Ревизор: возвращение в СССР 38 - Серж Винтеркей

в такую знаменитую газету пишет. А я покрылся холодным потом. Не надо, Виктор, не надо рассказывать всему кафе про мою помощь с КГБ! Ты вообще трезвый, а?

— А еще — одна из моих песен, что я спою сегодня — фактически написана по идеям Павла Тарасовича! Это песня про женщин на войне! Сегодня я ей и начну нашу программу. Чапай, хватит возиться, начинаем уже! Итак, эта песня звучит в честь Павла Тарасовича Ивлева — моего друга, соседа и просто хорошего человека!

И парой мгновений позже очень мне знакомая песня зазвучала в кафе. Я использовал это как повод наконец-то вернуться на свое место.

— Так, все на сегодня отменяется, мы делаем ноги, а ты уж терпи тут свою популярность, — вытирая слезы с лица, сказал Мещеряков, все еще давясь от смеха, и все четверо тут же поспешно ушли из-за нашего столика.

Ну а мне куда деваться? Это будет смотреться очень некрасиво в адрес музыкантов, которые тут уже песню в мою честь поют. Оставалось только пересесть так, чтобы быть теперь лицом и к музыкантам, и к Николаенко, соответственно. Он тоже в мою сторону с интересом поглядывал. Понятно почему — такому махинатору никогда не помешают лишние связи в столице. Глядишь, задержусь тут — еще и за столик ко мне подсядет, знакомиться… Знакомиться мы с ним будем попозже, когда его карты будут уже биты.

Чтобы избежать такого сценария, остался в кафе еще буквально на несколько песен. Затем оплатил счет за себя и сбежавших попутчиков, подошел попрощаться с Виктором и Чапаем.

— Как? Вы уже уходите? — искренне расстроился Виктор.

— Надо ехать друга встречать в аэропорт, так что остаться никак не могу. — сказал я. — Молодец, красиво поешь!

Направился пешком к нашему санаторию. Шел и время от времени качал головой, не в силах поверить в такой эпический провал. Счастье же было так близко — еще час, полтора — и можно было бы ехать в аэропорт и в Москву, побыстрее заканчивать с этим делом…

Дверь в номер была открыта, нажал на ручку и вошел. На кровати сидел Мещеряков.

Увидев меня, он восторженно хрюкнул и раскатисто расхохотался.

— Хватит уже, может? — нахмурился я.

— Ничего не говори, я сам виноват, старый дурак! — замахал он руками, оправдываясь. — Надо же было додуматься тебя притащить на такое дело, где все надо сделать тихо и без лишней пыли! Ты же у нас и на радио, и в газете — ну как мне вообще такое в голову пришло! Что ты сам мне про все это не напомнил?

— Ну, есть у меня авантюрная нотка, как же без нее, что я, не мужик, что ли? — пожал я плечами, — интересная же затея, да и помочь хотелось.

Ну и конечно, об этом я вслух не хотел говорить — откажись я, когда Мещеряков сказал, что чем больше народу будет толпиться около столика, тем легче будет организовать незаметно замену тетради, выглядело бы это в его глазах плохо. Словно я господин, который слуг с собой привез, и не хочет сам марать ручки. Впрочем, он и сам наверняка понимает и этот мой мотив…

— В общем, завтра снова на дело пойдем уже без тебя. Уверен, что у этого прохвоста каждый вечер в ресторане заканчивается. Авось Николаенко нас не рассмотрел сегодня. — резюмировал Мещеряков.

— Не должен был. Трубадур мастерски приковал внимание всех именно ко мне. Как прожектором подсветил… — сказал я.

— Трубадур? — спросил меня он.

— Ну, кличка у него такая в нашем доме. Он появился там, познакомившись с нашей соседкой.

— Но поет хорошо, не отнять. Что слышал снаружи кафе, мне понравилось. Голос неплохой. — сказал Мещеряков.

— Что есть, то есть. — согласился я с ним. — Были проблемы с репертуаром сильные, но повезло, получилось вправить ему мозги, исправился.

Взял полотенце, плед, пошел плавать и загорать. Ну что же, придется задержаться в Крыму на еще один день. Хоть бы завтра команде Мещерякова повезло!

* * *

Лазурный берег, Ницца

Далеко от гостиницы идти за покупками девушкам не пришлось. Все самые модные и престижные магазины находились недалеко, на центральных улицах так называемой «Старой Ниццы». Захида и Иман, так же как и их спутники, были родом из богатых ливанских семей, поэтому мелкие магазинчики и рынки их не интересовали. Девушки хотели европейского шика и заведения выбирали соответствующие.

Диана в начале их магазинного марафона была немного отстраненной, механически улыбаясь и восторгаясь нарядами, примеряемыми новыми знакомыми. Ее сильно выбила из колеи информация, полученная от мужа.

Его друг работает в ливанской разведке…

Стоило ей расслабиться и подумать о том, что можно на время забыть о КГБ и всем, что с ним связано, как вдруг появляется этот Халим.

Диана снова и снова крутила полученную информацию в голове. Нет сомнений, что для КГБ такие сведения имеют большую ценность. Действующий сотрудник разведки, да еще из капиталистической страны, да вдобавок ко всему из богатой семьи… Но с другой стороны, он все же друг ее мужа. Хороший друг, насколько она успела понять. Правильно ли будет давать информацию о нем КГБ? Не будет ли это предательством по отношению к мужу, который ей все рассказал, потому что доверяет? Да о чем тут говорить, конечно это предательство…

Диана натянуто улыбнулась Захиде и одобрительно кивнула на вопросительный взгляд той по поводу примеряемой шляпки…

Что же делать? Доверие Фирдауса было для Дианы очень важным. Предавать его ради КГБ, с которым она изначально вообще не стремилась сотрудничать, ей не хотелось. Но с другой стороны… А вдруг этот Халим своей деятельностью как-то навредит Советскому Союзу? — мелькнула мысль.

Что же делать⁈ Диана от избытка чувств чуть не схватилась за голову, вовремя сдержавшись, и огляделась по сторонам. Подруги в сопровождении одной из продавщиц выбирали какие-то платья, оживленно что-то обсуждая. В ее сторону, к счастью, пока что не смотрели.

Ладно, сейчас этим забивать голову не буду. Приеду в Москву, посоветуюсь с Пашкой сначала, — подумала Диана, тряхнула головой и решительно направилась к девчонкам. — А то будет, как с теми колумбийцами. Не посоветовалась, рассказала все КГБ и теперь деньги собственные трачу на какую-то их халабуду в глуши…

Диана включилась в процесс выбора платьев, обсуждая наряды с девушками. Постепенно магазинная суета захватила ее, и она выкинула мысли о работе