Патруль (СИ) - Гудвин Макс

— Майор милиции, Шукшин, СОБР. — представился я.

— Командир взвода, старший лейтенант Зубчихин, — отрекомендовался он хриплым, простуженным голосом, приложив ладонь к такой же, как и на нас, вязаной шапочке. — Значит, вас за иностранцем прислали? Вот только он не один, у нас еще гражданские — беженцы из Грозного. Я их с вами отправлю, а то тут неспокойно, нет-нет да и обстреливают.

Он кивком указал на старый ПАЗик, стоявший в отдалении, за линией проволоки. Возле него теснились люди — женщины, старики, с узелками и чемоданами. Они молча смотрели на нас, на солдат, на стволы БТРов — взглядами, в которых застыла усталая покорность судьбе. Старлей был без знаков отличия, но с оружием и, по сути, от срочников отличался лишь возрастом. Ну, это мудрое решение. Ведь говорят, что за офицеров духам платят больше, чем за солдат, а самая популярная у наёмников профессия — это снайпер.

— А этот «гость» для нас? — кивнул я в сторону группы у КПП, где выделялась яркая синяя куртка.

Зубчихин нахмурился, его скулы напряглись.

— Так точно. Журналист. Американский. Документы в порядке. Но ведет себя… не по-граждански. Просится в штаб управления. Бьет на то, что у него информация «кремлёвского» уровня. — Старлей бросил взгляд на «американца», в котором читалось профессиональное недоверие. — Кадровик во мне, товарищ майор, чешется. Уж больно он не похож на пишущую братию.

— Какой еще нахрен журналист? И почему к нам? — буркнул я, чувствуя знакомое напряжение. А с другой стороны, куда деваться⁈ — Ладно, давай сюда эту птицу.

Зубчихин свистнул и поманил к себе пальцами того самого парня. Сухой, светловолосый, в нелепо яркой синей пуховке. На плече у него висела сумка, какие используют для носки видеокамеры. Но дело было не в экипировке. А во взгляде — спокойном, уставшем и цепком. И в ушах. Они были неестественно правильной формы, будто их лепил заново пьяный хирург. Он не производил впечатления журналиста. Скорее — борца, который перенёс туберкулёз.

— Старлей, я поболтаю с ним тет-а-тет пару минут, — проговорил я, направляясь к парню.

— Да сколько угодно, — отмахнулся командир взвода, для него этот гусь был слишком уж в напряг.

Я подошёл к нему вплотную.

— Понимаешь по-нашему? — бросил я без предисловий.

Парень медленно кивнул. Его губы тронула едва заметная улыбка.

— Понимаю, — ответил он с лёгким, почти неуловимым акцентом. Голос был тихим, но без тени неуверенности.

— Зачем тебе в штаб разведки? — спросил я, впиваясь в него взглядом.

— Очень надо.

— Всем надо, — отрезал я.

Он на секунду задумался, словно взвешивая риски, и выдохнул:

— У меня информация. По планам обороны боевиками Грозного. Если начнётся штурм… Это непременно должны учитывать в штабе, иначе жертв будет много ненужных.

— Они и так будут. А ты не очень-то и похож на журналиста, — сказал я, переводя взгляд на его сломанные костяшки, едва выглядывавшие из-под рукавов.

Американец посмотрел мне прямо в глаза, и его следующий ответ прозвучал уже без единого признака акцента, чётко и ясно, как приказ:

— Все профессии нужны, все профессии важны.

От этой внезапной, абсолютно нашей, советской цитаты, вставленной в адскую чеченскую реальность, у меня похолодело внутри. Парень видел мою реакцию и продолжил, почти шёпотом:

— Не поможешь мне, майор, погибнет очень много русских парней!

— Откуда ты знаешь, в каком я звании? — спросил я.

— Услышал, как старлей по радиотелефону со штабом говорил.

Радиотелефон у взводного? Вот это номер, возможно, трофейный, «застрявший» при проверках на блокпосту.

И в этот момент пришла мысль, которая могла бы всё поставить на свои места. Что стоит передо мной не журналист, а какой-то наш разведчик. Об этом говорило многое — взгляд, поломанные уши, выправка и фраза, брошенная как пароль. Возможно, человечек был «свой». Возвращенец. В любом случае, доставлю его к нашим, у них головы большие, пусть сами разбираются.

Я ещё секунду помолчал, глядя на его бейджик с весёлым американским логотипом, и махнул рукой.

— Ну, добро. Вместе с мирными поедешь за нами, отсюда к цивилизации есть лишь одна дорога.

— Спасибо, товарищ майор, — проговорил парень.

— Не за что пока.

И снова испытания для техники, гудя двумя моторами, колонна тронулась, медленно отползая от блок-поста, над которым уже смеркалось декабрьское кавказское небо. ПАЗик с беженцами, пыхтя, поплелся следом за нами. Ехали молча, все на нервах, вжимаясь в сиденья. Михалыч, не отрывая рук от баранки, водил взглядом по обочинам, по подлеску, сгущавшемуся у дороги.

Не успели мы отъехать и полукилометра, как дорога пошла на плавный изгиб. И вот там, на краю подлеска с еще не опавшей рыжей листвой, заметил движение. Михалыч резко сбросил газ, выкрикнув:

— Духи!!!

Из зелёнки, на одно колено, встал бородатый боевик с хорошо узнаваемым «тубусом» на плече. Широкое дуло РПГ-18, что звали «Мухой», резко дёрнулся. Оглушающий взрыв пришёлся слева, забрасывая машину щебнем и осколками.

— Уходи! — закричал я, но Михалыч уже рулил в сторону, отправляя машину в глубокий кювет. Удар о землю был мягким, мы все резко клюнули вперед.

— К бою! Рассредоточиться! — скомандовал я, вываливаясь через дверь и падая на холодную землю. — Марат, Серёга, обходи справа, давите их!

А ПАЗик, пятясь, сдавал назад, но по нему уже захлестали очереди. Стекла со звоном посыпались внутрь. Началась канонада — сухие хлопки выстрелов, свист пуль и звон бьющегося стекла. Крики людей.

Я вжался в землю, прильнул к прицелу РПК и начал косить длинными очередями по вспышкам в тёмной зелёнке. Задача проста — не дать им поднять голову.

Где-то сзади, заняв позицию, пристроился Михалыч. Слышались лишь его одиночные, приглушённые щелчки выстрелов. Он сам выбирал, по кому работать.

В какой-то момент ПАЗик дернулся и замер. Двери распахнулись, и из них, как горох, посыпались уцелевшие беженцы — женщины, старики, — с криками бросаясь в рассыпную. Их крики смешались с гортанными воплями «Аллаху Акбар!». Рядом с машиной рванула граната, меня обдало комьями мерзлой земли. Единственное, о чём я подумал в тот миг: «Не надел бронежилет и шлем. Идиот, конечно». Но что имеем, то имеем.

Я продолжал вести бой. Справа, где должны были находиться Марат с Серёгой, слышалась плотная стрельба — уперлись в шквальный огонь. Обстановка сложная.

И вдруг стрельба с позиций боевиков стала стихать. Неожиданно и подозрительно. Один из душманов поднялся во весь рост, размахивая белым, грязным платком.

— Михалыч, не стреляй, — хрипло сказал я. — Узнаю, чего хотят.

— Ваня! Выходи, поговорим как воины! — пронесся по полю хриплый голос.

«Откуда они знают как меня зовут?».

— Херли тебе надо, Рустам⁈ — тут же отозвался откуда-то справа Марат, явно подбирая случайное имя в ответ.

— Отставить! — рявкнул я. — Марат, дуй ко мне!

Марат пригнувшись, короткими перебежками подобрался ко мне.

Я встал во весь рост, отдал свой РПК, взял его АКС-74. Левой рукой, действуя почти на автомате, выдернул чеку из гранаты на его разгрузке и, прижимая «лимонку» ладонью, сунул её в карман куртки. С АКС-74 на ремне можно управляться и одной рукой.

Мы встретились с бородачом на нейтральной полосе, посередине. Он был одет в заношенную камуфляжную форму, поверх — разгрузка, набитая рожками. На голове — темная вязаная шапка, а на ней — зеленая тканевая лента с арабской вязью. В руках — новенький АК со странной оптикой.

— Продай журналиста, — без предисловий, с акцентом, сказал он. — Миллион рублей даю. Долларами.

— Я людьми не торгую, — сквозь зубы ответил я.

— Это ты не торгуешь, — усмехнулся Рустам, — А вот вас и его уже сдали с потрохами. Твои же братья-славяне. — С этими словами он тыкнул в меня трубкой радиотелефона. — Деньги, если умным будешь, получишь на блок-посте у офицера.

И тут я заподозрил неладное. Зубчихин! Старлей вполне мог работать с этими втихую, он же мог и предупредить о нашей колонне. Продался, что ли, гнида?