Столичный доктор. Том VII - Алексей Викторович Вязовский

рассказывали свежие сплетни и самые смешные анекдоты. И такое впечатление, что про мое новое место службы уже все знают. Хотя я еще согласия не давал. Но как потом читать газеты, приговаривая каждый день: «Вот же дебилы!» и стараться пролистывать страницы со списками погибших? В Цусиме так вообще погибнет цвет русского флота. Чего потом удивляться, что матросы будут бунтовать в семнадцатом…

Да, у нас тут доброе патриархальное время, когда отдельная жизнь еще что-то значит. На первой странице будут публиковать совершенно открыто списки потерь. Ничего не засекретят. Эпоха миллионов убитых тайно и задешево еще не наступила.

В какой-то момент я осознал, что внимание и общение начали утомлять. Хорошего понемножку. Но как только я решил улизнуть, на горизонте вновь возник Владимир Борисович Фредерикс. Барон неназойливо взял меня под локоть и предложил пройти к нему в кабинет: «Попробуем замечательный цейлонский чай, только что из колоний. Такой вы не пробовали, уверен». Намёк я понял сразу. Хороший чай — то, от чего я никогда не отказываюсь.

Фредерикс, даже став министром, не утратил пост командора клуба, и дегустация происходила за закрытой дверью его уютного кабинета. Ну мебель красного дерева, так место такое, статусное, сосну не поймут. Обстановка если не спартанская, то близко к этому: книжный шкаф, бюро, конторка, штук пять стульев. Единственное украшение — пара гравюр на морские темы, и совсем небольшая картина Айвазовского. Автора я узнал по подписи, а не потому, что такой знаток.

— Располагайтесь, князь, — показал мне Фредерикс на стул. — Сейчас принесут приборы, почаевничаем.

— Барон, а у нас официальная беседа? — спросил я, садясь. — Час назад мы, помнится, общались намного проще.

— Уели, — виновато развёл руками Фредерикс. — Привычка. Иногда не задумываюсь, как обращаюсь к собеседнику.

В этот момент постучали в дверь, и лакей вошёл с подносом. Чашки, заварник, варенье, корзинка с печеньем — всё по высшему разряду.

— Ну вот и предлог, — улыбнулся я.

— Не понял, — поднял бровь Владимир Борисович, заливая чай.

— Анекдот есть. Учитель в гимназии спрашивает: «Дети, что такое предлог? Дайте пример». Второгодник отвечает: «Парочка ушла в лес собирать грибы». Учитель: «И где тут предлог?» — «Собирать грибы, конечно же!»

Барон рассмеялся, качая головой:

— Забавно. Надо запомнить. Да уж... Впрочем, я хотел поговорить о слухах, связанных с вашими переговорами с Сергеем Александровичем.

— Чтобы дважды не вставать, — перебил я. — Я ещё согласия не дал. И честно сказать, пока не уверен, будет ли оно. Говорю вам это, зная вашу порядочность.

— О вашем согласии мне бы стало известно первому, — кивнул он. — Берите чай, пока горячий. Его специально заварили для вас. Сорт действительно редкий. Кстати, я велю прислать вам несколько коробок домой.

Это он меня подкупает так?

— Благодарю. М-м-м... и правда, великолепный вкус. Но расскажите, барон, кто есть кто в этой ситуации? Чьи интересы пересекаются, а чьи расходятся?

Владимир Борисович отложил чашку и заговорил, глядя на Айвазовского:

— Всё просто... и сложно одновременно. Основной сторонник освоения Манчжурии и вытеснения японцев — Безобразов. Он сейчас в большом фаворе у государя. Через императрицу Марию Федоровну убедил двор, что на реке Ялу есть огромные залежи золота, и там можно основать что-то вроде Ост-Индийской компании. Государь даже вложил туда личные средства. На стороне Безобразова — Великий князь Александр Михайлович и... адмирал Алексеев. А против них — всё правительство. Ни одной копейки казённых денег. Всё на личных средствах и энтузиазме. Но воля императора на стороне Безобразова, — он поднял взгляд к потолку. — Потому как государь верит в успех предприятия. Он ему даже подарил личный фотопортрет с подписью.

Это конечно, посильнее Фауста Гете будет…

— То есть, если я приму предложение Сергея Александровича, то окажусь в оппозиции к самому императору?

— Всё не так однозначно, — барон тяжело вздохнул.

— А японцев ваш Безобразов взял в свою концессию?

— Он не мой! Я своих денег не дал. И вашу иронию, Евгений Александрович, я отлично понимаю.

— Будет война, - уверенно произнес я. - Ни одно золото на Ялу не стоит жизней русских солдат.

— И опять же полностью согласен.

Фредерикс вертелся, как уж на сковородке. И нашим и вашим - и всем нужен. Я отпил ещё немного ароматного чая. В голове всё сильнее стучала мысль: это болото затянет меня по самую макушку, если я сделаю хоть один неверный шаг.

***

Домой приехал несколько расстроенным. Вот пойдешь просто поужинать, потравить анекдоты, а тебе сгружают проблемы вселенского масштаба. Надо оно мне? Явно же сделают крайним, не иначе. Да, завидная жизнь у князя — но в такие моменты хочется тихо послать всё к чёрту. А с другой стороны, ну что я теряю? Новая опала? Вернусь в Швейцарию - как раз сотрудники бьются над препаратом от туберкулеза, включусь в работу…

А в вестибюле своего особняка я наткнулся на кресло перед аквариумом. И сидела в нем Агнесса Григорьевна. На коленях у нее лежала книга, но вряд ли она ее открывала. Просто смотрела на рыбок. Плавное движение их хвостов и яркие блики от чешуи отражались в её глазах, наполняя их чем-то похожим на жизнь. Хотелось надеяться, что это так.

— Привет, как дела? — спросил я, целуя ее в прохладную щеку.

— Хорошо, — она не отрывала взгляда от аквариума. — Вот смотрю... Плавают, никаких забот. Спокойно так... Что в клубе?

— Суетливо. Фредерикс кланялся тебе.

— Где сейчас Эмма? Хотелось бы увидеться с ней.

— Телефонируй, договорись, — сказал я, глядя на её профиль. — Всё лучше, чем дома киснуть.

— А ко мне гостья с визитом приезжала, — не отрывая взгляд от рыбок, спокойно сказала Агнесс.

Как-то мне нехорошо стало. В груди сразу похолодело. Надежда, что это кто-то другой, остались, но как-то их очень мало.

— Кто? — как можно равнодушнее спросил я.

— Елизавета Федотовна.

— Помню, она собиралась. И что вы?

Внешне вроде никаких следов борьбы нет — ни ссадин, ни припудренных синяков, и волосы, кажется, все на месте.

— Пили чай, болтали... о всяком. Знаешь, мне ее даже жаль... Всю жизнь рядом с этим содомитом... зная, что нужна ему только для прикрытия... Хорошо, что у нее теперь дети есть, и можно посвятить себя... — её голос дрогнул, но она тут же справилась с собой.