С Том 3 (СИ) - Вязовский Алексей

— Тебе интересно, кем я был до того, как стал адъютантом у Кирпоноса?

— Я и так знаю — сапером.

— Военинженером.

— А где служил?

И что ему рассказывать? Ясно, что не про меня настоящего, запорожского. Значит, про Соловьева. А что я про него помнил?

— Я окончил Мичуринское военно-инженерное училище. Поступил курсантом, выпустили лейтенантом.

— Хорошо учился? Это где, под Тамбовом?

— Там. Учили как всех. Три батальона, казармы…. Командиром батальона у нас был подполковник Рябов, а начальником училища — подполковник Коковцев Николай Иванович. Хороший мужик, часто прощал залетчиков. У нас был свой переправочный парк, — я вздохнул, вспомнил учебу под Ровно. — Давали тактику, саперное дело, минирование и разминирование. Подрыв объектов. Ну и мосты, переправы.

Мы перешли через замерзший ручей, причем Енот умудрился провалиться и пришлось останавливаться, разжигать костер, сушиться. Тут я вспомнил к месту:

— Берег левый, берег правый, снег шершавый, кромка льда…

— Это о чем ты? — спросил Базанов.

— Да стих такой. Знакомый написал.

— Прочитай.

Я напряг память. Что там Твардовский сочинил про нас, саперов?

— Переправа, переправа! Берег левый, берег правый, Снег шершавый, кромка льда… Кому память, кому слава, Кому темная вода, — Ни приметы, ни следа.

Народ подтянулся поближе, начал прислушиваться. Но я это дело пресёк. Не потому что дальше не помнил. Мало ли что. Вспомнит кто-то после, появятся думки, вопросы. Скромнее надо быть.

— Всё, дальше не помню. Давно это было. Может, позже.

Дождались, пока Енот оденется в сухое, затушили костёр, и двинулись дальше. Прошли пару километров, начала чувствоваться усталость. Притормаживать начал и головной дозор. Майор одернул их, приказал: — Шире шаг!

Дальше шли молча, но партизаны явно хотели продолжения. Аня стала чаще оглядываться. В ее глазах прямо плескалось любопытство. Первым не выдержал Махно:

— Не вспомнил, командир?

— Да какое там, — махнул я рукой.

— Погодьте, — Енот остановился, принюхался. — Дымом пахнет!

Мы продолжили движение, вышли из небольшой балочки и увидели хуторок среди рощицы. Три дома, высокие, крепкие ворота.

Махно, перекинул МП со спины, вопросительно посмотрел на меня.

— Андрей! — я протянул Быкову свой бинокль. — Сможешь вон на тот дубок забраться?

Как только наш разведчик влез на дерево, Махно дал одиночный выстрел в воздух. Если на хуторе есть немцы — засуетятся и выдадут себя.

— Никого! — крикнул сверху разведчик. — Только хозяева. И собаки.

Под лай псов мы подошли к полуоткрытым воротам, в которых стоял седой кряжистый мужик в тулупе. В руках он держал древнюю как говно мамонта двустволку. Может, такими французов гоняли в восемьсот двенадцатом.

— Ну здравствуй, хозяин, — первым поприветствовал я хуторянина, даже не прикасаясь к автомату. Впрочем, у других оружие недвусмысленно глядело вперед.

— И вам поздорову, — буркнул мужик. — Чьих будете?

— Свои, советские, — ответил майор.

— Свои месяц назад драпанули на восток.

— Как видишь, не все, — примирительно произнес я. — Пустишь?

Мужик с сомнением осмотрел мое воинство, задержал взгляд на Анне. Его лицо разгладилось, он кивнул в сторону дома:

— Заходите.

Зашли. Познакомились. Хозяина звали Егор Семенович. Его пожилую, маленькую жену — Авдотьей Степановной. Была у пары и дочка на выданье — кареглазая, фигуристая девушка с черной копной густых волос по имени Параска.

Егор Семенович оказался местным лесником, жил на отшибе, немцев в глаза не видел.

— Трупы только по Десне плыли. Вот и вся война. В Чернигов я не езжу. В Подгорном вроде был гарнизон немцев, но ушел.

— Партизанов маете? — на лесника сразу насел Енот.

— Параска! — Егор Семенович кликнул дочь, которая устраивала Анну у себя в светелке, погнал ее топить нам баню.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Нет у нас тут партизан — какие-то подпольщики развешивали листовки. Дескать, Москва держится, бейте фашистов… Похватали их.

— А почему столица должна пасть? — удивился я, располагаясь в горнице. Народ разбрелся по большому, сложенному из брусьев дому, хозяйка начала выставлять на стол нехитрую крестьянскую снедь — вареную картошку, сало, капусту, пару караваев хлеба. Появилась и четверть с мутным самогоном, но я только покачал головой. Лесник без сожаления тут же убрал бутылку за печку.

— Да, немцы через старост передали, что Москву взяли. Войне конец.

— То брехня! — стукнул по столу Махно.

— Ясно, что брехня. Месяца не прошло, как фашисты взяли Киев. Да и слыхал я, что не все там у гансов гладко. Побили наши подпольщики больших немецких начальников. Слухи-то идут…

Мы переглянулись со спустившейся по лестнице Анной, перемигнулись. Девушка надела глухое шерстяное платье, повязала на голову голубой платок. Присела к нам за стол. Мы выложили наши запасы — тушенку, немецкий сыр и сардины в банках.

Обедать пришлось в два приема. Сначала поели женщины, лесник и мы с майором и Махно. Потом Базанов сменил караульных, они пошли в дом, а мы вышли на улицу. Там под навесом сидел капитан и ковырялся со радиостанцией. Рядом на лавке стоял автомобильный аккумулятор с клеммами, от которых тянулись провода.

— Никанорыч! — позвал «Закуску» майор. — Иди перекуси!

— Сейчас закончу, — буркнул капитан.

— И что, получается?

Я заинтересовался, подошел ближе. Оказалось, что наш запасливый завхоз не только слил солярку с МАНа, но и успел снять аккумулятор. И теперь пытался подзарядить через него батарею радиостанции. Получилось плохо. Вернее, никак.

— А вот этот у вас, — кивнул лесник на Якова, — грузин, что ли? На Сталина похож, прямо как две капли. Молодой только и без усов.

У меня даже дыхание перехватило на секунду. Это же надо так вляпаться!

— Не, армянин, — сказал я. Надеюсь, что получилось спокойно. — Отощал в плену сильно, — зачем-то добавил.

— А дальше куда собрались хоть? — спросил Егор Семёнович. — Не то что местом интересуюсь, — тут же добавил он. — Больше интересно, чем заниматься будете.

— До Брянщины доберёмся, партизанить будем, — сказал я и замолчал, давая понять, что дальше беседовать на эту тему не собираюсь.

— Мы только наследим по самое не могу, — тяжело вздохнув, добавил Базанов. — Тут вдоль Десны — деревня за деревней. Транспорт нужен. Наше спасение — скорость.

Мы одновременно посмотрели на конюшню, где всхрапывал конь. Из дома вышли женщины, пошли к дымящей трубой бане.

— По следам на снегу нас легко найдут — я задумался над тем, что делать, но так ничего и не придумал.

Базанов распределил отряд на смены, я мылся в первый заход. Парились с веничками, уханьем и растиранием снегом. Под такую баньку пивка бы светлого, разливного, но где его взять?

Всю радость обломал немецкий самолет. Перед заходом солнца в небе начал кружить «костыль».

— Все в дом! — приказал майор, Анне, которая стригла сидящего на колоде Якова. Рядом валялись полешки, похоже хозяин перед нашим приходом рубил дрова.

Внутри было шумно — лесник выяснял отношения с женой.

— Дашь коня с санями! И отвезешь к Подгорному.

— Авдотья, как без лошади перезимуем? Дрова возить, съездить куда?

— Как-нибудь перебедуем, — как отрезала хозяйка.

— «Как-нибудь» — отставить! — вмешался в разговор я, развернул карту. — Достаточно подбросить нас до Подгорного, а там мы сами, ножками.

— Папа, а можно я с отрядом товарища Петра пойду? — в беседу влезла шустрая дочка лесника. — Они фашистов бьют!

— Цыц ты! Хочешь в землю лечь, одних нас оставить? — закричал на девушку Егор Семёнович.

— Они на концлагерь напали, пленных наших освободили — а вы сиднем сидите на печи. Так и просидите всю войну!