Вещий Андрей. На грани - Эд Качалов

и Воронцова, но, увидев меня Ромодановский, воскликнул:

- О, Ермолич, ты мне как раз и нужен. Ступай за мной. Я тебе обещал проверку, я тебе ее устрою.

Пройдя за ним в соседнее помещение, я там увидел шесть небольших столиков. С двух сторон от каждого стояло по креслу. В одном из них сидел авалонец, в другом сидел какой-нибудь, дворянин.

На столах стояли странные сооружения, представляющие собой две огромные линзы, между которыми был помещен кристалл. Кристалл по форме был похож на сталактит и переливался всеми цветами радуги.

Каждый из авалонцев и аристократов смотрели в одну из двух линз.

Аристократ смотрел непрерывно, а авалонец, то и дело отвлекался, чтобы задать вопрос аристократу и сделать запись в толстенную амбарную книгу.

- Что это? – спросил я.

- Это своего рода механическая замена твоего Дара, Андрей Борисович. Слабая, конечно, но если правильно задавать вопросы, то можно узнать врет человек или нет, и даже увидеть, что он делал последние сутки, - довольно ответил Ромодановский.

Офигеть, они тут и магический детектор лжи. И теперь пропускают через него весь высший свет, всех глав родов и магических кланов. Теперь понятно, ради чего они этот прием затеяли. А то до этого, я о нем думал, как о пире во время чумы.

Что ж это за мир такой, фантасмагоричный. Мама! Я домой хочу! Можно мне назад в мой простой патриархальный мир двадцать первого века.

- И кто это изобрел? Авалонцы?

- К сожалению, да, - помрачнел Ромодановский. – Мы очень долго добивались, чтобы они дали нам возможность использовать. Но они нам все двадцать лет отказывали. А мы им горы золота предлагали. И вот впервые согласились. Вошли, так сказать, в положение. И прислали сразу шесть штук. Считай половину оттого, что у них есть.

- Они изобрели эту штуку двадцать лет назад? – спросил я.

- Нет, двадцать лет назад мы о ней узнали, а когда она изобретена, кто же нам скажет – сказал Иван Федорович.

- Ваше Сиятельство, а вас ничего не смущает? – спросил я.

- Что именно? – вмиг насторожился Ромодановский. – Ты давай, Ермолич, не темни, говори прямо.

- А я и говорю, не кажется вам, странным, Ваше Сиятельство, что от вас неизвестно, сколько времени прятали эту штуку, потом двадцать лет отказывались давать, а тут бац и дали сразу половину мировых запасов. Не странно ли?

- Да, умеешь ты, Ермолич, так все с ног на голову поставить, что тошно становится. Ты хочешь сказать, что авалонцы нам так быстро разрешили, что им самим что-то надо узнать? – князь-кесарь внимательно посмотрел на меня.

Да, вот что ум и опыт делает, враз Иван Федорович всю цепочку проследил, и правильный вывод сделал. Да уж не глупее нас с вами наши предки были. Возможностей у них просто поменьше было. Так, у нас этих возможностей побольше, потому что они нам их создали.

Здесь я впервые поймал себя на мысли, что думаю о людях этого мира, как о своих предках. Интересно получается.

- Не исключено! – ответил я.

- Что еще рассказать хотел? – наконец решил-таки спросить Светлейший.

Я ему рассказал про Воронцова и Ландорфа, а заодно детали той истории в усадьбе остзейского немца.

- Где же ты все это дерьмо откапываешь, Андрей Борисович. Пошли, притащим твоего Ландорфа и Воронцова уж заодно.

Только мы собрались покинуть помещение, где стояли детекторы лжи, как вокруг началась какая-то движуха.

Все авалонцы разом встали и организованно покинули помещение. Только самый старый и, по-видимому, старший по должности авалонец, подошел к князю-кесарю.

Несмотря на то что у этого авалонца, как обычно, у них всех трудно было поймать черты лица, я понял, что этот старый эльф очень волнуется.

Подойдя, он ответил низкий поклон и произнес:

- Ваше Сиятельство! От долгой и напряженной работы, кристаллы перегрелись и требуют охлаждения в течение минимум получаса!

- Ну и где я вам их охлажу? В ледник на кухне их чай не положишь? – князь-кесарь недовольно поморщился.

- Совершенно верно, Ваше Сиятельство, ледник на кухне не подходит. Но прошу не беспокоиться, в наших экипажах все для этого предусмотрено.

- Хорошо делайте, а мы пока Ермолич, пойдем, Воронцова и барона твоего притащим.

Прежде чем уйти, я обратил внимание князя-кесаря на то, что если один авалонец собирал кристаллы, то второй собирал амбарные книги, в которых делались записи результатов.

Иван Федорович, глянул, нахмурился, подозвал к себе одного из одетых в ливрею, и через минуту в помещение вошел десяток преображенцев во главе с офицером. Офицер подошел к авалонцу, собирающему амбарные книги, отсалютовал ему и мягко, но настойчиво забрал книги.

Было видно, как авалонец не очень хотел их отдавать, но под взглядом старого эльфа уступил.

Авалонцы с кристаллами потянулись в сад, мы же с князем-кесарем вернулись в зал. Там уже закончилась официальная часть, и гости пытались непринужденно танцевать, насколько это позволяло присутствие монарха, ну и сама программа танцев начала восемнадцатого века.

Я отыскал глазами Воронцова. Это было непросто в такой толпе. После нескольких минут поиска я обнаружил его двигающимся вдоль стенки в стороны выхода в сад. Я указал на него Ромодановскому и тот направил к нему своих людей в ливреях.

Найти Ландорфа оказалось проще. Он стоял в одной из ниш недалеко от того места, где восседал на троне Государь и самодержец Великая, Белая и Малая Россия и прочая, прочая, прочая.

Барон Морфей Ландорф стоял и смотрел на часы–луковицу. Время от времени он отрывался от своих часов и обводил взглядом зал.

В один момент, он, по-видимому, узнал меня, потому что стекла его очков блеснули в свете свеч. Что-то победное было в этом отблеске. Барон широко улыбнулся, по максимуму растянув тонкие губы, и еще раз взглянул на часы. Потом весело помахал нам с князем-кесарем рукой и снял очки.

В этот момент раздался страшный грохот, послышался звон бьющегося стекла и женский визг. Стены пошатнулись, пол ушел из-под ног, и я почувствовал, как на меня навалилась, туша князя–кесаря Ромодановского.

Глава 9

Попробовал пошевелиться – получилось. Медленно стал выбираться из-под князя-кесаря. Иван Федорович тоже завозился. Ну, слава богу, хоть жив.

В воздухе слышался отдаленный грохот. Очень похоже, что стреляли из пушек.

Выбравшись и стоя