Невестка слепого барона (СИ) - Полина Ром

ткани. Осмотрела постельное – всё цело. Разрыв обнаружился на моей новенькой ночнушке. Только вот это не я порвала ткань, а кто-то изначально разрезал ее сантиметров на десять. Разрез прошел по краю подола, спереди, ровно между ног. Ткань начала рваться дальше, когда я ее слегка натянула. Ломать голову еще и над этим просто не было сил. Я набросила на себя одеяло и затихла.

Служанка ушла, забрав всю мою одежду, а я осталась дожидаться того, самого омерзительного…

Как ни странно, у меня даже слез не было – просто абсолютное чувство беспомощности. Ждать пришлось не так и долго. Из-за двери послышался шум: мужские и женские голоса и какая-то возня. Однако вместо мужа в комнату ввалились женщины. Первой закатили кресло с баронессой, которую, как я поняла, поднимали сюда на руках слуги-мужчины. Следом, полузакрыв глаза и молитвенно сложив руки, вошла мать настоятельница, за ней баронесса Штольгер и еще одна пожилая женщина, имени которой я так и не узнала.

Только сейчас я обратила внимание на выставленные у стены в ряд напротив кровати стулья. Разум сопротивлялся до последнего: я заподозрила сперва, что будет нечто вроде гинекологического осмотра, как в фильме про Жанну Д`Арк. Но нет! Тетки уселись на этих стульях, как в зрительном зале, поставив кресло баронессы вместе с ее тушей в один ряд с собой. Все слуги вышли, кроме той горничной, что возила кресло.

Я совершенно перестала что-либо понимать, когда баронесса с довольной ухмылкой скомандовала вкатившей ее служанке:

— Поди, кликни господина. Скажи, что все готовы…

Глава 19

Мужик, который с сегодняшнего дня считается моим мужем, ввалился в комнату, шумно дыша и потряхивая влажными волосами. Похоже, чтобы протрезвел, ему вылили пару-тройку ведер холодной воды прямо на голову. Вон и воротник рубахи мокрый. Состояние одурения у меня было такое, что я рассматривала все, как картинку на экране телевизора: «Вот стена… она покрыта побелкой… вот мать настоятельница… она смотрит на баронета…» Ни одна из теток не потупила глаз и не попыталась отвернуться. Напротив, они жадно рассматривали, как раздевается баронет, обсуждая и комментируя это процесс. Баронет скинул камзол. Сев в ногах кровати, спинал с ног сапоги. Некоторое время повозился с ремнем: не мог расстегнуть. Затем, приподняв задницу, стянул с себя штаны. Всю одежду кидал на пол, не обращая ровно никакого внимания на судачивших женщин.

— Крепкий какой у вас здоровьем-то сынок, госпожа баронесса! – нахваливала мать настоятельница. – Думаю, скоро Господь даст детушек.

— И статью мужской не обижен! Эвон, ноги какие волосатые! – похвасталась свекровь. Её, похоже, это обсуждение ничуть не смущало.

— Сказывают, чем более мужчина волосат, тем чаще у него сыновья рождаются, – поделилась знаниями баронесса Штольгер.

Умом я вроде бы понимала, что именно сейчас произойдет, но сознание как будто не хотело верить в происходящее. Мне казалось, что и тело, и разум мои подвергнуты некой заморозке. Между тем, барон, оставшись только в белой рубахе длиной чуть выше коленей и выглядящий от этого особо нелепо, резко сорвал с меня одеяло. Я попыталась удержать на себе хотя бы часть, но, разумеется, у меня не хватило сил. Дальнейшие действия баронета и вовсе выходили за грань разумного: не говоря мне ни слова, он схватил край моей ночнушки, тот самый, что был надрезан, и со всей силы рванул, распахнув сорочку почти до горла. Затем это влажное и воняющее мужское тело рухнуло на меня, силой пропихивая ногу между моих сжатых колен… Подсознательно я ожидала боли и отвращения и инстинктивно сжалась…

Было тяжело, отвратительно воняло перегаром и даже немножечко рвотой. Слава всем богам, целовать меня он не пытался. Я зажмурила глаза и отвернула лицо в сторону, стараясь реже дышать. Удерживая своей левой рукой у меня над головой обе мои кисти, это мужское тело все елозило по мне, синхронно делая в стороне какие-то непонятные скребущиеся движения правой рукой. Казалось, он пытается что-то выцарапать из стены…

Я совершенно не понимала, что это за странный ритуал он сейчас выполняет, и даже пищать не осмеливалась, настолько все это было жутко и не по-человечески. Тем более, что когда он елозил по мне, никаких мужских половых органов не чувствовалось. Вообще совсем… Как будто на меня упал тяжелый манекен из магазина одежды, который подключили к ритмично толкающему его моторчику. Я даже осмелилась приоткрыть глаза, чтобы посмотреть, почему он так сопит и как бы подпрыгивает на мне…

В этот самый миг он сделал совершенно незаметное для зрителей, сидящих слева от него, резкое движение правой рукой, и я почувствовала весьма болезненный режущий укол. Только “укол” этот был вовсе не там, где должен был случиться в первую брачную ночь, а в правое полупопие. Я вскрикнула от неожиданности и почувствовала, как по ягодице побежала кровь, напитывая ткань сорочки.

Тетки, про которых я как-то позабыла, сочли нужным прокомментировать момент:

— Нечего орать-то! Вот так девки и становятся женщинами.

— И не говорите, баронесса. Все через это прошли, никто не помер.

— Ай, эти нынешние, до чего ж изнеженные! – вмешалась преподобная мать. – В мое время невесток выбирали, чтоб кровь с молоком была. Чтобы у нее на груди и на заду одежда трещала! От такой и детишек можно ждать в скорости.

— Ваша правда, преподобная мать, – раздался голос свекрови. Невесты нынче обмельчали. Ну уж если Господь и этой детишек не даст, оженю сына на вдове какой богатой. Нет детей, так хоть чтобы прибыток с нее был в доме. Не везет сыну -- одни пустоцветы девки теперь. Вот я в свое время аккурат через девять месяцев мужу сына принесла!

Не знаю, сколько по времени продолжался этот театр абсурда, но наконец, животное, которое пыхтело на мне, изображая половой акт, отвалилось в сторону, быстро одернув свою сорочку. А я, получив свободу, села на кровати, потирая затекшие кисти рук и одновременно пытаясь запахнут на груди остатки ночнушки. Сорочка у меня под задом была