Егерь. Системный зверолов - Николай Скиба

Теперь словно вернулся туда. Я любил то время и сейчас получал истинное удовольствие от этого мира.

Открыл глаза и потянулся. Хватит разлёживаться.

Взял удочку, нацепил самого жирного червя и забросил в воду. Грузило плюхнулось, утянув крючок на глубину.

Я замер, держа ветку, и смотрел, как течение слегка шевелит леску. Тишина. Только вода журчит. Кайф!

Глаза следили за водой, где круги медленно растворялись. Надо ждать. Терпение всегда было моим козырем.

Через несколько минут леска дёрнулась — лёгкий рывок, будто кто-то потянул нить. Сердце стукнуло быстрее. Я выждал секунду, чтобы рыба заглотила крючок, и резко потянул. Прут изогнулся, леска натянулась, и я почувствовал сопротивление. Небольшая, но бойкая рыба билась на конце.

Подтягивал медленно, чувствуя азарт. Над водой сверкнула серебристая чешуя — окунёк, сантиметров пятнадцать. Я вытащил его на берег, ощущая, как он трепыхается в моих пальцах. Аккуратно снял с крючка, стараясь не повредить, и бросил в ведро. Одна есть. Надо ещё.

Второй окунёк клюнул быстро, но был мелковат, почти малёк. Третий заброс принёс ещё одну рыбёшку, чуть крупнее первой, с тёмными полосами на боках. Я кивнул, довольный, и продолжил.

Через час вернулся к хозяйству.

Настало время покормить зверюгу.

Глава 9

Рыба для кошки Барута поймана, и теперь надо действовать.

Я подошёл к двери мастерской, сердце стучало чуть быстрее обычного.

Прислушался.

Изнутри доносилось только слабое дыхание — глубокое и спокойное — достаточно далеко от двери. Кошка всё ещё спала, и это было мне на руку, хоть и казалось странным — слишком уж долгий сон. Открывать дверь полностью — самоубийство. Один удар её зелёных когтей, и я останусь лежать с дырой в груди. Но оставить её голодной тоже нельзя. Я решил рискнуть, но с умом.

Присел на корточки, поставив ведро рядом. Вытащил двух окуньков, держа их за скользкие тела. Они были холодными, чешуя липла к пальцам. Я аккуратно приоткрыл дверь, ровно настолько, чтобы просунуть руку. Засов скрипнул, и я замер, чувствуя, как кровь пульсирует в висках.

Тишина. Кошка была далеко и не шевелилась.

Быстро бросил рыбин на пол мастерской — они шлёпнулись с влажным звуком, затем ещё двух и тут же захлопнул дверь, задвинув засов обратно. Сердце чуть колотилось, ладони вспотели, но я выдохнул с облегчением. Первый шаг сделан, можно расслабиться.

И тут…

БА-БАХ!!!

Тяжёлый удар сотряс дверь, словно кто-то швырнул в неё бревно. Я инстинктивно упёрся плечом в доски, чувствуя, как они дрожат под напором. Когти заскребли по дереву, звук был резким, как визг пилы, и я стиснул зубы, удерживая засов.

Мышцы плеча горели, пот стекал по шее, а в голове мелькнула мысль: «Только бы выдержала!». Дверь скрипела, но держалась.

И вдруг — тишина.

А затем — низкое, утробное мурлыканье, переходящее в чавканье. Кошка нашла рыбу. Я почувствовал, как напряжение отпускает, будто кто-то развязал тугой узел в груди. Мурлыканье было странным — не ласковым, а скорее довольным, как у зверя, который получил своё и пока не собирается рвать всё вокруг.

Я обошёл здание и осторожно подошёл к щели, в которую смотрел вчера. Затаив дыхание, подался ближе, чтобы заглянуть.

В полумраке мастерской мелькнула тень. Два жёлтых глаза смотрели прямо на меня. Её взгляд был неподвижным, будто она не просто видела меня, а изучала, взвешивала, решала, что со мной делать.

Я почувствовал, как по спине пробежал холод, а сердце громко стукнуло. Инстинкт кричал: «Отпрянь!» — и я чуть не дёрнулся назад, но что-то заставило застыть.

Татуировки в запястьях вновь начали пульсировать. Ощущение не исчезало — оно было живым, но непонятным, как шепот на незнакомом языке. Я покачал головой, пытаясь сосредоточиться. Может выйдет? Но тут же разочарованно выдохнул — ничего не изменилось, не приручить.

Кошка всё ещё смотрела, но теперь её уши чуть дрогнули, и она издала низкий, горловой рык. Звук был глубоким, вибрирующим, но она не бросилась к щели, не ударила лапой. Вместо этого медленно, грациозно поднялась, её полосатая шерсть блеснула в тусклом свете. Её мускулы напряглись под кожей, но движения были плавными, почти ленивыми. Она отвернулась от меня и шагнула вглубь мастерской.

И тут я увидел ведро. То самое, которое я занёс, когда точил серп. Оно стояло у верстака, чуть накренившись, и вода в нём слабо покачивалась, отражая свет. Я совсем забыл про него! Вода была чистой, с колодца — кошка подошла к ведру, её хвост лениво хлестнул по полу, подняв облачко пыли. Она наклонила голову, принюхалась, и я услышал тихое, осторожное хлюпанье. Язык мелькал быстро, почти не касаясь воды, а уши всё время шевелились, улавливая малейший звук.

Я медленно отступил от щели, испытав смесь облегчения и какого-то непонятного волнения. Татуировки больше не горели, но всё ещё ощущал их тепло, как будто они напоминали о себе. Покачал головой и усмехнулся, вытирая испарину тыльной стороной ладони:

— Ну и ну.

Хорошо, она перекусила и попила, а мне нужно заняться своими делами. И для этого нужно закончить ловушку.

Прошёл в сарай, где вчера оставил её и уселся перед ней прямо на пол.

— Так, что тут у нас… — сказал хрипло и взял стебли «крапивы», как назвал неизвестную траву про себя. Сразу попробовал завязать ими собранные вчера прутья в квадрат. Узлы выходили неровными, стебли скользили, и каркас получался шатким. Я нахмурился, разглядывая своё творение.

— Это не клетка, а хлам, — буркнул, развязывая узлы. — Надо крепче.

Попробовал другой способ — сложил прутья крест-накрест, как решётку, и обвязал их стеблями, затягивая узлы посильнее. Серп пригодился, чтобы подрезать концы стеблей, но лезвие было неудобным для мелкой работы, и я пару раз чуть не порвал «верёвку».

Каркас вышел грубым, но крепким, размером с небольшую корзину — достаточно, чтобы горностай пролез.

Дверца.

Я сложил ещё несколько прутьев в прямоугольник, обвязав их стеблями. Крепить её было нечем — ни петель, ни проволоки. Я подумал о коре ивы, но она рвалась, когда я вчера пробовал её срезать.

— Ладно, без петель, — пробормотал под нос. — Дверца просто упадёт.

Пусть падает сверху вниз, как гильотина. Вырезал серпом два прута подлиннее, закрепил их по бокам проёма, чтобы дверца скользила между ними. Стебли заменили верёвки — я подвесил дверцу, привязав её к верхнему пруту.

Этот труд, пусть слегка и непривычный, приносил удовольствие — я занимался любимым делом. Да, приходится