Тактик.1 - Тимофей Кулабухов

ты не знаешь, наш мускулистый друг тоже. Мы служим в армии Ордена не потому, что нам нравится Орден, а потому что других вариантов не видим.

— Ладно, пойду я на боковую. Мейнард, прости что дёргаю, но ты назначил часовых?

— Конечно. Проныру Апо из Бриггса и нашего приятеля рядового Увальня.

Я кивнул. Прослужив в армии неделю, я стал понимать почему командиры присваивают подчинённым клички.

У нас был Увалень, тот кто пытался нас ограбить, а теперь демонстрировал рвение и неискреннее подобострастие. Был рядовой Носатый Парень, рядовой Чубчик, рядовой Острый глаз (у этого было косоглазие), Проныра.

Прозвища давали потому, что лень запоминать имена. А так сразу понятно о ком речь.

Остальные пока что были просто «серой массой». Само собой, мы выделяли тех, с кем прошли сражение с орками, хотя это не означало, что считали остальных грязью под ногтями.

Наши новобранцы, в большинстве своём, были обычными бедолагами, выдернутыми из привычной жизни и брошенными в военную мясорубку.

Это были, в том числе крестьяне, чьи поля сожгли или отобрали, разорившиеся ремесленники, мелкие воришки, которым служба в Ордене показалась меньшим из зол по сравнению с виселицей или каторгой. Они не были героями, не рвались в бой с горящими глазами. Они просто хотели выжить. И в этом мы были с ними чертовски похожи.

Общая мотивация, даже если мы делали вид, что это не так, сближает.

Наконец, на исходе пятого дня, когда солнце уже лениво клонилось к закату, окрашивая небо в тревожные багровые тона, мы увидели цель нашего путешествия. Городок Хеорран, скорее похожий на криво-косо построенную деревню, виднелся вдалеке, а чуть ближе, у самого подножия невысоких, неравномерно поросших лесом каменных холмов, темнели некие хаотичные постройки. Золотой рудник. Наше новое место службы. И, судя по всему, очередная задница мира.

Прибыли мы уже в темноте, спотыкаясь на неровной дороге. Усталые, голодные, злые, как бродячие псы, которых забыли покормить. Нас никто не встретил. Ни оркестра, ни хлеба-соли, ни даже завалящего старейшины, который бы указал, куда приткнуться.

Только гнетущая тишина, нарушаемая назойливым стрекотом цикад, да завыванием ветра в дырявых стенах длинного, приземистого сарая, который, видимо, и должен был стать нашей новой казармой. От него несло сыростью, плесенью и чем-то еще, неуловимо отвратительным.

Единственными живыми душами, проявившими к нам хоть какой-то интерес, оказались местный нищий пьянчуга (индивидуум, выползший из-под куста), который потом сказал, что его зовут Зоб, да тощая, вся в репьях, приблудная собака с обрубленным хвостом, которую Зоб называл ласково — Куцехвостом.

Зоб что-то невнятно бормотал про щедрость новых господ, делая неопределенные жесты в сторону своих пустых карманов, а Куцехвост просто вилял остатком хвоста, с несбыточной надеждой заглядывая в глаза каждому проходящему, явно рассчитывая на съестную подачку.

— М-да, — протянул я, оглядывая убогое строение, которое, по идее, должно было вместить сотню человек.

Деревянный сарай, кривой как наша линия судьбы, гнилой и отвратительный даже на вид. Щели в стенах были такими, что в них мог бы пролезть не только Куцехвост, но и сам Зоб, будь он чуть трезвее.

Гостеприимство просто зашкаливает. Похоже, здесь нас «ждали» с распростёртыми объятиями. И, судя по всему, тут давно никто не жил уже очень давно. Сбежали, поди, всем личным составом?

— Слышишь, русский, а есть на этот счёт у тебя какая-то мудрость? — спросил Эрик.

— У меня на каждый случай что-то есть. В таком случае говорят — вот тебе бабушка и Юрьев день.

* * *

Утро.

Рассвет не осветил наши хоромы, не встретил нас неласковым солнцем, а лишь промозглым, пронизывающим до костей ветром, который беспрепятственно гулял по нашему «жилищу» через многочисленные щели и дыры в крыше. Завтрака, само собой, тоже не предвиделось. Наши скудные запасы подошли к концу еще вчера.

Только к полудню, когда наши желудки уже исполняли жалобные арии, мы удостоились чести лицезреть нашего непосредственного командира — сэра рыцаря, мать его, Нэйвика.

Явился его благородие вальяжно, неспешно, на сытом, холёном коне, который фыркал и косил спесивым глазом на нашу оборванную компанию. Благородного дядьку сопровождал оруженосец, такой же пухлый, румяный и лоснящийся от довольства, как и его господин.

На фоне нашего сборища бомжей они смотрелись инородно, как золотые червонцы около мусорной кучи с гнилой картошкой.

Нэйвик оказался пухляшом средних лет, полноватым, даже несколько рыхловатым, с багровыми от вина щеками и маленькими, вечно смеющимися, но при этом пустыми и бегающими глазками. От него за версту несло вином, чесноком и какими-то дешёвыми, приторными духами, которыми, видимо, пытались заглушить другие, менее приятные запахи. Одет он был в богато украшенный, хоть и слегка помятый, и заляпанный чем-то жирным, парадный доспех, который, казалось, был ему тесноват в талии и жалобно скрипел при каждом движении.

Мы, по инициативе Мейнарда, который всё ещё пытался соблюдать остатки воинских ритуалов, выстроили нашу голодную и злую роту для торжественной встречи. Однако его благородие Нэйвик даже не удостоил нас взглядом, неторопливо проехав мимо, словно мы были частью пейзажа, причём не самой интересной.

— А, это вы, пополнение, — лениво махнул он рукой, даже не потрудившись слезть с коня. Голос у него был тонкий и немного гнусавый. — Располагайтесь тут. Дела… дела, знаете ли. Живите, ходите, чем вы там ещё занимаетесь… решайте свои проблемы, вы же пехота… У меня дела в Хеорране. Важные задания от канцелярии командора Ордена, знаете ли.

И, не сказав больше ни слова, он развернул коня, едва не наехав на ногу одному из наших новобранцев, и в сопровождении своего ухмыляющегося оруженосца бодро ускакал в сторону городка, оставив нас в полном недоумении и на голодный желудок.

— Вот это, бляха, командир, — присвистнул я, когда пыль, поднятая копытами их коней, немного улеглась. — Чувствуется стратегический гений и отеческая забота о подчинённых. Сразу видно, человек на своём месте. Наверное, на очень мягком и тёплом месте.

— Денег на проживание и провиант он нам тоже не оставил, — недовольно констатировал Эрик, которого как это часто бывало, беспокоили практические вопросы.

— Похоже, мы тут сами по себе. Опять, — Мейнард молча сжимал кулаки так, что побелели костяшки. Его лицо стало темнее грозовой тучи.

И мы действительно оказались сами по себе.

Рыцарь Нэйвик больше не появлялся ни в тот день, ни в какой-либо последующий.

Слухи, доносившиеся из Хеоррана через крестьян, гласили, что он