Проклятый Лекарь. Том 4 - Виктор Молотов

полное опустошение Сосуда, состояние, которое местные врачи назвали бы клинической смертью, а затем — мощный, спасительный приток Живы.

Восстановление тогда заняло… пару часов? Глубокий сон, и я снова был в строю.

Но на этот раз — целые сутки. Полный день, вычеркнутый из жизни. Непозволительная роскошь.

Первое и самое логичное предположение: проклятье адаптируется. Это не статичный кусок кода. Это живая, паразитическая сущность. Оно учится. Оно эволюционирует.

Оно увидело мой метод «перезагрузки» через полное истощение и решило установить… более длительную последовательность запуска. Защитный механизм, чтобы сделать меня более уязвимым после каждого «воскрешения».

Или, наоборот, оно слабеет?

Как умирающий двигатель, оно требует больше времени и усилий, чтобы провернуться. Цикл перезарядки становится длиннее, мучительнее. Второй вариант казался… слишком оптимистичным. Оптимизм — это роскошь для тех, у кого на душе не висит паразитический бог смерти.

Нужно было проанализировать изменения.

Мои некромантские способности, без сомнения, росли. «Реанимация» Ветрова была грубой, силовой работой…

Но контроль, который я продемонстрировал с призраком в моей квартире, точность связывающей руны, которую я наложил на охранников… это была работа мастера, а не подмастерья.

Мои целительские навыки тоже обострялись. Скорость и эффективность, с которой я разобрался с паразитом Ольги… это было за гранью простой интуиции.

Итак, оба полюса моей силы — светлый и тёмный — становились мощнее. Но система, которая их связывала… само проклятье… становилось более нестабильным, более непредсказуемым.

И это привело меня к последней, самой тревожной гипотезе. Той, к которой мой разум возвращался снова и снова, как мотылёк к чёрному пламени.

Что, если они неразделимы? Что, если проклятье — это не просто контейнер для двух противоборствующих сил?

Что, если это — конвертер? Симбиотический двигатель, который питается самим конфликтом между жизнью и смертью? Что, если, усиливая свою некромантию, потакая своей истинной природе, я одновременно кормлю и усиливаю то самое проклятье, которое пытаюсь сломать?

Это означало бы, что каждый шаг, который я делаю к возвращению своего былого могущества — это шаг к какому-то неизвестному, катастрофическому сбою всей системы.

Это означало бы, что я заперт в идеальном парадоксе: чтобы стать достаточно сильным для разрушения проклятья, я должен сначала сделать его нерушимым.

Ход моих мыслей, уходящий в довольно неприятную бездну, был прерван.

Дверь кабинета открылась, и на пороге появился Пётр Александрович Сомов. Он выглядел… старше. За одни сутки вес власти лёг ему на плечи, оставив тени под глазами и новые морщинки в уголках рта.

— Святослав, — выдохнул он с облегчением. — Слава богу, вы очнулись. Нам нужно поговорить. Срочно.

Глава 2

В голосе Сомова смешались облегчение и тревога.

— Проходите! Как вы себя чувствуете? Нас всех вчера изрядно напугали! — говорил он, пока я поднимался и проходил в кабинет.

— Уже лучше, Пётр Александрович. Спасибо за беспокойство, — кивнул я.

— Садитесь, садитесь, — он указал на глубокое кожаное кресло для посетителей, а сам тяжело опустился в своё — хозяйское. — Чаю? Кофе? Или чего покрепче? У меня теперь есть коньяк для особых случаев. Думаю, этот как раз такой.

— Чай будет в самый раз.

Он налил из дорогого термоса в две фарфоровые чашки, придвинул ко мне изящную сахарницу. Жесты были немного неуклюжими, непривычными. Он всё ещё обживал эту новую роль, как солдат обживает новую — не по размеру — форму.

— Как вы на новом месте? — спросил я, отпивая горячий, ароматный напиток.

— Осваиваюсь, — Сомов устало потёр лоб. — Знаете, я думал, что готов к этой должности. Десять лет заместителем, знаю клинику как свои пять пальцев. Но это… — он обвёл рукой кабинет, заставленный антикварной мебелью и уставленный портретами. — Это совсем другой уровень. Бумаги, отчёты, проверки, звонки из министерства каждый час. Такое чувство, что я перестал быть врачом и превратился в счетовода.

— Справитесь, — сказал я ровно. — У вас есть опыт и знания.

— Опыт — да. А вот поддержка… — он посмотрел на меня прямо, его взгляд был острым и оценивающим. — Помните, вы обещали помочь?

— Помню. Чем могу быть полезен?

Он сделал большой глоток чая, собираясь с мыслями.

— Мне нужны свои люди в ключевых отделениях. Надёжные. Понимающие. Которые не будут вставлять палки в колёса. Я бы хотел назначить вас заведующим терапией, Святослав Игоревич. Вы это заслужили. Но, — он тяжело вздохнул, — при всём уважении, вы пока ординатор. Год стажа — этого, к сожалению, маловато для такой должности. Профсоюз взвоет, да и министерство никогда не утвердит такое назначение.

Вот это обидно. Не то чтобы я рвался к этой должности, но сам факт отказа, пусть и обоснованного, был неприятен.

— Понимаю, — я сделал ещё один глоток чая. Эмоции — лишний шум. Я не расстроился. А просто зафиксировал факт: существуют правила, которые пока сильнее моей воли. Пока. — И кто будет заведующим?

— Более того, у меня уже связаны руки, — Сомов поморщился, как от зубной боли. — Граф Бестужев настоятельно «порекомендовал» своего кандидата. Некий Фёдор Андреевич Рудаков. Говорят, талантливый врач, но… — он понизил голос и наклонился ближе, — … человек графа. Понимаете?

Ещё бы не понимать. Бестужев, спася клинику от позора с Морозовым, решил поставить своего собственного смотрителя. Надзирателя. Чтобы держать под контролем не только терапевтическое отделение, но и самого Сомова. А значит — и меня. Игра усложняется.

— Понимаю. Вы хотите, чтобы я за ним присматривал?

— Именно! — в глазах Сомова промелькнуло облегчение. Он боялся, что я восприму это как оскорбление. — Будьте моими глазами и ушами в терапии. Докладывайте, если что-то пойдёт не так. Но для этого вам нужны полномочия. Поэтому я могу сделать другое, — и я увидел в его глазах знакомый блеск карьериста, нашедшего лазейку в правилах. — Я могу создать новую должность. Специально для вас. В будущем, конечно.

А вот это была прекрасная возможность.

— Договорились, — кивнул я. — Это всё?

— Почти. У вас случайно нет кандидата на должность начальника охраны? Старый, полковник Крутов, уволился сразу после истории с Морозовым. Видимо, решил, что пенсия безопаснее.

— Есть, — ответил я без малейшего промедления. Пазл сложился мгновенно. У меня был идеальный кандидат. Абсолютно лояльный, с безупречной репутацией гвардейского офицера и связями в армии. И, что самое главное, полностью подконтрольный мне. — Пришлю человека. Абсолютно надёжного.

— Отлично! — Сомов заметно повеселел. Он