Воин-Врач VI (СИ) - Дмитриев Олег

Пока готовили третий залп, снайпера подмели подворье и ту часть собора, что была видна сквозь приоткрытые высокие двери и узкие окна. У этих суровых и опытных воинов не было и тени сомнения или раздумий. Любое движение, любая фигура, попадавшаяся в сектор, поражалась тут же и безусловно. Все прекрасно помнили про того щуплого мальчонку, чью ядовитую голову забрал с собой к Перкунасу Ян Немой.

Волчий вой, жуткий, небывало громкий, со всех сторон и, кажется, даже с неба и из-под земли, пригнул и попрятал в укрытия наших стрелков и разведку. И ночь снова рванул визг и рёв нечистой силы. Но мы-то знали, что это не так. Огонь грязным быть не может. Святое честное пламя запалило фитили и швырнуло ещё дюжину мин через стены, уже бывшие под нашим контролем.

Сводная рать датчан, норвегов и шведов прорубилась к этому времени через южные ворота. Горевшие и частично выбитые взрывом. Под прикрытием Яновых, прочно занявших все высо́ты, это было проще. А с Гнатовыми, что сновали по подворью бесшумно, как самые настоящие нетопыри, тем более. Картины того, как стражник с крестом отбрасывал вдруг лук или меч, пытаясь с растерянным видом поймать начавшие выпадать из распоротого брюха кишки, или другого, что уверенно шагал навстречу викингам с занесённым топором, но уже без головы, явно тревожили даже бывалых морских бродяг. Кроме смазанных, неявных, призрачных теней они никого заметить не успевали. Защищавшие змеиное логово падали мёртвыми, целиком или частями, взлетала фонтанами и плескала, как из ведра, чёрная в темноте кровь. Свистели мечи и стрелы Чародеева воинства. Неразличимого во тьме даже для очень опытного взгляда.

— Костры-ы-ы! — сорванный рык Рыси ударил по ушам вслед за криками умиравших и редкими уже вспышками железного лязга.

Тени, сновавшие вокруг собора, стали крупнее. С их дороги с криком отскакивали даже союзники из тех, кто про эту часть плана не знал или позабыл в суматохе. Большими фигуры были потому, что тащили вязанки дров, ориентируясь в темноте на подворье аббатства, как у себя дома. Крупный план с разбивкой на квадраты рисовали и заучивали не зря. И со Стигандом говорили тоже не зря.

Сгустки тьмы падали с деревянным стуком и шелестом растопочных пакетов, где в промасленной бумаге был маленький заряд пороха, толчёный гриб-трутовик, сухой мох и смола в окружении «гильзы» из звонких и душистых сосновых щепок. Никто не стоял возле охапки дров, колотя кресалом. Не раздувал огня, становясь видимым в ночной мгле. Костры вокруг собора разгорались сами собой и почти одновременно. И стрелы летели только внутрь огненного кольца. За поднимавшимися языками пламени фигуры наших воинов были неразличимы для тварей, сидевших внутри, под защитой каменных стен. Застывшие на галереях и лестницах фигуры Яновых в темноте тоже были абсолютно не видны. И только щелчки тетив, раздававшиеся время от времени, говорили о том, что периметр и само главное здание по-прежнему под наблюдением. Предсмертные крики, иногда звучавшие после звуков удара наконечника во что-то мягкое и сырое, это предположение подтверждали.

— Щиты-ы-ы! — на этот раз заревел Свен.

И его викинги покатили, упираясь в борта, телеги с установленными на них кривыми, на скорую руку сляпанными из подручных средств, щитами. Тут были и секции заборов-плетней, и жердяные стены каких-то загонов, и просто тканые или кожаные по́логи, растянутые во всю ширь. Три неестественно прямых тела лежали в кольце костров, убитые лихозубовым ядом из духовых трубок или из чего там ещё плевались злобные мрази из темноты. И даже этих трёх нам со Всеславом было слишком много. Ведь можно, можно же было уберечь и их! Поэтому для того, чтобы никто больше не вытянулся рядом, собор за огненным кольцом и окружили щитами из всякого барахла. За которыми тут же возникли фигуры с самострелами и луками.

Кентерберийское аббатство, собор и пригород заняли ещё до полуночи. Старый Стиганд здорово помог, пройдя лично, своими ногами, все улицы и переулочки, сорвав начисто свой бархатный бас, но доведя до мирного населения то, что это не демоны из преисподней полезли, за них бы он агитировать, конечно, не стал, а пришли на помощь с севера братья во Христе, проведав о том, какие ужасающие паскудства творились здесь при полном попустительстве Ланфранка. Несмотря на довольно спорную аргументацию, сомневаться в словах старого архиепископа, четвёртый год жившего затворником, жители не стали. Стали вместо этого приветствовать и угощать спасителей, порываясь помолиться и возблагодарить Господа вместе с ними. Хотя из тех спасителей молитв, тем более на латыни, не знал почти никто.

Одно дело — захватить, и совсем другое — удержать, как одними и теми же словами, горячась, убеждали нас со Всеславом Свен и Стиганд. Соглашаясь с тем, что достичь поставленных целей — вообще третье. Но к утру, когда начали слетаться с первыми лучами Солнца первые вестовые, стало возможным осторожно надеяться, что два первых дела мы сладили.

Первый, прискакавший с западных пустошей, осторожно раскрыл перед нами кожаный мешок и потянул за торчавший шнурок. Достав оригинальную гирлянду из железных брекетов, густо заляпанных красным. Судя по некоторым экземплярам, доморощенный стоматолог извлекал их не щипцами или ножом, а с помощью монтировки. Которой, как и стоматологов, в этом времени пока не было.

— Сколько? — коротко спросил Всеслав, кивнув на вырванные жала.

— Две дюжины ровно, — ответил вестовой.

— Потери? — ответа на этот вопрос мы ждали и боялись, и не поймёшь ещё, чего сильнее.

— Все живы-здоровы, батюшка-князь, хвала Богам, — улыбнулся впервые парень. И каждый из нас. Воин — удовлетворённо, вожди — с явным облегчением.

— Как было? — да, теперь детали можно было выслушать спокойно. Даже сиплый голос Рыси, сорванный за ночь, звучал как-то неожиданно по-человечески.

Тайные норы выдал Стиганд, богатое военное прошлое которого было не испортить никаким строгим постом. Его верные люди, те самые глухонемые земляки-датчане, что стояли сейчас чуть поодаль, с восторгом глядя на конунга и его воинов, за время затворничества архиепископа излазили округу вдоль и поперёк, заглядывая под каждый камушек, сдвигая каждую травинку. Всего ходов было тринадцать. И мы почему-то решили, что именно столько, чёртову дюжину, их и должно было быть в обители древнего зла.

Западные отнорки обложили нетопыри и стрелки́. Появившихся во тьме лихозубов брать живьём не было ни приказа, ни желания. Дождавшись, когда они соберутся в кучу, обсуждая что-то с мерзким шипением в ночной тишине, их забросали «гром-пакетами», а оставшихся пристрелили с дистанции.

Прискакавший с восточных холмов привёз те же новости, только вставных челюстей у него было тридцать четыре. И ещё шесть штук, как он смущённо пояснил, «громом в чащу зашвырнуло, их потом доставят, как сыщут». Там, на Востоке, наши тоже остались живы. И так же, как на западе, подорвали подземные ходы так, чтобы земляные и каменные своды обрушились на протяжении нескольких саженей. Лезть тайными ходами в змеиное логово желание было. А вот приказа не было.

Северные выходы, те, откуда быстрее и проще всего было отправить гонцов к Вильгельму, брали иначе. Пропустив одного-двух лихозубов, выбиравшихся из-под земли первыми, роняли сети. Их, честно купленных на побережье, хватило с запасом. Бойцов, кинувшихся вязать шипевших выпутывавшихся тварей, убили ядовитыми шипами из лаза те, кто не успел выбраться. Яновы ответили заряженными болтами, похоронив убийц друзей и так же надёжно завалив и северные норы. Пятерых павших нетопырей помянули скорбным молчанием. Захваченных лихозубов уже везли, и в том, что смерти их будут очень неприятными, никто из нас не сомневался.