Картограф (СИ) - Москаленко Юрий Мюн

Я очень надеялся, что глаза мои в этот момент выглядели как два куска замутнённого стекла. Икнув для верности, я «пояснил» свою мысль:

– Двещи триста носта сьмой ат жтва стова?

Поручик залился громким хохотом:

– Ну, ты, братец, и напоролся! Две тысячи четыреста девяносто седьмой год от основания Рима! Хотя, тебе… тибе, поди, и вовсе… – он вздохнул. – Без разницы! Ладно, спать давайте укладываться! Завтра рано вставать!

Глава 9

Я лежал на лавке и смотрел в потолок. Смотреть-то я смотрел, только в избе темень была такая, хоть топор вешай. А-а-а, нет! Хоть глаз коли, вот. Собственно, я там ничего высматривать и не собирался, я думал, прокачивал ситуацию.

Значит, две тысячи четыреста девяносто, да ещё и седьмой. И не от сотворения Мира, а от сотворения Рима. И когда же его сотворили? Или создали… или как там правильно? Лет за пятьсот до нашей эры? Или раньше? Или позже? Вот уж не думал, что когда-нибудь понадобится.

По мнению господ офицеров, карта старая и потому никчёмная, надо будет их переубедить. И ещё, может быть и правда, с ними податься? С этими я уже, какой никакой контакт наладил, вроде даже нужен им для чего-то, а в той же Самаре может и не проканать.

Возьмут меня под белы рученьки… это хорошо если под белы рученьки, а то ведь и за цугундер могут схватить. Возьмут, значит, так и начнут выпытывать калёным железом, паяльников-то у них, наверное, нет… да, возьмут и спросят: «Кто ты, мил человек?». А сами иголки сапожные под ногти.

А тут ещё эти, из Хацапетовки которые приспеют. «Он это, он Демидушку нашего порешил! Душегуб! Нехристь! Волк позорный, конь педальный!». И тогда возьмут меня снова, выведут в чистое поле, поставят лицом славянской национальности к стенке, и пустят пулю в лоб.

В плане с бегством в Нижний я теперь видел ещё один минус: там меня никто не ждал. Да меня, собственно, нигде никто не ждал. Это если не считать поручика. Что ж, давайте его посчитаем. Я ему нужен. А он мне? Мне необходимо переодеться, да и вообще внешность сменить: постричься, побриться… что ещё можно сделать? Сутулиться? Можно, наоборот, бороду отпустить. Да, это, пожалуй, лучше будет.

Что ещё выдаёт во мне гостя из будущего? Будёновка и волочащийся за спиной парашют? Незнание реалий этого мира! Вот что. Как с этим бороться? Переодеться, свалить от этих и прикидываться глухонемым? Вариант.

А как бы я сам искал меня, будь я на месте тех, кто меня ищет? Если бы я встретил того мужика, у которого я дорогу спрашивал, то непременно рванул бы на всех парах в Самару. А если бы не встретил? А если бы не встретил, то… то тогда бы начал методично обшаривать все окрестности и выспрашивать население про незнакомца в пятнистой одёже.

Очень интересно! И куда податься? Завтра с утра резким движением переодеться и бегом в Нижний. Потому что тут я как на ладони. И похрен, что меня там не ждут! Зато не ищут.

А с другой стороны, если меня сейчас будут искать в Самаре, то это не такой уж и большой городок, чтобы в нём затеряться. Не миллионник – это точно. Да ещё и денег у меня ни копья. Можно продать некоторые не особенно нужные вещи, вот только по ним, по этим вещам меня выследят ещё надёжнее. Я бы точно выследил. Говорят ещё, что темнее всего под пламенем свечи. Вот только стоит ли полагаться на эту псевдонародную мудрость?

Так и эдак прикидывая тёмные и светлые стороны обоих вариантов, я незаметно для себя уснул.

2/2/Вс

Проснувшись поутру от шума, производимого обычной суетой повседневной крестьянской жизни, я понял, что так и не решил, бежать мне от преследователей или наоборот залечь на дно. Как бы там ни было, но день уже начался, и надо было поторапливаться.

После не хитрых водных процедур у деревянной бочки, я подошёл к сидевшему за столом поручику и напомнил ему про карту:

– Ну, что, Роман Елизарыч, как Вы решили распорядиться секретной картой тайных масонов? Желаете ею воспользоваться? Или всё же предполагаете сами управиться?

Он поднял на меня задумчивый взгляд, но сказать ничего не успел, я отправил ему новый посыл для размышлений:

– Нет, до холодов, я думаю, вполне можно успеть. Без выходных, наверное, но точно можно. Да. Думаю, успеете. Всё у вас получится. Я в вас верю.

Тут командир военных геодезистов самым натуральным образом причумел. Он аж чуть не задохнулся от обилия слов, желающих одновременно вырваться наружу.

– Андрей Иваныч! Ты чего? А как же…? Ты же вроде как с нами… Или передумал? Ты это из-за карты своей расстроился, что ли? Та плюнь ты на неё! Мы свою, нарисуем! Наше лучше будет! Вот увидишь. В сто раз лучше. В тысячу. А эта… она всё равно неправильная. Нет, ну, мы это… мы, давай, вот как сделаем… мы, давай, её тоже князю покажем. А чего? Пускай поглядит. Пусть увидит, что и мы не лыком шиты. Не из лаптя щи хлебаем, любым масонам рыло портянкой утрём. Андрей Иваныч! Поехали. А?

Князю покажем? Хорошо бы, конечно. Вот только времени ехать к князю у меня нет. Мне валить отсюда надо. Прямо сейчас. Может быть, минут двадцать или даже тридцать у меня ещё есть, но потом однозначно валить. Широкими частыми прыжками. А вот прямо сей момент необходимо ускорить процесс приобретения моей карты этим конкретным поручиком:

– Роман Елизарыч, с вами я не поеду. Что, как, да почему – это всё не так важно. Важно вот что: карту Вы у меня покупать будете? Или мне её кому-нибудь другому предложить? Как считаете, в Самаре могут найтись заинтересованные люди, которые её поскоренькому перерисуют для себя, а оригинал его Светлости предъявят? Ну, как Вы и предлагали.

Уж не знаю, чем именно поручик был раздосадован больше, тем, что я с ним на эту его съёмку не поеду, или тем, что оказался весьма даже меркантильным типом и возжелал презренного металла за не очень полезную карту, но он тут же погрузился в тяжкие раздумья.

– И сколько Вы за сею карту денег желаете выручить? – поинтересовался он голосом, в котором присутствовало и благородство дворянина, презирающего деньги, и само презрение к людям алчущих их.

– Как сколько?! – я и сам не знал ответа на этот вопрос, поэтому подошёл к делу серьёзно: – Сто тыщ мильёнов! Дешевле никак не могу, сударь. Никак! Хоть режьте, хоть стреляйте.

Шутка позабавила Старинова:

– Ну, а всё же? – улыбаясь спросил он.

Я задумался: с одной стороны, цен здешних я не знал, а с другой, я понятия не имел, насколько ценна может оказаться эта карта, стоящая копейки в нашем мире и существующая в этом в единственном экземпляре. И тут мне показалось, что я нашёл выход:

– Чтоб на пару недель хватило.

Теперь озадачился поручик:

– С Вашей любовью к азартным играм? Вы ведь должно быть, таким образом, и лишились большей части своего имущества? – и он упёр немигающий взгляд мне в глаза.

Что тут скажешь? Сам виноват: «Выиграл, выиграл!», только выиграл-то не шибко нужные вещи, зато необходимые проиграл. А куда ж они ещё могли деться?!

– Как я лишился своего имущества, Роман Елизарыч, я, возможно, Вам как-нибудь расскажу. Когда мы с Вами больше доверять друг другу станем. А пока Вы вольны думать, что Вам в голову взбредёт! – и я сделал оскорблённое лицо.

Препирательства наши прервало появление Данилыча:

– Беда, вашзурятство, – сказал он это каким-то безразличным тоном, проинформировал и всё, в известность поставил.

Мы с поручиком оба насторожились. Понятное дело, у каждого были свои причины беспокоиться.

– Что стряслось, Данилыч? – осведомился у подчинённого поручик.

– Лихие людишки в Балабановке обоз перебили.

Вот оно, началось! Валить уже надо! Щас дослушаю, что им известно, и свалю. Лишь бы этих валить не пришлось. Как ненужных свидетелей. Или того хуже, как людей, пытающихся меня зарестовать.

– В Балабановке? Это далеко отсюда? – спросил поручик.

Сержант наморщил лоб, явно что-то прикидывая:

– Отсюда вёрст, почитай, тридцать будет. Да кабы не все сорок.