Оторва. Книга пятая - Ортензия

из автобуса, развив максимальную скорость, которую ей позволила юбка, длинная и узкая, мчалась на всех парах выяснять подробности. Мчалась, это из вежливости, скорее будет правильно сказать: пыталась изображать бег. Выглядело комично.

Протолкавшись через всех и обнаружив нечто похожее на техасскую резню, мгновенно определила виновника происшествия и внесла свою лепту в сумятицу. Стараясь перекричать всех, хотя между нами было расстояние меньше метра, громко завопила:

— Бурундуковая! Это тебе даром с рук не сойдёт! Это я тебе обещаю! — развернулась и, отыскав взглядом Иннокентия Эдуардовича, который успел забраться в автобус и даже поднялся на пару ступенек, заорала ещё громче. — Очень благородно с вашей стороны защищать Бурундуковую, в то время, когда она творит такое бесчинство. Вы не стойте там, вы пройдите, гляньте, что здесь творится. Это ведь ужас какой-то. Только посмотрите, что она сделала с бедным мальчиком, а он, между прочим, один из участников, в отличие от неё. Это же просто диверсия с её стороны. Я, лично так и напишу в райком комсомола. Сорвала патриотический слёт!

Напишет она, бумагомаратель. В ближайшей аптеке нужно будет приобрести беруши или как они в СССР назывались? Затычки, вкладыши, не важно, главное не слышать эту визгливую и подобных ей.

Иннокентий Эдуардович в кои веки сумел протиснуться и, глянув на цыгана, сидевшего на полу, принял правильное решение. Не стал выяснять подробности, а громко объявил, чтобы все покинули автобус. Правильное решение, в первую очередь помочь пострадавшему, а все остальные бла-бла-бла можно и потом решить. Но, я за него особо не переживала, оглянулась и сразу убедившись, что пацан и не пострадал вовсе, так, брызнула кровь из разбитого носа, подумала, что ему чертовски повезло. Сильнее нужно было зарядить, чтобы конкретно запомнил урок.

Вывели недоумка под руки, как тяжело травмированного и усадили на скамейку, после чего Гольдман лично полила ему из ведра, чтобы он умылся. Красавчик, легко отделался, только нос превратился в сливу и увеличился в размерах. Зато выглядеть стал гораздо симпатичнее. Понадеялась, что у него в штанах такая же красота, а иначе, зачем ему передвигаться так, словно у него одно яичко больше другого.

Предложила Гольдман проверить на всякий случай, отчего она покраснела как варёная креветка и убежала жаловаться мымре. Не знаю, что она ей рассказала, но лицо у англичанки тоже стало пунцовым и они вдвоём кинулись наперерез Иннокентию Эдуардовичу, который целенаправленно двигался в мою сторону.

Очень правильное решение, не было у меня желания переливать из пустого в порожнее.

Зато подскочила Люся с перепуганными как у газели глазами.

— Ева, — шёпотом проговорила она, — что теперь будет?

Я отмахнулась.

— Да ничего не будет. Отмоют сиденья от крови, и поедем дальше. Не боись подруга, ни одно животное на съёмках этого фильма не пострадало.

— А если тебя отправят домой?

— Если бы, — вздохнула я, — с удовольствием покинула бы ваш балаган. Мы и полпути не проехали, а он мне уже костью встал поперёк горла.

Что ещё хотела сказать подруга, осталось за кадром. К нам подошёл водитель с ведром наполовину наполненным водой и ветошью под мышкой. Окинул нас внимательно и, остановив свой взгляд на Люсе, сказал:

— Ты, Бурундуковая? Вот держи и мигом отмывай автобус.

Люся растерянно глянула на меня, но я уже сориентировалась в обстановке и махнув рукой в сторону Гольдман, сказала:

— Вон она. Видите, кается в содеянном перед преподавателями.

Мужик нахмурил брови, оглянулся и потопал к ним. Гольдман как раз что-то увлечённо объясняла Иннокентию Эдуардовичу.

Что ответили товарищу с ведром, мы не расслышали, но он психанул, стукнул ведром об асфальт и громко сказал:

— Мне всё равно кто будет мыть. Как наведёте порядок, так и поедем. Можете и не мыть, сами же перепачкаетесь. Так что выбирайте.

Мымра обернулась и громко крикнула:

— Бурундуковая, ко мне!

Как собаке, сука. Ко мне, к ноге. Нашла крайнюю мыть автобус. Хотят ехать дальше — вперёд и с песней. И я демонстративно отвернулась.

К автобусу потопали Гольдман и две девчонки, которые по своей дурости стояли рядом и грели уши. Одарили меня злобными взглядами на прощанье и полезли внутрь.

На самом деле помыли только резиновый коврик и стёрли кровь с подлокотников, а чехлы на двух сиденьях водитель поменял на чистые.

Но всё равно провозились минут двадцать.

Я же, глянув на одиноко сидевшего цыгана, медленно приблизилась к нему и едва слышно произнесла:

— Ты ещё раз, хоть одну девчонку пальцем заденешь, я тебя, урода, закопаю. Ещё раз предупреждать не буду.

Улыбнулась и отошла. И пусть сам решает, прислушаться к совету или сделать по-своему.

Тронулись с площадки, когда на часах Виталика было почти восемь утра и у меня сразу засосало под ложечкой. Сладкий пряник только раззадорил, а до Симферополя было, ещё чёрт знает сколько километров. Захотелось поинтересоваться, будет ли остановка у магазина, но кто-то сзади громко крикнул:

— Иннокентий Эдуардович, скажите, а до столовой, о которой вы говорили ещё далеко?

Порадовало, где-то нас собирались кормить.

Разумеется, тут же ответила мымра и совершенно не по существу вопроса:

— Если бы не Бурундуковая, уже давно были на месте.

Я слегка приподнялась и, толкнув кресло, выдвинула его в проход, чтобы образовалось больше места, и нагнулась вперёд.

Гольдман сидела рядом с англичанкой и что-то строчила в тетрадке, словно под диктовку. И почему-то сразу подумала, что старая карга опять придумала хрень. Да потому что ей ничего умное в голову не попадает.

— Слушай, — кто-то тронул меня сзади за плечо, — а как ты это делаешь?

Как, опять? Дежавю, твою мать. Я, сделав злобное лицо, обернулась и встретилась глазами с Виталиком.

— Чёрт возьми, так это ты мне ночью спать не давал?

— Ага, — он весело улыбнулся, — подскажешь? А то я уже всё осмотрел и ни одной кнопки не нашёл.

— Опять загадками говоришь, — я рассмеялась, — какие кнопки?

— Сиденье. Как ты его выдвигаешь?

Я хихикнула.

— Да просто, берёшься за него с двух сторон, упираешься ногами в пол и приподнимаешь.

Он попробовал, и его кресло легко выдвинулось в проход.

— Вот блин, а я себе все мозги сломал, а оказывается так просто.

— Виталя, — из-за кресла парня высунулась девчонка, — а как ты это сделал? Сделай мне, пожалуйста.

Следующие двадцать минут все только этим и занимались. Выдвигали и задвигали сиденья и делали это с таким грохотом, что водитель, оглянувшись, на всякий случай наорал, чтобы не ломали. А что он хотел, дети получили новую игрушку. Слишком интенсивно скакать перестали, но всё равно продолжили своё занятие.

— Внимание, — голос мымры раздался неожиданно, —