Господин следователь 6 (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

— Все-все, сдаемся на милость победительнице! — засмеялся Антон, поднимая вверх руки.

Кажется, заполучив от Нюшки по «комплименту», мы почти подружились.

— Жду не дождусь, пока подрастет, — вздохнул я. — Выдать бы ее замуж, пусть муж мучается.

— Ага, хочет от меня избавиться. Отдать за какого-нибудь старика, — подхватила Анька. — Вроде того, что с нами в поезде ехал.

— Так не такой он и старый, — заступился я за потенциального жениха. — Всего-то сорок пять лет. Зато в чинах, с орденом святой Анны.

— Вот и будет у него сразу две Анны — одна на груди, а я на шее! — хихикнула девчонка, а потом, как ни в чем не бывало, поинтересовалась:

— Ваня, так ты и на самом деле сдал экзамены?

— Только один, — ответствовал я. Один-то экзамен сдавать замучаешься, а все… Конечно, Легонин мне насчитал аж пять, но я пока о других промолчу. Тьфу-тьфу…

— Иван, а вы студент? — недоверчиво посмотрел на меня Антон. Согласен, в щегольском пальто и модной шляпе на студента я не слишком-то походил.

— Студентом я был в прошлом — Петербургский университет, физмат, потом недоучка, а нынче соискатель звания кандидата права. Экстерном. Сдал сегодня судебную медицину.

— Уж не самому ли господину Легонину? — поинтересовался Антон. — И сколько баллов?

— Умудрился сдать на отлично, — с деланной скромностью ответил я.

— Ого! — восхитился Антон. — Я тоже ее сдавал. Увы, только на хорошо. Попался вопрос о происхождении трупных пятен. Ответил, что оные пятна возникают за счет того, что после прекращения сердечной деятельности происходит перемещение крови по сосудам под действием силы тяжести и концентрация её в нижерасположенных участках тела, но подзабыл — какие пятна характерны для острой смерти, а какие для агональной? Поэтому, получил оценку ниже, нежели рассчитывал.

Антон молодец. Я бы сейчас не вспомнил о причинах образования трупных пятен, хотя в тот момент, когда заходил в кабинет к Легонину — вроде помнил. Куда все вылетело?

— Если вам придется выезжать на труп, тогда и научитесь определять характер пятен, — утешил я студента, хотя и помнил, что на трупы тому выезжать не придется. — Это я по своему опыту судебного следователя скажу.

— А вы судебный следователь? — заинтересовался Антон.

Надеюсь, будущий автор «Шведской спички» и «Драмы на охоте», где мои коллеги выступают главными действующими лицами, не станет интересоваться — а было ли что-нибудь «интересненькое»? Если станет, перескажу его же собственный рассказ следствия по делу рыбака, свинчивавшего гайки на железной дороге.

— Молодые люди, — вмешалась Анна. — Вы думаете, барышням интересно слушать разговоры о трупах или о трупных пятнах?

— Мадмуазель, прошу меня сердечно простить, — слегка насмешливо ответил студент. — Но мужчины очень часто слишком увлекаются деловыми разговорами.

— Именно так, — поддакнул я. — Не жизнь, а сплошная мерехлюндия. Кстати, — встрепенулся я. — А как вы познакомились? Отчего вдруг спор завели? Аня, наверняка ты?

— Ну, как всегда, — хмыкнула Анька. — Ежели что — я всегда виновата. А и всего-то в павильончике спросила — а привезли ли журнал «Осколки» за нонешний месяц, а его еще нет. А господин студент — который вам Антоном представился, сказал — что это дрянной журнал, в нем только фельетоны печатают. Я и ответила — а что плохого в фельетонах? Смешные они. А серьезные вещи пусть граф Толстой пишет. Правда, мне его скучно читать.

Интересный разговор получается. Антон Павлович (Антоном все-таки не могу называть) ругает журнал, который ему приносит доход? Впрочем, все бывает.

— Знаете, друзья мои, — назидательно сказал я, — как мне кажется — вы оба правы. Правы — но… с маленькой оговоркой. Если в журнале много фельетонов и они плохие — это ужасно. Но если «Осколки» станут печатать… Антошу Чехонте, а еще Человека без селезенки, Брата моего брата — замечательно!

— Вы так считаете? Кажется, они сущие безделицы. Что там может понравится?

— Антон, я даже не сомневаюсь, что литературные критики выскажутся и укажут — что может нравится в фельетонах и коротких рассказах, — усмехнулся я. — Отметят, что автор, укрывшийся под псевдонимами, высмеивает человеческие пороки — лицемерие, скупость, чинопоклонство. Еще он создал новый формат рассказа — без нравоучений, обратился к внутреннему разговору своих героев. Но у критиков, у преподавателей литературы слов много — они за это денежки получают.

— А разве я… то есть, Чехонте, это сделал? — удивился студент. — Высмеивал там, бичевал? Он, то есть я, просто писал.

Кажется, будущий великий и выдающийся изрядно озадачен. А ведь я еще не сказал о том, что Антон Павлович Чехов, в своем творчестве обращается к исследованию человеческой души, глубинным мотивам психики. Так я и говорить об этом не стану. Непедагогично, знаете ли хвалить человека за то, что он еще не совершит. А как совершит — так и без меня найдется кому похвалить. Ругать, разумеется, писателя тоже найдется кому, но не слишком-то сильно станут ругать.

— Если не сделал, так еще сделает, — обнадежил я начинающего писателя и без пяти минут лекаря. — Он у нас еще много что сделает. Но я сейчас не про это. Вы спросили — что может нравится в рассказах Чехонте? А я отвечу — потому что читать интересно.

— И что — это все?

— А разве мало? — ответил я вопросом на вопрос. — Я не редактор, который оценивает — понравится публике или нет, не критик. Я, простите, обычный потребитель. Если хлеб вкусный — я его ем. Нет — есть не стану. Разве что — с большого голода. С духовной пищей все тоже самое. Если вижу картину и она мне понравилась — так ни один критик не убедит, что она плохая. И, напротив — если картина не нравится — убейте меня, никто не сможет убедить, что она прекрасна. Так и с рассказами, да и с прочими литературными произведениями. По моему разумению — есть только один критерий: либо нравится, либо нет. Вот и все. Зато критик потом сумеет обосновать — почему это нравится. А мое дело интересные книги читать. И Аня со мной полностью согласна. Правда, сам я графа Толстого читал, но согласен — слишком уж длинные предложения у него.

Скорее всего, я бы еще долго болтал с Антоном Павловичем — когда-то еще живого классика встретишь? Но вмешалась Нюшка.

— Господа, я прошу прощения, но хочу напомнить Ивану, что нам пора — скоро обед, а наши хозяева станут сердится, если опоздаем. И на кухню меня не впустят, так что — останешься голодным. Я тебе даже яичницу не пожарю.

Да, и впрямь — скоро обед, а матушка еще вчера предупредила, что в доме Винклеров с этим строго. Зря господин полковник говорил, что он из англичан. Чистейший немец!

— Ох, а ведь я тоже опаздываю! — спохватился Антон Павлович. — У меня же еще дела. Очень рад был познакомиться с вами. Надеюсь, еще увидимся.

Пожимая руку писателю, я сказал:

— Если господин Чехонте решит издать книгу, приобрету с удовольствием. А еще, — посмотрел я со значением на студента-выпускника, — буду счастлив заполучить автограф.

— Думаю, автор фельетонов вам не откажет, — усмехнулся студент-выпускник. — Даст бог — книга выйдет, то обязательно ее вам пришлет.

Антон Павлович убежал, а мы с Анькой вышли к Тверской.

— Иван Александрович, а куда он книгу пришлет, если вы адреса не оставили? — рассудительно спросила Нюшка.

— Книга выйдет не скоро, а как выйдет — так адрес отыщется. А нет — то ничего страшного, — отмахнулся я. Не стану пока говорить Аньке, что не люблю книги с автографами. А почему не люблю — сам не знаю. — Да, — спохватился я. — Тебе ведь, небось, с собаки ищут?

— Так мы с Маняшей — это горничная Полины Петровны, гулять пошли, — пояснила Анька. — Одну-то меня кто отпустит? Но у Маняши свои дела — вроде, свидание с кем-то. Мы и договорились, что я к университету пойду, узнаю — как там Иван Александрович? А она к своему кавалеру… Пожарный он, ли из музыкантов, не поняла, но в форме.

— А как ты университет отыскала?

— Иван Александрович, язык до Киева доведет, а уж до университета — тем более. И не переживайте вы за меня, никто меня тут не съест. А если вы пропадете, так что я потом Елене Георгиевне скажу?