Господин следователь. Книга седьмая (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

— Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить, — постучал Василий костяшками пальцев по краю табурета. — Кашель прошел, врач надеется, что подозрение на чахотку не подтвердилось.

— Как в Питер переедете, обязательно Верочку к столичным врачам покажи, — посоветовал я, хотя и не сомневался, что Абрютин и сам о том знает.

Василий Яковлевич покивал, потом спросил:

— А сам-то что? Как приехал, так полы принялся мыть?

Чего это он? Я чиновник-аккуратист, понимаю, что первым делом следует начальству доложиться.

— Я харю побрил, потом на службу явился, господина Председателя порадовал — мол, явился ваш следователь, с дипломом. А он мне — дескать, вельми рад, но у вас еще отпуск не закончился, сиди дома до конца июля, а в августе выйдешь, хотя он считал, что и в августе меня не будет.

— Ох, порадовал ты Его Превосходительство, — вздохнул Абрютин. — Он так надеялся, что до осени поживет в спокойствии. Как бы он с сердцем теперь не слег. Явился судебный следователь — обязательно чего-нибудь накопаешь. Без тебя-то у нас так хорошо было — никаких происшествий.

— Неужели так благостно?

— Было, но все больше мелочи, — пренебрежительно отмахнулся исправник. — Нарушение паспортного режима парочка штук, телесные повреждения, пара краж. Но все для Мирового суда, не для тебя. Федышинского встретил — тот уже сам проведал, что Чернавский явился, грозил, что в запой уйдет, месяца на два.

— Вишь, если Федышинский в запой уйдет, точно, ничего не случится, — развел я руками. — Как мы трупы опознавать станем, без нашего эскулапа?

— И чего ко мне не зашел? — укорил меня исправник. — Пришел бы, похвастался. Чайку бы по старой памяти попили.

— А я после суда к невесте зашел, а там облом — оказывается, Леночка вместе с теткой в Белозерск укатила, к родителям. К ним младший братец на побывку приехал. Тот, что в Морском кадетском корпусе учится. Святое дело повидаться с братом. Хорошо, кухарка на месте — ей указания дали, чтобы мое барахло — одежду, постельные принадлежности, что им оставлял, мне выдала. Но перевезу, когда порядок наведу. Так что мне прикажешь делать? Сидеть в грязи, Аньку ждать — типа, самому несолидно? Вот сам-то ты как бы поступил?

— Будешь смеяться, но точно так же, — хохотнул Абрютин. — У меня как-то Верочка в Вологду уехала, Яшку нашего навестить на праздники. Девка-прислуга отпросилась — мол, родственников навестить. Дескать — наготовит она, мне лишь и с печи достать, а посуду оставить. Вечер кое-как отмаялся, а дальше был неприсутственный день. В храм на службу сходил, а домой пришел — вообще тоскливо. Хотел водки выпить — но одному-то и пить не охота. За книжку взялся, не читается. И тут в башку стукнуло — надо бы что-нибудь этакое, физическое поделать. Во дворе чурбаки не колотые лежат, их дворник должен был поколоть, так нет же — все сам поколол. Сделал, а все равно скучно. И чего-то мысль пришла чистоту навести. Взялся я за уборку, хотя, вроде бы, чисто было. Еще и посуду за собой вымыл. Прислуга явилась — в расстройство впала, мол — барин, неужели без нее кого-то нанял, а ее рассчитает?

— М-да, трудяга ты, господин исправник. Вот что бы народ сказал, углядев, как исправник дрова колет?

— А у меня забор высокий, со стороны не видно, — безмятежно отозвался Абрютин.

— А если меня увидят, как я на колодец бегаю, или помои выношу — уже привыкли.

Исправник только рукой махнул — ну, что с тебя взять, тебе еще и не то простительно.

— А что там с Манькиными? — поинтересовался я.

— Так оправдали, — фыркнул исправник. — И самого Манькина, и бабу его. Присяжный из Питера приехал, соловьем заливался. Подумаешь — двоих полицейских порезала. В данном случае не было никакого нападения на представителей власти, потому что не соображала, что представители и находилась в чрезвычайном расстройстве чуйств. И, вообще — нечего полицейским в семейные ссоры влезать. Городовым приказал — пусть Манькины совсем друг дружку убьют, хрен с ними. Вот, как убьют, тогда и придем. Покойника закопаем, а убивца — или убивицу, на каторгу отправим. Хоть парни у меня выздоровели, так и то хорошо.

И кто после этого станет адвокатов любить?

Со стороны двора послушались шаги — кажется, женские.

— Вот, козочка твоя идет, — заметил Абрютин.

Интересно, а как он угадал? С другой стороны — а больше-то некому. Если только какая-нибудь оголтелая гимназистка с пистолетом, но не должна бы. Каникулы нынче, все поразъехались.

И на самом деле, явилась Аня, с большим узлом и корзинкой.

— Здравствуйте, господин исправник, — поприветствовала она Абрютина. Потом критическим взором оглядела пол, перевела взгляд на меня: — Иван Александрович, а кто вам велел полы мыть? Я же сказала — как вернусь, тогда и помою. Что потом люди скажут? Мол, господин коллежский асессор прислугу совсем распустил?

— Скажут, — ответил за меня исправник. — Вот я первый и скажу. Пришла такая цаца, да прямо с дороги начала барину указания давать. И на прислугу совсем непохожа. Теперь даже девкой назвать язык не повернется.

Анна и на самом деле не слишком походила на прислугу. Маменька нарядила ее в «господскую» юбку, шикарную блузочку. Да еще и с собой дала целый чемодан обновок. В такой одежде, которую Анечке дали, мой Леночке впору ходить.

— А что делать? Я прежнюю свою одежду у Ольги Николаевны оставила, а то, в чем в Череповце ходила — это все у госпожи Десятовой лежит. Уж, как-нибудь похожу.

— Как тетя Галя? — поинтересовался я.

— А вроде и ничего, покашливает, но жара нет. Печку Петька протопил, я им кашу сварила, хлеб испекла, а еще Маньку проведала. Представляете — Манька меня узнала, чуть ли не целоваться полезла!

Хотел сказать — правильно, коза свою сестричку сразу узнает, но не стал. Спросил другое:

— Анна Игнатьевна, вы в таком прикиде козу доили?

Что такое «прикид», Анька знала, а исправник нет. Но догадался по смыслу, переспрашивать не стал.

— Не-а, я у тети Гали сарафан одолжила, но козу больше доить не надо. И так всю деревню перепугала — решили, что какая-то городская барышня пожаловала.

Еще бы не напугала. Я бы не удивился, если бы Анька еще и извозчика наняла.

Моя, «как бы прислуга», собралась пройти внутрь.

— И куда, по свежевымытому полу? — завопил я.

Эх, отомстил я Аньке за ее ворчание, когда она заставляла меня переобуться и не пропускала внутрь дома. Но с этой мартышкой номер не прошел.

— Так высохло все, — недоуменно отозвалась Анька и прошлепала дальше. На ходу продемонстрировала узел: — Я тут кое-что из посуды взяла, хоть на первое время. А еще свежих яичек, да хлеба. Все лучше, чем ничего. Разоримся мы с вами по ресторациям ужинать. Еще договорилась — полки для мисок с тарелками нам завтра привезут и столик небольшой — который на кухню. Я после сбегаю к нашему лавочнику, у того круглый стол был, раздвижной, для вашей гостиной пойдет. Дорого не запросит, но подождать придется. Завтракать и ужинать вам придется пока на кухне.

— Вот так-вот, Василия Яковлевич, — хмыкнул я. — Никакого уважения со стороны обслуживающего персонала. И не рассчитаешь ее.

— Похоже, Иван Александрович, ваша Анюта сама вас вскорости рассчитает, — изрек господин исправник. Поднявшись, Василий Яковлевич сказал: — Ладно, не стану мешать, обустраивайтесь. Потом поговорим.

Понятное дело, что Василий Яковлевич не только обо мне заскучал, но хотелось ему узнать — какая должность ему уготована? А кому будет неинтересно, если простого исправника собираются перевести в Департамент полиции, да еще и на руководящую должность? Абрютин уже говорил, что в 3-е делопроизводство он не желал бы идти. Конечно, господа офицеры — хоть гвардейские, а хоть и армейские, те еще чистоплюи. Не желают иметь дело с агентурной работой. Но Абрютина ожидала должность старшего делопроизводителя 2-го делопроизводства. Того, что занимается разработкой инструкций, следит за четким соблюдением полицией законов и указов. Василий — человек добросовестный и основательный. Должность как раз для него.