, с трёхдневной щетиной и мелкими морщинками у глаз, которые появляются не от возраста, а от привычки постоянно ухмыляться. Волосы — тёмные, подстриженные под ноль, от такой причёски его башка казалась идеально круглой. Глаза небольшие, карие, живые и очень внимательные, постоянно скользящие по собравшимся вокруг меня.

Я попробовал и, приподнявшись на локтях, осознал, что я в спортивном зале, на полу маты, как для дзюдо, а в углах висят мешки для ударов.

— Что, раз тренировка отменилась, может по пиву? — спросил у окружающих он же.