Кубинец (СИ) - Вязовский Алексей

— Хороший бой.

— Неплохо поработали, парни, — сказал Сагарра. — Луис, ты меня удивляешь. Если так дело пойдет, поставлю тебя в среднем весе на городские соревнования зимой.

Я снял перчатки, размотал бинты. Пожалуй, первый раз, когда у меня всё получилось.

На спаррингах тренировка подошла к концу. Шум ударов и выкрики затихли, зал наполнился привычным гулом разговоров, шорохом сумок и стуком обуви по доскам. Все тянулись к выходу.

Я, вместо того чтобы идти в раздевалку, направился к тренеру. Он сидел на дальней скамейке, чуть сутулившись, и лениво вертел в руках потрёпанную перчатку.

— Сеньор Сагарра, — начал я, когда подошел. — У меня есть к вам вопрос.

Он поднял голову, его взгляд стал внимательнее.

— Слушаю, Луис.

Историю я репетировал в голове с утра, даже пока шел сюда, обдумывал со всех сторон. Простую, без лишних деталей, чтобы не звучало слишком уж фантастически и не веяло криминалом на версту.

— Мне… мне недавно, — я замялся, будто подбирая слова, — родственники, о которых я вам говорил, передали кое-что. Семейные реликвии. Серьги с изумрудами. Ну, они старые такие. Мол, это доля моей покойной мамы и я могу их продать, чтобы… ну, жильё снять. Но я не знаю, к кому обратиться. Подумал, вы знаете, кто поможет в этом?

Я посмотрел ему прямо в глаза, стараясь не выдать нервозности. Это был рискованный шаг. А ну как он потребует встречи с «родственниками»?

Сагарра задумался. Он посмотрел на меня, затем оглядел зал. Его плечи чуть напряглись. В Гаване было полно криминала, контрабанды, подпольных сделок. И подростки из бедных районов — неотъемлемая часть этого.

— Изумруды, говоришь, — пробормотал он, потирая подбородок. — А какой вес?

— Точно не скажу. Довольно большие. Я не специалист, — вздохнул я. — Не хочу, чтобы меня обманули. Мне нужна помощь надежного человека. Разумеется, я заплачу вам комиссию.

Он молчал несколько секунд, обдумывая, затем кивнул.

— Хорошо, Луис, я поспрашиваю у своих знакомых. Возможно, и найдутся такие. Завтра дам ответ. Но учти — это не простое дело.

— Спасибо, сеньор. Я очень признателен.

Держа в правой руке букет белых роз, завернутых во влажную бумагу, я пытался одновременно нажать на звонок и вытереть пот со лба платком. Жарко! Ноябрь, а шпарит, будто в июле… Было несколько прохладных дней, когда шел дождь. Но потом солнышко продолжило нас плавить.

Дверь огромного, как крепость, особняка открыл пожилой негр-дворецкий в безупречно белой униформе. Его движения были плавными и беззвучными, как у тени. Он осмотрел меня с ног до головы, задержав взгляд на цветах, затем на моей одежде. Я почувствовал себя жалким мальчишкой, который пришел на свидание к принцессе. Первый раз в жизни вхожу в дом с дворецким.

— Добрый вечер, вы к кому? — сказал он, его голос был низким и бархатным.

— К сеньорите Сьюзен.

— Пожалуйста, проходите. Как о вас доложить?

— Луис Перес.

Он провел меня внутрь. Переступив порог, я оказался в другом мире. Роскошь здесь не просто присутствовала — она кричала. Огромные хрустальные люстры свисали с расписанных фресками потолков, их свет преломлялся в бесчисленных гранях, бросая на стены и пол блестящие блики. Ковры, казалось, были сотканы из золотых нитей, а мебель, тяжелая, резная, из темного дерева, выглядела как экспонаты из музея. В воздухе витал запах дорогих сигар и духов.

Я решил не садиться. Мне не предлагали. Вдруг это не очень вежливо по отношению к хозяевам? Мало ли какой антиквариат я попорчу при этом?

В комнату вошел высокий, почти полностью лысый мужчина. Усики щеточкой, рыжеватые, но м изрядной долей седины. В руке он держал стакан с толстым дном. Судя по золотистому цвету напитка это был виски.

— Ола! Вы кто? — на правильном испанском осведомился лысый.

— Луис Перес, сеньор. Пришел к Сьюзен.

— А я — Эмилио Альбертон, отец Сьюзи. Располагайтесь, — он кивнул на кресло, и сам сел рядом. — Это добро тут для этого и стоит. Девушки быстро собираться не умеют.

Сахарный «король» Гаваны напоминал матерого льва, который с подозрением смотрит на чужака, вторгшегося в его владения. Хотя не могу сказать, что он пытался подчеркнуть своё богатство или положение. Просто вёл себя обычно, как ему удобно.

— Выпьете чего-нибудь? Джим принесет вам виски или рома. Или хотите коньяка?

— Спасибо, воздержусь.

Хозяин помолчал, покрутил стакан в руках, со вздохом спросил:

— Чем вы занимаетесь, юноша?

— Боксом, — коротко ответил я. — Думаю о спортивной карьере.

Он с удивлением покачал головой:

— Боксеров Сью еще не приводила в дом…

— А кого приводила? — поинтересовался я.

Выяснить этот вопрос не удалось — послышались легкие шаги, и в комнату вошла Сьюзен. Я забыл обо всем. На ней было легкое, струящееся платье цвета слоновой кости, которое подчеркивало ее хрупкую фигуру. Волосы собраны в высокую прическу, открывая длинную, изящную шею. Она выглядела ослепительно, как будто сошла с обложки модного журнала. Ее улыбка была такой яркой, что, казалось, освещала всю комнату.

— Папа, — сказала она, подходя к нему и легко поцеловав в щеку. — Луис, ты пришел. Прости, что заставила тебя ждать. Я была почти готова. О, какие красивые цветы!

Сьюзан взяла букет, понюхала розы. Потом передала их слуге.

Она подала мне руку, и ее прикосновение было легким как перышко. Я почувствовал, как по моему телу пробежала дрожь. Мы попрощались с Эмилио и вышли из дома. Вечерняя Гавана встретила нас теплым ветром и бурной ночной жизнью.

— По какому поводу такое веселье? — удивилась Сьюзен. — Вроде сегодня нет никакого праздника.

— В газетах пишут, что начались переговоры между представителями Батисты и революционерами. Могут подписать мирный пакт.

— О, это было бы замечательно! Отец говорит, что военные действия плохо влияют на бизнес. А теперь — танцевать!

Мы отправились в дансинг на улице Обиспо, самый популярный, как объяснила Сьюзи. Музыка обрушилась на нас сразу, стоило только переступить порог. Смесь ритмов, голосов и смеха окутала нас, заставляя забыть о внешнем мире. Внутри всё пульсировало, жило своей жизнью. Я сразу чувствовал себя частью этого хаоса. Рок-н-ролл, мамбо, ча-ча-ча… ноги сами шли в пляс.

Я поначалу был очень сосредоточен на собственных движениях, которые казались мне нескладными и лишенными плавности. Но Сьюзен танцевала превосходно. Благодаря ей я постепенно забыл о неуклюжести. Она была профессионалом в тайном женском заговоре: искусстве убедить мужчину в том, что это он ведет в танце. Она вела, я лишь следовал за ней, повинуясь ее движениям.

После того как Сьюзен заставила меня расслабиться, она начала танцевать, закрыв глаза и полностью отдавшись ритму музыки. Казалось, она превратилась в медиума, и музыка наполнила её тело, говоря через неё. Её движения были простыми, но гипнотический танец бёдер придавал всему танцу завораживающий вид.

Сьюзи начала кружиться вокруг меня и вокруг себя, не открывая глаз, и ни разу не сбилась с пути. Я начал думать, что она потерялась в этом мире и забыла о моём присутствии, но внезапно она улыбнулась, медленно открыла глаза и сказала:

— Ты хорошо танцуешь, Луис.

Она наверняка видела и меня на своем «радаре».

Хотя на мне была легкая хлопчатобумажная рубашка и полотняные брюки, после нескольких танцев со Сьюзен мне захотелось пить. Я ошалел от всего этого: крутящиеся тела, блестящие белозубые улыбки на темных лицах, пульсирующий ритм, влажная жара, запах пота, табака, духов, раздавленных лаймов и пролитого пива. А еще бедра Сьюзен, ее грудь, мелькающая в декольте, развевающиеся пряди волос, приоткрытый рот и опущенные ресницы. Казалось, воздух был насыщен чем-то возбуждающим: танцевальный вечер в Гаване всегда чем-то напоминает затянувшуюся любовную прелюдию. Я упросил Сьюзен передохнуть, она согласилась против воли, хотя и ее лоб, и ложбинка между грудями блестели от пота. Мы взяли выпить и нашли место за столиком.