Опоздавшие на электричку (СИ) - Крэйтон Алекс

Через час они разгорячённые лежали в объятиях друг-друга, Жанна с обалдевшей от счастья улыбкой смотрела в потолок и томно произнесла:

— Ничего себе! У меня ни с одним из бывших, даже в молодости ничего подобного не было… Ты всегда такой или только, когда сильно оголодаешь?

— Всегда такой. Меня папа с мамой так научили, что сначала надо удовлетворить женщину, а тогда вместе вы достигнете сказочных высот.— Глеб лукаво смотрел на неё, одной рукой гладя её по груди.

Она посмотрела на него и через секунду прыснула со смеху.

На следующий день они с Валерой уже встретились в общежитие и дружно пили холодный “Боржоми”, так как у обоих раскалывалась голова от выпитого вчера.

— Ну как прошёл твой вечер с Дашей?— Насмешливо спросил Глеб лёжа на кровати.

— Я полагаю, что неплохо.

— Я имею ввиду секс то хоть был у вас?

— Какой секс? В советском союзе, если ты забыл секса не было…

Глеб рассмеялся вспомнив про эту ставшую мемом в 80-х фразу “в СССР секса нет”, какую произнесла советская участница телемоста “Ленинград-Бостон” Людмила Иванова 17 июля 1986 года. Она ответила на вопрос американской ведущей о телерекламе, которая крутится вокруг секса. Иванова добавила, что на самом деле у них есть любовь, а не секс в западном понимании, но из-за шума в аудитории запомнили только первую часть фразы. В итоге выражение стало крылатым и мало, кто захотел вникать в то что она имела в виду на самом деле.

— Ну конечно всё было. Даша похоже изголодалась по брутальному мужскому телу и практически сама набросилась на меня, как голодная кошка едва мы вошли в комнату. Так что всё было хорошо.— Валера налил себе ещё в стакан минералки и отпив сразу полстакана тоже лёг на кровать. Благо сегодня было воскресенье, выходной день и можно было отлежаться.

— Ну после того, как ты выпустил пар, как считаешь, есть у вас с ней шанс наладить долгосрочные отношения?— Не унимался Глеб.

— Не знаю… Мы ж с ней знакомы по сути без году неделя, сложно сейчас говорить о чём-то конкретно, поживём— увидим.

— А мне кажется у меня с моей Жанной всё получится, как надо. У неё характер не чета моей Маринки, да и в постели ты знаешь не лежала бревном. Утром раньше меня поднялась, приготовила вкусный завтрак… Маринка по началу в молодости тоже так делала, а потом разленилась. И потом, я просто чувствую, как женщина изголодалась по мужскому сильному плечу и по моему хоть завтра готова со мной в ЗАГС отправиться.

— Ну ты загнул…в ЗАГС… С чего такая спешка? Тебе не терпится снова хомут на шею себе одеть семейной жизни? Расслабься и получай удовольствие, пока есть такая возможность.— Усмехнулся Валера.

— Дурак ты, Валерка. Я не из той породы мужчин какие хотят всю жизнь гулять и трахать всё, что движется. Я семейный человек и хочу простого, человеческого счастья. Да и согласись, жить в благоустроенной квартире явно лучше, чем в этой пропитанной запахами общаге.

— А я разве этого не хочу? Я тоже серьёзно настроен, но понимаешь, как я не стараюсь гнать от себя эти мысли, но меня постоянно грызёт совесть, что я получается изменяю Нинке и более того, получается предал её и детей своих.

— Ну вот, опять двадцать пять. Ты ж сам намедни меня убеждал, что нам пора забыть о прошлом и начать жить настоящим. Говорил, что назад дороги нет и нам надо приспосабливаться к новым реалиям.

— А я этого и не отрицаю. Я просто говорю, что меня грызёт совесть…но это не значит, что мы не должны жить по обстоятельствам. Как раз наоборот. Так что я пожалуй тоже не стану затягивать и женюсь на Дашке, как только немного с финансами подымемся. Я всё таки надеюсь, что хотя бы пара наших сценариев какие мы предлагаем, должны выстрелить и мы с этого поимеем хороший куш.

Прошло ещё два месяца.

Москва стояла в лёгком мареве — утренние туманы ползли вдоль Мосфильмовской улицы, а над павильонами висел стойкий запах краски, фанеры и чего-то ещё неуловимого. Глеб с Валерой уже освоились в студийном быту.

Их вновь перебросили в помощь к декораторам какие монтировали декорации сразу в нескольких павильонах, готовились к финальным дням съёмок сериала “Место встречи изменить нельзя”. Говорухин ходил по площадке сосредоточенный, с папкой в руках, а Высоцкий — в своём знаменитом кожаном плаще нараспашку с неизменной сигаретой — репетировал диалоги. Его голос, хриплый и уверенный, раздавался даже сквозь стены.

В тот день Глеба с Валерой с утра встретил старший реквизитор и произнёс:

— Ну, братцы, — считайте вам повезло. Вас отправляют на помощь в отдел декораций, там Высоцкий с Владимиром Конкиным будут в последних сценах сниматься. Только не лезьте под руки и не таращьтесь на него, как на икону. Он хоть и человек простой, но не любит суеты.

В тот день Глеб впервые понял, что значит настоящее кино.

В огромном павильоне стояла “подъездная” декорация: облупленные стены, тусклая лампочка, лестничные перила. Осветители суетились, кто-то ругался — “шум от проводов идёт!”. И вдруг тишина.

Высоцкий вышел, в кожаной плаще, усталый, но живой. На площадке сразу повисла какая-то особая плотность — будто воздух стал гуще.

— Сцена короткая, — говорил он оператору. — Тут важна не фраза, а пауза между словами. Чтобы в этой паузе всё читалось. Всё, что человек не сказал — но чувствует.

Глеб припомнил, что на съёмках фильма, тот иногда сам мог делать замечания и говорить, как лучше снять ту или иную сцену.

Тут он заметил Глеба, стоявшего у декораций с молотком в руках:

— Эй, парень! Ты, да, ты. Доску получше пробей здесь, а то нога провалится.

— Есть, — ответил Глеб, стараясь не выдать волнения.

Через несколько минут Высоцкий подошёл ближе, закурил “Беломор”, выдохнул дым и вдруг спросил:

— Ты откуда сам, не местный вроде? Лицо знакомое, что-то у тебя, мы с тобой раньше не встречались?

— Да виделись уже с вами. Мы тут разнорабочими с товарищем работаем и уже пересекались как-то, нас попросили в массовке поучаствовать в одном из эпизодов, где вы в клубе день Победы отмечаете с другими ветеранами. — ответил Глеб.

— Да…да что-то припоминаю. А сами вы из Тулы сюда попытать счастья приехали, верно? Да, теперь припоминаю вас. Хороший у вас город и мужики крепкие. Я там проездом, как-то был. Только вот беда — талантливые люди часто в тени остаются. Ведь, как бывает? Не кто умней, а кто настойчивей пробивается в жизни.—Он сказал это как-то без пафоса, с горечью, будто про себя.

Потом добавил, глядя прямо в глаза:

— Не бойся жизни, парень. Она с нами жёстко, но честно. Главное — не предавай себя. Ни в мелочах, ни в крупном.

И ушёл к камере.

Глеб стоял, словно прибитый к полу. Эти слова почему-то пронзили его, будто сказанные именно ему — не в 1979-м, а в его, будущем времени.

Через пару дней съёмки завершались. По студии ходили слухи: “Высоцкий даст концерт на Таганке, закрытый, только для своих”.

И вдруг вечером в реквизиторской Глеба вызвали в контору. Он вошёл — и увидел снова Высоцкого, сидящего за столом, с кружкой чая.

— А, это ты, туляк, — улыбнулся тот. — Помнишь, я говорил, что главное — не предавать себя? Так вот… приходи завтр со своим коллегой в семь, на Таганку.

Он достал из кармана две тёмно-синие контрамарки. — На двоих. Только без шума, это будет не официальный концерт, для своих. Вы— простые работяги, выражаясь языком точных наук — базис всей нашей жизни. Я ведь тоже с низов выбился, а потому хочу помочь хоть иногда, хоть чем-то нашему брату. Поэтому приходите, если не побрезгуете. А после концерта милости прошу ко мне в гримёрку, охране покажете ваши контрамарки, они пропустят я их предупрежу заранее. Послезавтра мне надо в Ригу лететь на гастроли, опять эта концертная суета и прочее… а мне хочется перед этим поговорить с вами. Считайте это моей блажью.— Он коротко рассмеялся.

Глеб растерялся, но взял билеты.

— Спасибо, Владимир Семёнович. Мы обязательно будем.

— Да ладно, — махнул рукой Высоцкий. — Не для спасибо же живём.