Главред: назад в СССР (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич

Отпустив Севу, я встал перед проходной, вдыхая ароматы семьдесят шестого бензина, брезента и пыли. Завод был в самом расцвете, и из ворот непрестанно выезжали бортовые «газоны», «зилки» и «МАЗы»[1]. Рабочие трудились в три смены, выдавая стране кожзаменители для мебели и одежды, полимерную кровлю и киноэкраны. Основное производство располагалось в Калинине, на комбинате «Искож», а Андроповский ЗКЗ был своего рода филиалом головного предприятия[2].

Над воротами развевались флаги СССР, РСФСР и Калининской области. А рядом с проходной для сотрудников красовался барельеф Ильича. В девяностых его отобьют вандалы, и он исчезнет в неизвестном направлении, а сам завод раздадут арендаторам. Некоторые цеха ожидает незавидная участь… Но это потом, в будущем, а здесь, в тысяча девятьсот восемьдесят шестом, завод дышал жизнью. И пусть она пахла «шкурой молодого дермантенка», как презрительно шутили про дерматин, для сотен людей, связанных с этим предприятием, не было аромата роднее.

Я уверенно шагнул к узкой двери, вошел и уперся в «вертушку». Вахтер, седоусый пенсионер в очках, строго посмотрел на меня из-под сведенных бровей, но тут же приветливо кивнул, едва я показал развернутое удостоверение.

— Мне нужен кровельный цех, — сообщил я, и вахтер объяснил мне дорогу, заодно выдав подписанный пропуск.

Посмотрев на чуть смятую картонку, я поблагодарил усача и ступил на территорию предприятия. Асфальт уже начинал трескаться, но я знал, что он переживет приватизацию девяностых и запустение нулевых, по-настоящему развалившись только в конце две тысячи десятых.

Вдоль дороги бродили серые птенцы чайки, и я благоразумно отдалился на пару шагов — сердитая мамаша может подумать, что я угрожаю ее отпрыскам, и атаковать. Впереди маячила бетонная коробка «моего» цеха, идти нужно было вдоль другой производственной площадки. Мимо пронесся порожний погрузчик, следом маленький электрокар «Ящерица» из ГДР. Я проводил взглядом обе машины, которые помнил исключительно по своему детству, затем двинулся дальше.

Я прошел мимо памятника Ленину, делившему дорогу на две части, словно скала посредине реки. С ностальгической улыбкой посмотрел на телефонную будку, жмущуюся к бетонной стене цеха искусственной кожи. Затем мне попалась столовая с вывеской, состоящей из белых отдельных квадратов с буквами. Оттуда доносились будоражащие запахи и звенела посуда — первая смена уже давно пообедала и отправилась по домам, и сейчас работники кухни готовили еду для второй. Как раз в которой буду трудиться я. А потом будет все то же самое и для третьей… Проглотив слюну, я мужественно прошел мимо.

— Мне нужен мастер Чорба, — поздоровавшись, я обратился за помощью к курящему черноволосому мужчине, перепачканному сажей.

— Корреспондент? — он окинул меня изучающим взглядом и, улыбнувшись, протянул руку. — Чорба — это я. Григорий Осипович. Можно просто Гриша.

— Евгений Семенович Кашеваров, — я пожал твердую сухую ладонь. — Можно просто Женя.

— А можно Жека? — уточнил мастер. — У меня просто жену зовут Женей.

— Да без проблем, — сказал я. — И, если удобно, давайте на «ты».

— Давайте, — кивнул Гриша. — То есть давай.

— Ты уже пообедал? Можем приступать?

— Да легко, — мастер ловким щелчком отправил окурок в стоявшее рядом ведро и махнул рукой в приглашающем жесте. — Пойдем, я тебе раздевалку покажу. Толик скоро тоже как раз подойдет, это мой напарник. Его просто в кадры вызвали, что-то там подписать.

— И нам еще понадобится Нонна, — напомнил я.

С начальником цеха я перед поездкой согласовал, что ненадолго займу рабкора[3] их стенгазеты. Она должна была сделать несколько кадров для своего «боевого листка» и заодно для моей статьи. К счастью, Гриша все уже знал — начальник его предупредил.

— Она тоже подойдет, — по-пролетарски высморкавшись в заросли травы перед входом, успокоил меня Гриша.

В цеху было тепло, несмотря на октябрьский день, даже немного жарко. Все-таки здесь проводились «горячие» работы, и замерзнуть я точно не смогу при всем желании. Это радовало. Гриша уверенно провел меня к отдельному помещению, где стояли пронумерованные деревянные шкафчики.

— Это Михалыча вещи, — мой сопровождающий раскрыл дверцу одного из них. — Он сейчас в отпуске, можно его спецовку надеть. Размер ботинок какой?

— Сорок три, — сказал я.

— Налезут, — философски изрек мастер. — Ты давай, в общем, переодевайся и выходи в цех. Меня сразу увидишь, наш участок рядом.

— Спасибо, — я кивнул, и Гриша ушел.

В детстве отец иногда брал меня с собой на завод, так что ничего сверхъестественного и непонятного я тут не увидел. Рабочая куртка, штаны, кирзовые ботинки. Помню, папа меня даже портянки крутить научил, так что здесь задача была просто плевая. А потому я, раздевшись, быстро переоблачился в спецовку. Ботинки все же оказались великоваты, но главное, что не пахли. А то есть у рабочей обуви такая особенность.

Когда я вышел в цех, то сразу увидел Гришу — он не обманул, нужный участок действительно был рядом с раздевалкой. Выкрашенная синей краской металлическая печь уже разогревалась, возле нее стоял непричесанный мужичонка лет пятидесяти, по лицу явно не пренебрегающий самогоном.

— Толик, — он протянул руку.

— Жека, — ответил я.

— Значит, так, Жека, — принялся объяснять Гриша, протянув мне респиратор и рукавицы. — Для начала надень. А то с непривычки горло можешь обжечь или руки. Или и то, и другое сразу. Потом привыкнешь.

В этот момент к нам подошла крепкотелая, но при этом довольно миловидная девушка в синем рабочем халате. На животе у нее болтался «Зенит», который она слегка придерживала левой рукой. Правую она протянула мне — поздороваться по-мужски. Ладонь была небольшая, но крепкая и мозолистая.

— Нонна, — представилась она. — Рабкор стенгазеты.

— Очень приятно, — улыбнулся я. — Жека.

Краем глаза я заметил, что Гриша Чорба немного напрягся — видимо, он питал к Нонне нежные чувства. Но, увидев, что я не собираюсь за ней приударить, расслабленно выдохнул.

— Итак, — он вернулся к инструктажу. — Кровлю мы делаем так. Берем лист материала, — он указал на кипу толстых полимерных прямоугольников коричневого цвета, — кладем на широкую дощечку, чтобы было ровно, и ставим на полку в печь. Ждем, пока материал разогреется и начнет размягчаться. Здесь главное — не упустить момент, когда он потечет. Тогда дело труба, лист в брак идет. А так достаем — и под пресс. Пробуем?

— Давай, — согласился я, натягивая рукавицы.

Толик присел на заляпанный стол с инструментами, Нонна отошла в сторону, ища ракурс, и я отметил, что угол она выбирает правильный. Надо бы понаблюдать за ней.

— Бери дощечку, — сказал Гриша, и я, поискав глазами, быстро нашел нужную, где-то метр на полтора. — Так, отлично. Теперь берем лист.

Мы вместе сняли верхнюю заготовку и положили на дощечку, выровняли по краям. Потом понесли к печи, у которой опять колдовал Толик, настраивая температуру. Я почувствовал, как от раскаленного металла веет горячим воздухом, и мысленно поблагодарил Гришу за респиратор. Без него дышать было бы гораздо сложней.

— На верхнюю полку ставь, — скомандовал мастер, который управлялся без респиратора и рукавиц. — Ага, вот так.

Вместе мы закинули дощечку с листом полимера в печь, и меня еще сильнее обдало жаром. Не дай бог прислониться к стенке, можно ожог получить.

— Ждем, пока греется, — объяснил Гриша.

Заготовка вдруг принялась колыхаться, словно ее приподнимало горячим воздухом. И я понял, что вытаскивать ее нужно прямо сейчас.

— Давай, — подтвердил мои наблюдения мастер.

Мы выхватили дощечку с дымящимся листом и понесли к фигурному прессу.

— Ставим сюда, — сказал Гриша, положив свой край дощечки на нижнюю планку пресса, и быстро обежал агрегат вокруг. — Двигай на меня!

Заготовка легко прошла между планками, и с той стороны мастер подхватил ее, выровняв на платформе.

— Теперь смотри, — продолжил он объяснять, — надо аккуратно вытащить дощечку из-под листа, чтобы он не порвался. Он тогда ляжет на нижнюю планку, и мы включим пресс. Он сомкнется, и пока лист остывает, мы обрежем края. Давай покажу. Ты для начала держи дощечку. И когда я возьму лист, ты ее вытаскивай. Понял?