Вторая жизнь Герцогини. Кровь и Дух (СИ) - Ширай Вера

ГЛАВА 20 ВОЛЯ ГЕРЦОГА

Как только последний крестьянин поклонился и вышел из зала, тишина повисла тяжелым, плотным облаком. Слуги, как по команде, начали поспешно собирать бумаги, закрывать ставни, переставлять кресла. Стук каблуков по камню — и уже не было свидетелей, только стены и гобелены.

Вдовствующая герцогиня медленно поднялась с места. Она была безупречна в каждом жесте: спина прямая, губы — натянутые в холодную, снисходительную улыбку.

— Моя дорогая, — сказала она с мягкостью, в которой чувствовалась сталь, — я понимаю ваше рвение. Вы молоды. Вам бы лучше платья покупать да на балах красоваться.

—Возможно, у меня не так много жизненного опыта. Но герцог оставил меня управляться с герцогством. — спокойно сказала я, не выдавая своих истинных эмоций.

—Но заседания — не место для спонтанных решений. Вам ещё многому предстоит научиться. Этот дом десятилетиями работал по проверенному порядку, и, пока Феликс в отъезде, лучше позволить ему функционировать как прежде.

— Возможно, я и молода, миледи, — сказала я вежливо, но с твёрдостью, — но именно потому мне нужно учиться. Мне не хватит жизни, если я буду начинать только тогда, когда сочтусь «достаточно зрелой» по чьим-то меркам. Герцог доверил мне эту землю. Я не могу отложить свои обязанности только потому, что по вашему мнению, я не готова. — я не собиралась сдаваться.

—Вы можете своими обещаниями о починке дороги вогнать герцогство в долги или поставить сэра Кервина в неловкое положение. —продолжала давить на меня вдовствующая герцогиня.

Она подошла ближе, почти ласково коснувшись моей руки. Это движение не несло утешения, только напоминание: ты — здесь чужая, ты ещё не на своём месте.

Я встретила её взгляд спокойно, не отводя глаз.

— Это место, как вы понимаете, не по возрасту и не по уму, — с мягкой, тягучей вежливостью проговорила вдовствующая герцогиня, указав изящным движением на главенствующий стул у стола заседаний.

Её голос звучал как шелест шёлка — благородный, но холодный. Словно остриё иглы, спрятанное в кружево. Слова задели глубоко. Во мне вскипели эмоции: и обида, и злость, и разочарование. Не так я себе представляла встречу с роднёй мужа. Не так — язвительно, унизительно и формально.

— Да, я тоже считаю, что Ариана — шестнадцатилетняя девушка, — ответила я, сдерживая дрожь в голосе и выравнивая осанку, — пока не готова занимать место советника по столь важным государственным вопросам. На следующем заседании я займу место герцогини, хозяйки этих земель. Это моя обязанность и долг. И я почту за честь, если вы, миледи, займёте место по правую руку от меня, чтобы помогать и направлять.

Я перевела взгляд на Кервина, всё ещё заносившего что-то в бумаги с видом оскорблённой собаки.

— И, возможно, тогда Кервин не окажется в столь неловкой ситуации, как сегодня.

***

Это был редкий вечер семейного отдыха, проведённый в личной гостиной замка. Я неспешно прохаживалась между стеллажами, где на резных полках покоились сокровища, собранные за поколения. Подсвечники с изящной ковкой, кубки с гравировкой, бронзовые зеркальца с поблёкшим серебром — всё это когда-то было привезено герцогом или его предками из дальних земель, в дар женщинам и детям этого дома. Я останавливалась у каждой вещицы, позволяя себе на мгновение отвлечься, коснуться истории.

Ариана, сосредоточенно вышивала гобелен: её стежки были точны, и только лёгкое подрагивание пальцев выдавало внутреннее напряжение. Ричард, сидя на полу, расставлял деревянных солдатиков по схеме легендарной битвы прошлого. Его брови были нахмурены, он полностью ушёл в свой тактический мир, единственный кто получал удовольствие в этой комнате. Леннокс расположился за столиком и проверял свои записи.

Вдовствующая герцогиня сидела у камина с книгой на коленях. Я сразу узнала этот толстенный том — «Декреты Хомы, служащего Ордену Порядка». Свежевыпущенное издание. Само его присутствие в этом доме звучало как издевка.

В доме, где две женщины фактически сражаются за власть, лежит книга, утверждающая: «Жена должна подчиняться мужу, ибо мужчина — глава, а воля женщины слаба, и потому голос её принадлежит мужу». Эта фраза, пронзительно знакомая, отозвалась во мне болью — именно она стала причиной моего молчания на заседаниях королевского совета.

Но женщина не читала это творение — скорее машинально перелистывала страницы, одну за другой, с такой скоростью, что казалось, будто хочет просто дойти до конца книги. Этот жест раздражал и тревожил одновременно. Тишина была натянутой, как струна.

Наконец, она не выдержала. Собравшись с духом, вдовствующая герцогиня подняла голову и заговорила. Голос её дрогнул, когда она снова вернулась к болезненной теме — моему участию в судебных разбирательствах.

Я устала. Не физически — внутренне, глубоко. Это был один из тех моментов, когда усталость уже не просит понимания, она требует границ. Я выпрямилась и, не повышая голоса, но с такой решимостью, что комната будто затаила дыхание, ответила:

— Я буду на суде. Вопрос решён.

Я не стала оправдываться, не просила одобрения и не предлагала обсуждения. Я просто поставила их перед фактом

В лице вдовствующей герцогини проступило напряжение. Под сдержанным выражением лица прятался упрямый вызов. Я видела: она готова развивать спор, бороться до последнего, увлекать за собой тех, кто ещё колебался. И тогда я прибегла к обману. Маленькому, но стратегически важному.

— И чтобы избежать дальнейших споров... — сказала я, делая шаг вперёд, — такова была воля герцога Терранса. Он ясно дал понять: в его отсутствие герцогиня должна быть вовлечена в управление. Я не уверенна, что стоит отвлекать его срочным донесением для обсуждения столь простого вопроса, но если вы требуете…

Я повернулась к Ленноксу:

— Сколько времени потребуется гонцу, чтобы настичь герцога на востоке и вернуться с ответом?

Леннокс, не моргнув, взглянул на меня, его губы дрогнули в понимающей, чуть дерзкой улыбке:

— Думаю, недели две-три, ваша светлость. Если не жалеть лошадей — может, и чуть раньше.

—Но вряд ли стоит тратить силы таких хороших коней на то, что и так уже решено. Как думаете, миледи? — спросила я вдовствующую герцогиню.

Комната застыла. Молчание повисло в зале, натянутое, как струна. По лицу вдовствующей герцогини пробежала тень раздражения — еле заметный сдвиг уголка губ, легкое напряжение в скулах. Она понимала: её загнали в угол, и отказ будет звучать как открытое неповиновение воле сына.

— Как пожелаете, ваша светлость, — сказала она ровным голосом, опуская голову в нечто среднее между реверансом и кивком. — Если вы настаиваете, я займусь советами... раз уж вы решили взять на себя это бремя.

Я кивнула ей:

— Благодарю вас, миледи. Мне действительно понадобится ваша мудрость.

Не добавив больше ни слова, я развернулась и покинула гостиную. Мои шаги отдавались звонко в каменной тишине. Я шла быстро, почти порывисто, не оглядываясь. Леннокс, как тень, последовал за мной, не задавая лишних вопросов.

***

Одним прохладным утром, когда вся семья снова собралась в семейной столовой, за длинным столом с чашками чая и сервированными фруктами, мы вяло пытались поддерживать разговор — о жизни в столице, новых фасонах платьев, предстоящих балах этого сезона. Темы были подобраны тщательно — лёгкие, поверхностные, заглушающие общее напряжение.

Дверь отворилась, и в комнату вошёл Леннокс — всегда безупречный, с прямой спиной и выражением вечного спокойствия на лице. В руках он нёс стопку книг и несколько писем. Один из конвертов был заметно толще остальных. Верхняя стопка книг почти полностью закрывала сургуч, и я не могла сразу разглядеть печать.

Моё сердце сжалось. С одной стороны, я надеялась, что это письмо — от герцога. С другой... боялась. Слишком многое могло быть написано на этих страницах.

— Ваша Светлость, вам письмо, — ровно произнёс Леннокс, останавливаясь возле моего места. — И книги, что вы просили принести.